Страница 26 из 52
Через несколько дней после того, как я поступил на работу, командор вызвал меня в дирекцию. На этот раз я заметил фотографии с парусной лодкой, вполне, кстати сказать, пристойные. Командор сказал, что пора заняться делом. Первое, что я должен сделать, – это пойти в библиотеку и попросить у Пальетты книгу Керрна о диабете. Я ведь знаю немецкий, не так ли? Отлично, значит, смогу прочесть ее в оригинале, а не в ужасном французском переводе, который заказали в Базеле. Сам он, по его признанию, прочел работу в переводе и, хотя мало что понял, успел убедиться: этот доктор Керрн большой знаток, и было бы здорово первыми воплотить его идеи в жизнь. Бесспорно, писал он немного путано, но там, в Базеле (в первую очередь, конечно, мумифицированный советник), придают большое значение производству таблеток от диабета. Когда я возьму в библиотеке Керрна и внимательно его прочту, мы поговорим подробнее, но пока, не теряя времени, надо начинать работу. Из-за крайней занятости он не смог уделить труду доктора заслуженного внимания, но две основные идеи он из этого труда почерпнул и хотел бы их проверить на практике.
Первая идея касается антоцианов. Он надеется, мне известно, что антоцианы – это пигменты красных и голубых цветов, которые легко подвергаются окислению и восстановлению. Такими же свойствами обладает и глюкоза. А диабет есть не что иное, как аномальное окисление глюкозы. Следовательно, можно попытаться стабилизировать окисление глюкозы с помощью антоцианов. Лепестки васильков очень богаты антоцианами, поэтому он, понимая всю важность проблемы, велел засеять васильками целое поле, а затем собрать лепестки и высушить их на солнце. Моя задача – попытаться получить из сушеных лепестков экстракт и проверить его действие на кроликах, контролируя содержание в их крови сахара.
Вторая идея более неопределенная и в то же время, несмотря на запутанность, более простая. Согласно все тому же доктору Керрну, переложенному командором с французского языка на ломбардский диалект, фосфорная кислота играет ключевую роль во взаимодействии с углеводами. На это возразить было нечего, гораздо менее убедительной мне показалась гипотеза командора, основанная на голословном утверждении Керрна, будто бы достаточно ввести диабетику немного фосфора растительного происхождения, чтобы восстановить нарушенный обмен веществ. В то время я был еще настолько наивен, что верил, будто начальство можно переубедить, а потому позволил себе несколько возражений. Но после каждого моего возражения командор становился все жестче и тверже, как медная пластина после удара молотком. Наконец он прервал меня на полуслове и приказным тоном посоветовал провести анализ, выбрать растения, наиболее богатые органическим фосфором, приготовить из них вышеупомянутые экстракты и ввести их вышеупомянутым кроликам. Напоследок он пожелал мне успехов в работе и приятного вечера.
Когда я пересказал Джулии наш разговор, ее вывод был однозначен и неумолим: старик сбрендил! Но виноват, по ее мнению, я, потому что затеял с ним спор и тем самым показал, будто принимаю его всерьез. Интересно, как я буду теперь выпутываться из этой истории с васильками, фосфором и кроликами? Впрочем, она убеждена: мое трудовое рвение вызвано тем, что у меня нет девушки. Если бы у меня была девушка, я думал бы о ней, а не об антоцианах. Ей, Джулии, правда, жаль, что она несвободна, потому что она разбирается в таких, как я: безынициативный, готовый в любой момент сбежать, я из тех, кого надо крепко взять за руку и вести по жизни, мало-помалу ослабляя хватку. Ну, ничего, в Милане у нее есть кузина, правда, тоже немного застенчивая, и она, Джулия, подумает, как нас познакомить. Но я и сам, черт побери, должен о себе позаботиться! У нее сердце разрывается, когда она видит, как я трачу свои лучшие молодые годы на всю эту ерунду.
Джулия была немного ведьма, читала по руке, посещала ясновидящих, видела провидческие сны, и иногда мне даже казалось, что поспешность, с какой она стремилась освободить меня от постоянной тоски и дать мне скромную порцию радости, была продиктована смутным предчувствием моей судьбы и бессознательным желанием отвести ее от меня.
Мы вместе посмотрели «Набережную туманов»; фильм нам очень понравился, мы признались друг другу, что пока смотрели его, представляли себя на месте главных героев: худенькая темноволосая Джулия – на месте неземной Мишель Морган с прозрачным, как лед, взглядом; я, застенчивый, неуверенный в себе – на месте Жана Габена – дезертира, сердцееда, хулигана, которого в конце убивают. Почему эти двое могли любить друг друга, а мы нет, разве это справедливо?
Когда фильм уже заканчивался, Джулия потребовала, чтобы я проводил ее домой. Я сказал, что должен идти к зубному врачу, но Джулия ответила, что, если я отказываюсь, она сейчас закричит: «Убери руки, грязная свинья!» Я попытался что-то возразить, но она набрала в легкие воздух и выкрикнула в темный зал «Убери…», после чего я позвонил врачу и проводил ее до дому.
Джулия была настоящая львица: она могла простоять десять часов на ногах в поезде, набитом беженцами, чтобы провести два часа наедине со своим женихом, сиять от счастья, если удавалось выйти победительницей из жестокой словесной дуэли с командором или Лореданой, но боялась насекомых и грома. Когда Джулия звала меня, чтобы я убрал с ее рабочей стойки паучка (убивать его было нельзя, а надо было положить в бюкс, вынести из лаборатории и выпустить на травку), я чувствовал себя мужественным и сильным, как Геркулес перед сражением с Лернейской гидрой, и одновременно пойманным в сети, поскольку в просьбе Джулии заключался мощный женский призыв. Если случалась гроза, Джулия выдерживала две вспышки молнии, а с третьей бросалась ко мне. Я ощущал своим телом тепло ее тела, и меня охватывало новое головокружительное чувство, которое я испытывал прежде только в снах, но сомкнуть объятья не решался. Если бы я сделал это, возможно, ее и моя судьбы покатились бы совсем по другим рельсам навстречу нашему общему неведомому будущему.
Библиотекарша охраняла библиотеку, как несчастные дворовые цепные собаки, озлобленные постоянной несвободой и недоеданием, охраняют свою территорию. Или, скорее, как старая беззубая кобра из «Книги джунглей», побелевшая от многовекового пребывания в темноте, королевское сокровище. Увидев бедняжку Пальетту впервые, можно было подумать, что природа сыграла с ней злую шутку: щупленькая, маленькая, плоская как доска, поблекшая, с бледной, словно восковой кожей, чудовищно близорукая. Она носила очки с такими толстыми и вогнутыми стеклами, что, встретившись с ней взглядом, можно было подумать, будто ее бледно-голубые, почти белесые глаза смотрят на тебя из самой глубины черепа. Ей наверняка было не больше тридцати, но представить себе ее юной было невозможно: казалось, она такой и родилась в этой полутемной, пропахшей плесенью библиотеке. Никто про нее ничего не знал, командор говорил о ней с еле сдерживаемым раздражением, Джулия была к ней безжалостна и не скрывала своей совершенно не мотивированной, инстинктивной ненависти: так волк ненавидит собаку. Она говорила, что от библиотекарши несет нафталином и что, судя по ее лицу, она страдает запорами.
Пальетта поинтересовалась, зачем мне нужен именно Керрн, попросила мое удостоверение личности, недоверчиво его изучила, велела мне расписаться в регистрационном журнале и с явной неохотой выдала книгу.
Книга оказалась странной. Трудно себе представить, чтобы она могла быть написана и выпущена где-нибудь еще, кроме Третьего рейха. Автора нельзя было обвинить в непрофессионализме, но каждая страница дышала самодовольством человека, уверенного в том, что его утверждения никто не осмелится оспорить. Он не писал, он вещал как пророк, словно знания о метаболизме глюкозы получил на Синае от самого Иеговы или в Вальхалле от Вотана. Возможно, я был несправедлив, но теории Керрна сразу же вызвали у меня резкое неприятие, впрочем, и теперь, когда прошло уже тридцать лет, я не изменил своего мнения.