Страница 52 из 65
Александр был опечален результатом короткого боя, как будто только что проиграл решающее сражение. Македоняне также находились в большом унынии, и лишь греки чествовали победителя, как могли: земляки украсили его лентами, словно он прославил всех эллинов.
Судьба однако не позволила Диоксиппу долго наслаждаться победой. Он сразу же попал в немилость к Александру, а придворные льстецы, желая угодить царю, нашли способ окончательно избавиться от ненавистного героя. Они уговорили слугу афинянина подбросить ему под подушку золотой кубок, якобы пропавший у Александра.
Послушаем окончание этой истории из уст Диодора Сицилийского:
На очередной пирушке его обвинили в воровстве, ссылаясь на то, что у него нашли кубок, – Диоксипп был опозорен и обесславлен. Видя, что македонцы устремляются на него, он ушел с пирушки. Вскоре после этого, прибыв уже к себе домой, он написал Александру о подстроенной ему ловушке, поручил близким передать это письмо царю, а сам покончил с собой.
Безрассудно согласился он на поединок и еще бессмысленнее оборвал свою жизнь. Поэтому многие корили его и осуждали за глупость, говоря, что худо иметь большое тело и малый ум. Царь, прочтя письмо, опечалился смертью Диоксиппа и часто вспоминал о его доблести. Пренебрегая живым и тоскуя об умершем, который уже ничем не мог послужить ему, он раскрыл низость клеветников и понял высокие качества этого человека.
Это в духе Александра: отправить человека, выделившегося какими-либо замечательными качествами, на смерть и затем лить крокодильи слезы. Точно так же он переживал за им же погубленных Клита, Филоту, Пармениона…
Глава 5. На закате
Путь по Индии продолжался еще пять месяцев. И снова Александр ввязывается в любой бой, находя для этого малейший повод, и снова он впереди сражающихся. Так, он напал на индийское племя оритов потому, что оно «не оказало никаких дружеских услуг ни ему, ни его войску». Очень потрясла и удивила македонян битва за пограничный город брахманов. Они легко обратили в бегство войско индов, частью перебили, частью загнали в городские стены. При этом немало воинов Александра было ранено, и самое удивительное было то, что умирали в страшных муках даже те, кому случайная стрела нанесла небольшую царапину.
Македоняне не сразу поняли, что имеют дело с новым страшным оружием. Его действие описывает Диодор Сицилийский.
Оказалось, что варвары смазывали свое оружие смертельным ядом. Полагаясь на его силу, они и вышли, чтобы решить боем свою судьбу. Яд этот получали из каких-то змей: их ловили и, убив, клали на солнце. От зноя змеиные трупы становились мягкими, из них вытекала жидкость – в этой влаге и заключался змеиный яд.
Раненый сразу впадал в оцепенение, вскоре начинались жестокие боли, судороги и дрожь сотрясали все тело. Кожа становилась холодной и синей; больного рвало желчью; из раны текла черная пена и начиналась гангрена, быстро распространявшаяся по главным частям тела; смерть была ужасной. Одинаковая судьба ожидала и тех, кто получил большие раны, и тех, кого случайно и слегка оцарапало. Такой смертью погибали раненые, но царь не так уж печалился над их судьбой; особенно огорчала его рана Птолемея, будущего царя (Египта), а тогда царского любимца.
Ужасы бедствий
Александр пошел этой дорогой, хорошо зная, как она трудна, только потому, что услышал, будто из тех, кто до него проходил здесь с войском, никто не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов.
Чтобы спасти Птолемея, одного из последних своих друзей, Александр занялся лихорадочными поисками противоядия. Его все-таки нашли, и Птолемей остался жить. Но множество македонян не дождалось лекарства.
Страшная смерть македонян от неизвестного яда была лишь слабой местью за то, что Александр сделал в этой области Индии накануне. Во владениях царя Самба он перебил до 80 тысяч индов; много пленных было продано в рабство. Вождя индов, осмелившегося оказать македонянам сопротивление, Александр приказал распять на кресте.
Впрочем, не инды нанесли наибольший урон войску македонян, а легкомыслие или безумие Александра. Он сознательно выбрал самую трудную дорогу, лишенную всего необходимого: воды и каких-либо припасов. Для чего он это сделал? Ответ есть у Арриана:
Александр пошел этой дорогой, хорошо зная, как она трудна, только потому, что услышал, будто из тех, кто до него проходил здесь с войском, никто не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов. И у нее, по рассказам местных жителей, уцелело только 20 человек из всего войска, а у Кира, сына Камбиза, только 7, не считая его самого. Эти рассказы и внушили Александру желание состязаться с Семирамидой и Киром.
От войска Александра осталось больше людей, чем от войска Кира, но какие мучения вынуждены были претерпеть македоняне из-за больного (не болезненного) честолюбия царя. Когда знакомишься с описанием перехода через пустыню, возникает непреодолимое чувство жалости к македонянам, хотя накануне они были палачами целых народов. Обида за них возникает потому, что сложили они головы не в честном бою, а исключительно из-за каприза царя. Курций Руф пишет:
Израсходовав свои запасы, македонцы начали терпеть нужду, а потом и голод и стали питаться корнями пальм, так как произрастают здесь только эти деревья. А когда и этой пищи стало не хватать, они закалывали вьючных животных, не жалели и лошадей, и когда не стало скота, чтобы возить поклажу, они предавали огню взятую у врага добычу, ради которой и дошли до крайних восточных стран.
За голодом последовали болезни: непривычный вкус нездоровой пищи, трудности пути и подавленное состояние духа содействовали их распространению, и нельзя было без урона в людях ни оставаться на месте, ни продвигаться вперед: в лагере их угнетал голод, в пути – еще больше болезни. Однако на дороге оставалось не так много трупов, как полуживых людей. Идти за всеми не могли даже легкобольные, так как движение отряда все ускорялось: людям казалось, что чем скорее они будут продвигаться вперед, тем ближе будут к своему спасению. Поэтому отстающие просили о помощи знакомых и незнакомых.
Но не было вьючного скота, чтобы их везти, а солдаты сами едва тащили свое оружие, и у них перед глазами стояли ужасы грозящих бедствий. Поэтому они даже не оглядывались на частые оклики своих людей: сострадание заглушалось чувством страха. Брошенные же призывали в свидетели богов и общие для них святыни и просили царя о помощи, но напрасно: уши всех оставались глухи. Тогда, ожесточаясь от отчаяния, они призывали на других судьбу, подобную своей, желали и им таких же жестоких товарищей и друзей.
Согласно Диодору Сицилийскому, перед пустыней Александр завел войско к народу «негостеприимному и звероподобному». Здешние индийцы питались мясом китов, которых выбрасывало море, и жили в хижинах, построенных из китовых ребер. Естественно, македоняне не только не нашли добычи, но и столкнулись с трудностями, которые будут увеличиваться с каждым днем пути.
Александр с трудом прошел через эту область, так как еды здесь не хватало, и вступил в пустыню, где вообще не было ничего, чем поддерживается жизнь. Многие погибли от голода; войско пало духом; Александр был во власти печали и заботы: страшное зрелище представляла собой смерть этих людей, которые превзошли всех своей воинской доблестью и теперь бесславно погибали в пустыне от голода и жажды.
Даже Арриан, который всегда с симпатией относится к Александру, на сей раз им недоволен. Древний автор сочувствует страдающим по его вине македонянам:
Жгучий зной и отсутствие воды погубили много людей и еще больше животных, которые падали, увязая в раскаленном песке; много умирало и от жажды. По дороге встречались целые холмы сыпучего песка, который нельзя было утоптать: в него проваливались, как в густую грязь или, вернее, как в рыхлый снег…
В гибели большого числа животных часто виноваты были сами солдаты. Когда у них не хватало хлеба, они, сойдясь вместе, резали лошадей и мулов, питались их мясом и говорили, что животные пали от жажды или от усталости…
А между тем трудно становилось везти больных и от усталости отставших: не хватало животных, а повозки солдаты сами изрубили в куски, потому что их невозможно было тащить по глубокому песку, и люди уже с первых дней были вынуждены идти не по самой короткой дороге, а выбирать наиболее легкую для животных. Но и тут были отстающие: больные, измученные или усталостью, или зноем, или жаждой, и не было никого, кто повел бы их дальше, никого, кто остался бы ухаживать за ними. Поход совершался с великой быстротой; в заботе о главной цели отдельными людьми по необходимости пренебрегали. Некоторых сон одолевал на дороге (переходы совершались главным образом ночью): проснувшись, они, если были в силах, шли по следам войска. Кое-кто и уцелел, но большинство погибло в песках, утонув в них, словно в море.