К новому берегу

К вечеру разобрали весь заслон. Мельничного пруда больше не существовало. Раудупе, притихшая и уставшая, спокойно текла в своем русле, унося к морю воды верховья.

Анна ушла раньше, когда заслон был разобран только наполовину. Айвару почему-то казалось, что она сегодня избегала оставаться с ним наедине, чувствовала себя неловко в его присутствии. После вчерашнего короткого разговора он тоже не мог свободно и просто подойти к Анне. Может быть, он несвоевременно высказал свое туманное признание? А может быть, надо было договорить все до конца? Возможно, Анна с полуслова поняла его и ее молчание означает отказ. А может быть, не поняла и все осталось по-прежнему… Айвар хотел, чтобы это было так, тогда по крайней мере остается хоть небольшая надежда. Как тяжела неизвестность, а сердце не в силах переносить одиночество.

Уровень воды в реке медленно спадал, и Айвар ушел домой.

«Что ты скажешь теперь, Рейнис Тауринь, — мысленно спрашивал он. — Если бы ты увидел это — позеленел бы от злости. Справедливость восторжествовала, жадный Тауринь, ты можешь шипеть и неистовствовать сколько хочешь».

…Подождав несколько дней, пока Раудупе унесла последние вешние воды и уровень воды стал нормальным — не выше полуметра в самых глубоких местах, — мелиораторы принялись за работу. Экскаватор должен был углубить и выровнять русло речки от раудупской мельницы до устья магистрального канала на протяжении трех километров. Трудились в две смены и надеялись закончить работу за месяц.

Чтобы облегчить работу экскаватора, построили перемычку поперек речки на сто пятьдесят метров выше участка работ. Ниже запруды русло становилось сухим, и теперь машинист хорошо видел, куда направлять ковш, не приходилось черпать и выливать на берег вместе с землей и воду.

Пока углубляли русло, Дудум работал на экскаваторе первую смену, а Жан Панеплис помогал ему и внимательно присматривался к работе старого мастера. Научиться управлять машиной, опускать и поднимать ковш, поворачивать стрелу было делом несложным; самое главное, от чего зависела производительность экскаватора, заключалось вот в чем: опустить ковш так, чтобы он, вгрызаясь в землю, равномерно скользил вперед и целиком наполнялся. Приятно было смотреть, как работает Дудум. Он не делал ни одного лишнего движения, и со стороны казалось, все идет слишком медленно. Поворачивая экскаватор в нужном направлении, подтягивая одни тросы и ослабляя другие, Дудум раскачивал ковш, выбрасывая его вперед и опуская именно там, где это было нужно. Ковш сразу наполнялся и поднимался в воздух. Экскаватор поворачивался вокруг своей оси, стрела направлялась к берегу, и ковш опорожнялся. На все это Дудум тратил не больше двадцати секунд, только изредка, когда ковш заполнялся не сразу, операция затягивалась до тридцати секунд.

Вырубив кустарник, бригада колхозников работала теперь по очистке русла от больших коряг и занесенных песком деревьев. С помощью особого крюка экскаватор поднимал их на берег. Вечером, после окончания второй смены, перемычку убирали, давая уйти накопившейся воде. Утром в другом месте снова строили перемычку с таким расчетом, чтобы экскаватор мог работать на обезвоженном участке целый день.

Понаблюдав несколько дней за работой Дудума, Жан попросил позволения испробовать руку. Еще раз выслушав советы старшего машиниста, он сел в машину и начал действовать.

— Только не торопись, пока привыкнешь ко всем движениям! — советовал Дудум. — Торопливостью тут ничего не добьешься.

Первые четыре-пять экскаваций были сплошной потехой: ковш ни за что не опускался на землю там, где хотелось Жану. Он валился набок и скользил по дну, не забирая и четверти нужного количества земли, а когда Жан поднял ковш и пытался повернуть его к берегу, экскаватор со всем ковшом описал полный круг, и стрела снова повисла над серединой реки. Пришлось сделать новый поворот, чтобы остановить стрелу над берегом и опрокинуть ковш.

— Полторы минуты… — сказал Дудум, когда Жан закончил первую экскавацию. — Не смущайся. Я думал, будет еще хуже.

Жан даже вспотел от волнения. Еще немного, и он бы заплакал. Он понимал, что главное сейчас — хладнокровие и спокойствие, но откуда взять их, когда нервы так напрягались, будто по ним бежало электричество. А внизу на берегу стоят Дудум с Айваром, дальше, по руслу реки, — колхозники из бригады Алксниса, и все с улыбкой смотрят на мучения молодого машиниста. Стыд и позор. Хорошо, что хоть Гайды нет здесь.

Стиснув зубы, Жан продолжал работать. Он не торопился, сначала спокойно соображал, что нужно сделать, и только тогда производил следующее движение. Экскаватор уже не сделал полного круга, поворачивая стрелу к берегу. Жану казалось, что прошла целая вечность с начала второй экскавации, поэтому он не поверил своим ушам, когда Дудум объявил:

— Одна минута и пять секунд.

С каждой минутой работы все больше сказывался некоторый уже приобретенный навык. Многие движения Жан начал делать автоматически, не обдумывая, как вначале, и когда в конце первого получаса ему удалось три раза подряд произвести операцию за тридцать секунд, Дудум сказал:

— Теперь ты почти освоил ремесло. Если у товарища Лидума не будет возражений, можно разрешить тебе самостоятельно проработать вторую смену.

Нет, у Айвара возражений не было. Жан проработал самостоятельно целых восемь часов — от двух до десяти вечера. Только после этого он почувствовал, что не провалится и ему не придется с позором уйти с этой работы.

Когда русло речки было вычищено и углублено до устья главного отводного канала, Дудум перешел работать на второй экскаватор, отвезенный на другой край болота, к берегу Илистого озера. На этой стороне остался Жан и второй машинист, ставший на место Дудума.

3

Пока углубляли русло Раудупе, любопытных всегда хватало. Школьники, возвращаясь из школы, обязательно заворачивали к землекопам и наблюдали за работой экскаватора. После окончания весеннего сева берег каждый вечер был усыпан людьми, а позже, в конце мая и в начале июня, когда экскаватор начал рыть отводный канал от реки к Змеиному болоту, любопытных стало еще больше.

Однажды вечером Жан Пацеплис, работая во второй смене, заметил в толпе отца. С напряженным вниманием наблюдал Антон Пацеплис за работой сына, внимательно следил, как колхозная бригада, разделившись на две группы — по три человека, — очищала трассу от кустарника и укрепляла берега вырытого канала. В одних местах было достаточно выровнять лопатой откосы берегов и дно, в других приходилось делать крепление подпорками, хворостом, дерном и даже камнями. Из верхнего торфяного слоя, как будто из-под пресса, просачивалась вода, скапливалась на дне канала и мутной струйкой текла к речке.

Ковш экскаватора легко вгрызался в мягкую почву, потом его поднимали, и через его края на землю стекала броватая вода. По обе стороны канала тянулись насыпи вырытой земли, так называемые «кавальеры», — колхозники в шутку прозвали их «женихами». Когда канал был прорыт примерно на полкилометра, в работу пустили бульдозер — мощный гусеничный трактор с широким ножом впереди. Как огромный дикий кабан, с яростным ревом, лязгая гусеницами, набрасывался он на кавальеры и раздвигал в стороны землю. Мощный нож, подобно громадному рубанку, срезал кучи земли и торфа и не унимался до тех пор, пока многочисленные бугры по обе стороны отводного канала не образовывали ровные, гладкие берега.

В одном месте магистраль пересекала полосу песка-плывуна. Айвар еще прошлым летом, исследуя окрестности болота, наткнулся на нее, поэтому сюда заранее был доставлен материал для крепления стен и дна канала. Одним дерном и хворостом здесь нельзя было обойтись, требовались камни и крепежный лес.

Антон Пацеплис долго наблюдал за работой и чем дольше присматривался, тем сильнее охватывало его беспокойство: через две-три недели магистраль должна подойти к бывшим лугам усадьбы Сурумов — каково тогда будет ему смотреть, как чужие люди копошатся в его земле?