Страница 62 из 65
И напоследок Мелеагр призвал к любимому занятию людей во времена всяких смут.
– Что же вы не бежите разграблять царские сокровища? Наследником этих богатств уж конечно является народ.
Произнеся последнюю фразу, буйный Мелеагр принялся пробираться к выходу, а дававшие ему дорогу поспешили следом. Первому возмутителю спокойствия удалось собрать большую толпу воинов; «вся сходка превратилась в мятеж и раздор». Решительному Мелеагру это и было надо, но вдруг простой солдат, «неизвестный большинству македонцев», добавил к множеству «достойнейших» претендентов еще одного:
– Зачем прибегать к оружию и гражданской войне, когда у вас есть царь, которого вы ищете? Вы обходите Арридея, рожденного Филиппом, брата Александра, только что бывшего вашим царем; он участник священных церемоний и единственный теперь наследник. Чем он это заслужил? Что он сделал, что вы лишаете его прав, признанных у всех народов? Если вы ищете подобного Александру, вы такого никогда не найдете; если близкого ему, то таков один он.
Сходка вначале умолкла, обдумывая новое предложение, затем солдаты решили позвать самого Арридея. Новая кандидатура совсем не устраивала Пердикку – его помощник Пифон принялся со слезами на глазах разъяснять солдатам: какой недостойный выбор они сделали. Арридей ведь был прижит Филиппом от блудницы из Ларисы; бытовало мнение, что у принца не все в порядке с разумом.
Курций уточняет:
Но то, в чем он его упрекал, вызвало больше ненависти к нему самому, чем презрения к Арридею: ибо, жалея его, все начали ему покровительствовать.
Воинов больше устраивал безвольный царь, который не будет, подобно Александру, гонять их в трудные, опасные походы. Арридея провозгласили царем и наградили громким именем его отца – Филиппа. Мелеагр из ненависти и вражды к Пердикке решил использовать ситуацию.
Он ворвался во дворец, увлекая за собой Филиппа и крича, что в интересах государства он поддерживает только что избранного царя: пусть все проверят зрелость его возраста и сами убедятся, что он потомок Филиппа, царский сын и брат. Никакое глубокое море, никакой бурный прилив не может поднять таких волн, какими бывают движения в толпе, особенно если она упивается новой и недолговечной свободой.
К этому времени сторонники Пердикки уже приняли решение объявить царем еще не родившегося сына Роксаны; военачальников поддержали всадники. В результате между фалангой Александра и его всадниками разгорелась настоящая война. Первая кровь была пролита здесь же, у тела Александра.
Возмущенный Пердикка отзывает в сторону желающих охранять тело Александра, но ворвавшиеся силой издали мечут в него копья. Многие были ранены, когда вельможи, сняв шлемы, чтобы их легче было признать, начали просить бывших с Пердиккой не начинать распри, а уступить царю и большинству.
Пердикка бросил бесполезное оружие и призвал македонян опомниться:
– Какое восхитительное зрелище для врагов! Как они будут радоваться тому, что те, чье оружие нанесло им горестное поражение, теперь убивают друг друга и своей кровью совершают надгробные жертвоприношения теням ими же убитых врагов!
Эти слова остудили воинственный пыл соплеменников, примирились и даже обнялись Пердикка с Мелеагром. После этого было решено «провести проверку всего войска по обычаю предков». Здесь-то к Пердикке вернулась запоздалая способность действовать решительно. Он отобрал из строя македонян примерно 300 человек – тех, что наиболее возмущались и поддерживали Мелеагра; затем их отвели в сторону и в следующий миг на глазах у всего войска растоптали слонами.
Мелеагр слишком поздно понял хитрость Пердикки; он пытался укрыться в храме, но даже святость места не спасла его от смерти.
Жестокие меры ненадолго остудили горячие македонские головы: войско отправилось в лагерь, а военачальники собрались на новый совет. Чтобы лишний раз не злить солдат, номинально царем оставили Арридея, но все владения Александра решили поделить. Согласно Курцию Руфу, империю Александра разрезали на следующие куски.
Сатрапом Египта и африканских народов, ему подвластных, был сделан Птолемей. Лаомедонту была дана Сирия с Финикией, Филоту назначена Киликия, Ликию с Памфилией и с Великой Фригией должен был принять Антигон; в Карию был послан Кассандр, в Лидию – Менандр. Малую Фригию, прилегающую к Геллеспонту, сделали провинцией Леонната; Каппадокия с Пафлагонией отошла к Эвмену. Пифену было приказано управлять Мидией, Лисимаху – Фракией и прилегающими к ней понтийскими народами. Было также решено, чтобы стоящие во главе Индии, Бактрии, Согдианы и других племен на берегу океана или Красного моря обладали и военной властью в пределах подвластных им стран. Пердикка должен был находиться при царе и командовать состоявшими при нем войсками.
По словам Юстина, часть державы была предназначена и сыну Александра от Роксаны (если он родится). Самый лакомый кусок – Греция и Македония – остались за врагом Александра и Олимпиады – Антипатром.
На протяжении всех этих событий мы не упомянули о погребении Александра; и вовсе не случайно – его не было.
Курций Руф рассказывает:
Шел седьмой день, как тело царя лежало на катафалке, а мысли всех были отвлечены от ритуальных забот разрешением вопросов об устройстве государства. Нигде больше нет такого жаркого климата, как в Месопотамии; многих животных, застигнутых на голой почве, солнце там убивает. Такова сила накаленного воздуха, что все сжигается как бы огнем. Когда друзья смогли наконец отдаться заботам о бездыханном теле и вошли в зал, не заметили на теле никаких признаков тления, ни даже бледности смерти: с лица его не сошла и та живость, которая поддерживается дыханием. Так что египтяне и халдеи, которым было приказано приготовить тело по их обычаю, сначала не решались тронуть его руками, думая, что оно дышит; затем, помолившись, чтобы им, смертным, было позволено прикоснуться к божеству, они очистили тело, наполнили благовониями и положили на золотое ложе, украсив голову знаками его сана.
Заботы о доставшихся территориях вновь препятствовали военачальникам в деле похорон царя. Неизвестно, сколько бы еще тело Александра оставалось среди живых, если бы не прорицатель Аристандр из Тельмесса. На тридцатый день после смерти царя он вошел в македонское собрание и, по словам римского писателя Элиана, «сказал, что из всех царей, которые известны в истории, Александр самый счастливый и в жизни, и в смерти. Боги сказали, что земля, которая примет его тело, бывшее ранее обиталищем его души, будет счастлива и непобедима».
После этого заявления труп Александра резко вырос в цене. Начался спор за его прах; все будто забыли, что тот завещал похоронить себя в храме Аммона. Самым проворным оказался Птолемей; он выкрал тело и отправился в Египет. Пердикка начал преследовать похитителя. И все же Птолемей обманул соперника: он сделал муляж тела Александра, нарядил его в царскую одежду и уложил в персидскую колесницу, богато украшенную серебром, золотом и слоновой костью. Пока Пердикка гнался за желанной колесницей, настоящее тело Александра проселочными дорогами было доставлено в Египет.
Согласно Павсанию, Птолемей похоронил Александра по македонскому обряду в Мемфисе, но впоследствии перевез его прах в Александрию.
По свидетельству Страбона, тело Александра вначале покоилось в золотом гробу, но потом гроб похитил уже другой Птолемей, прозванный «Коккесом» (Багряным) и «Парисактом» (незаконным претендентом, узурпатором) – видимо, речь идет о Птолемее XI. Для тела великого завоевателя сделали другой гроб «из прозрачного камня» (горного хрусталя), в котором оно находилось на всеобщем обозрении около трехсот лет. По крайней мере, в 30 году до н. э., после завершения борьбы с Антонием и Клеопатрой, император Август посетил место последнего пристанища Александра. «Он осмотрел тело Великого Александра, – рассказывает Светоний, – гроб которого велел вынести из святилища: в знак преклонения он возложил на него золотой венец и усыпал цветами». Дион Кассий утверждает, что Август не только осмотрел тело, но и ощупал его, и при этом повредил нос.