Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 65



Мечтая овладеть планетой, Александр долго не решался войти в город, который избрал своей столицей. Царь помнил, что именно в Вавилоне перед смертью ему назначил свидание индийский философ. И все же он боялся и шел навстречу своим неведомым страхам; шел, «все время останавливаясь и разбивая лагеря, давая войску отдохнуть и медленно продвигаясь вперед». Так описывает путь Александра Диодор; описание весьма непривычное, если учесть, что Александр привык молниеносно преодолевать реки, пустыни, горные массивы.

Дальше еще хуже. Увы! Земля и небо, люди и боги устали от Александра; судьба отказывалась ему помогать и только посылала одно за другим последние предупреждения. Александр понимал их и, пожалуй, впервые в жизни испытал настоящий страх. Он понял, что является смертным человеком и его конец близок; он достиг многого, но стать богом не получилось. Он боялся и шел, ибо вопреки мнению богов считал, что не исполнил до конца свое предназначение на этой земле. Шел осторожно, изо всех сил пытаясь отвратить от себя неблагоприятные знамения.

Читаем у Диодора Сицилийского.

Когда он был в 30 стадиях от Вавилона, то встретил так называемых халдеев. Они пользовались великой славой как знатоки астрологии, и вековые наблюдения выучили их предсказывать будущее. Выбрав из своей среды наиболее пожилых и наиболее сведущих, они поручили им, узнав по звездам, что царя ожидает в Вавилоне смерть, предупредить его о грозящей опасности и посоветовать ему никоим образом не входить в город.

Он может избежать беды, если восстановит памятник Белу, уничтоженный персами, и, оставив выбранную им дорогу, минует город…

Александр, выслушав предсказания халдеев, испугался; чем больше думал он о мудрости и славе этих людей, тем больше росло его смятение. Наконец он отослал многих друзей в город, а сам обогнул Вавилон по другой дороге и стал лагерем в 200 стадиях от него.

Все были изумлены, и к нему явилось много эллинов, в том числе и философ Анаксарх со своими последователями. Узнав, почему царь не прибыл в Вавилон, они пустили в ход все философские рассуждения и настолько переубедили царя, что он преисполнился презрения ко всякой мистике, особенно же той, которую так ценили халдеи.

Поэтому царь, словно исцеленный философскими рассуждениями от душевной раны, двинулся с войском в Вавилон.

Были у Александра и подозрения, что халдеи пытаются извлечь собственную выгоду, а не выражают волю божества. И все же страх его не оставлял, царь старался следовать рекомендациям жрецов. Последние смирились, что Александр войдет в Вавилон и напоследок посоветовали:

– Царь, не иди, по крайней мере, сам и не веди свое войско, глядя на закат; обойди лучше город с востока.

Александр послушно принялся обходить Вавилон, но оказался с войском в топком болоте и, «таким образом, – делает вывод Арриан, – и добровольно, и против воли оказал неповиновение богу». Плутарх сообщает, что, «приблизившись к стенам города, царь увидел множество воронов, которые ссорились между собой и клевали друг друга, причем некоторые из них падали замертво на землю у его ног».

Тревога не прошла, когда Александр живой и невредимый оказался в Вавилоне. Большую часть времени царь предпочитал проводить вне вавилонских стен, располагаясь лагерем в разных местах и совершая прогулки на корабле по Евфрату. Однако и здесь Александра преследовали нехорошие приметы.

Арриан передает случай, произошедший во время путешествия по местным озерам. Александру захотелось осмотреть могилы ассирийских царей, которые имели обыкновение находиться среди озер и болот. Во время плавания Александр сам правил триерой; внезапно сильным ветром у него с головы снесло шапку с диадемой: шапка упала в воду, а диадема оказалась на тростнике, росшем на могиле какого-то древнего царя. Тотчас за ней вплавь отправился один из моряков; на обратном пути, чтобы не замочить диадему и чтобы удобнее было грести, он надел ее на голову. По словам многих, писавших об Александре, Александр подарил ему талант за усердие и велел отрубить голову, так как прорицатели тут же объявили:

– Нельзя оставить на свете голову, на которой была царская диадема.

Александр строго карал тех, кто даже случайно посягнул на знаки, приличествующие только ему.

Однажды на самого большого и красивого льва, содержавшегося в зверинце Вавилона, напал домашний осел и убил его ударом копыта. Что ж, бывает и такое…

Но все эти, казалось бы, бытовые мелочи действовали угнетающе на Александра. Его словно подменили, это совершенно не тот царь, которого мы знали на протяжении всего повествования.

Состояние царя описывает Плутарх.



Исполненный тревоги и робости, Александр сделался суеверен, все сколь-нибудь необычное и странное ему казалось чудом, знамением свыше, в царском дворце появилось великое множество людей, приносивших жертвы, совершавших очистительные обряды и предсказывавших будущее. Сколь губительно неверие в богов и презрение к ним, столь же губительно и суеверие…

Гераклов кубок

Судьба его выждала, пока он, покорив Восток и дойдя до океана, выполнил все, что доступно человеку.

Александр мог еще некоторое время жить, несмотря на старание предсказателей и множество плохих знамений, если бы не привычка, которая накануне свела в могилу Гефестиона.

По словам Юстина, «вернувшись в Вавилон, он много дней отдыхал и торжественно возобновил прерванные (вследствие походов) пиры. Он весь предался развлечениям, и однажды, когда, пропировав целый день и присоединив к нему ночь, он уже собрался уходить с пира», его пригласил к себе фессалиец Медий, чтобы продолжить пирушку.

Ну какой, даже самый здоровый, человек выдержит без сна и отдыха целые сутки непрерывного пьянства!? И тем более царю не следовало принимать предложение первого встречного (по крайней мере, этот фессалиец впервые упоминается у древних авторов).

Александр принял приглашение Медия, и, если судить по сведениям источников, был весьма активным гостем. Согласно Плутарху, Александр «пил весь следующий день, а к концу дня его стало лихорадить». Появившуюся лихорадку царь лечил своеобразным способом: Плутарх, ссылаясь на Аристобула, сообщает, «что, жестоко страдая от лихорадки, Александр почувствовал сильную жажду и выпил много вина, после чего впал в горячечный бред».

О неумеренном питье у Медия говорит и Диодор Сицилийский:

Обильно наливая себе неразбавленного вина, Александр под конец выпил большой Гераклов кубок. Вдруг, словно пораженный сильным ударом, он громко вскрикнул и застонал; друзья вынесли его на руках.

Это был еще не конец, умирал Александр долго и мучительно. Арриан, ссылаясь на неизвестный источник, пишет, «что Александр, почувствовав близкий конец, ушел с намерением броситься в Евфрат: исчезнув таким образом из среды людей, он утвердил бы в потомках веру в то, что, произойдя от бога, он и отошел к богам. Жена его, Роксана, увидела, что он уходит, и удержала его; Александр же со стоном сказал, что она отняла от него непреходящую славу: стать богом».

Плутархом наиболее подробно описаны последние дни Александра: со времени посещения пира Медия и до кончины:

На восемнадцатый день месяца десия он почувствовал в бане сильнейший озноб и заснул там. На следующее утро он помылся, пошел в спальню и провел день, играя с Медием в кости. Вечером он принял ванну, принес богам жертвы и поел, а ночью его сильно лихорадило.

На двадцатый день он принял ванну, совершил обычное жертвоприношение и, лежа в бане, беседовал с Неархом, который рассказывал ему о своем плавании по Великому морю.

Двадцать первый день он провел таким же образом, но жар усилился, а ночью он почувствовал себя очень плохо и весь следующий день его лихорадило. Перенесенный в большую купальню, он беседовал там с военачальниками о назначении достойных людей на освободившиеся должности в войске.

На двадцать четвертый день у Александра был сильный приступ лихорадки. Его пришлось отнести к жертвеннику, чтобы он мог совершить жертвоприношение. Высшим военачальникам он приказал остаться во дворце, а таксиархам и пентакосиархам – провести ночь поблизости.

На двадцать пятый день, перенесенный в другую часть дворца, он немного поспал, но лихорадка не унималась.

Когда к нему пришли военачальники, он не мог произнести ни слова, то же повторилось и на двадцать шестой день.