Дама червей

Да, раньше с ним такого никогда не бывало. Кил отказывался понять сам себя. К женскому полу он никогда не был равнодушен, но чтобы так тянуло… Прежде из-за женщин он головы не терял.

Не терял? — усмехнулся он. Да нет, голова-то как раз на месте, ибо, едва увидев Рину, он понял, что ему нужно. Но теперь-то, теперь, когда он знает, кто это, дело приняло иной оборот. Хочется поговорить с ней, попросить прощения. Но за что? Непонятно, ведь он уже и так все и всем объяснил — публично. Он ей ничем не обязан. И все равно извиниться хочется.

Да, непременно надо попробовать заставить ее хотя бы понять, но что?.. То, что он и сам толком не понимает, грустно вздохнул Кил.

Он был настолько погружен в свои мысли, что едва замечал тех, кто попадался ему на пути, механически отвечая на приветствия. У него была феноменальная, прямо-таки фотографическая память на лица. Для политика дело не последнее.

У двери в казино Кил резко остановился, чувствуя, что вдруг весь похолодел. В толпе выделилось лицо. Лицо, по которому он поначалу просто скользнул взглядом. Ничем не примечательное лицо, разве что чуть удлиненное. Мягкие светло-голубые глаза, никому конкретно не адресованная полуулыбка. Лицо, которое увидишь и тут же забудешь. Не красивое и не уродливое, не старое и не молодое. И все-таки чем-то оно было знакомо или по крайней мере удивительно кого-то напоминало.

Кил заставил себя встряхнуться. Его фотографическая память выдавала одни негативы. Нет, он точно не знает этого человека в светлой форменной одежде с нашивками на рукавах.

Кил медленно перевел дыхание. Да это же корабельный врач. Неудивительно, что его лицо показалось знакомым. Скорее всего он давно уже служит у Доналда Флэгерти.

Это лицо как мелькнуло, так и исчезло из сознания, тем более что перед глазами возник другой образ. Другое лицо. Лицо Рины. Такое же красивое, такое же утонченное, такое же интригующее, как и имя, которое ему стало теперь известно. Восхитительное, как слоновая кость, такое же чистое, такое же безупречное. Обрамленное копной волос, черных, как вороново крыло. А особенно выделяются эти потрясающие глаза, глаза-изумруды.

Рина словно околдовала его, все нервы обнажились. Она кивнула ему — вроде бы просто кивнула, но между ними сразу протянулась какая-то почти физически ощутимая нить. Да, повторил он про себя, такого раньше не бывало, это уж точно.

Кил пробрался сквозь шумную, сверкающую украшениями толпу и вошел в заветную комнату. Сев за ее столик, обменял деньги на фишки. Он готов сразиться с Дамой Червей.

Глава 2

Когда Кил садился, Рина сдавала, поэтому взгляд ее прежде всего упал на его руки. Руки красивые, скорее жилистые, чем накачанные, ногти аккуратно подстрижены, пальцы сильные и нервные. Не отрываясь от игры, Рина тем не менее по достоинству оценила эти руки. Они принадлежали мужчине, уверенному в себе и знававшему физическую работу. Руки сильные, однако же заставляющие думать о том, что и ласкать умеют…

Пораженная собственными мыслями, Рина подняла глаза в тот самый момент, когда Кил обменивал кучу банкнот на фишки. Это были те самые, с поволокой, глаза, что глядели на нее, когда она столкнулась с ним на палубе. Те самые глаза, что привели ее в смятение, заставили испытать странную дрожь, не охватывавшую ее в течение вот уже многих лет, так что поначалу она даже не поняла, что происходит. И всего один только взгляд. Простое, едва заметное прикосновение…

Сначала, когда Глен указал ей на Кила, она его даже не узнала. Во-первых, вот уже два года, как ее не было в Виргинии. А во-вторых, и раньше это лицо было знакомо ей только по фотографиям в газетах. И даже если какая-нибудь из этих фотографий попалась бы ей недавно, все равно трудно сопоставить сразу фото и живое лицо. Тем более что такие мужчины редко бывают похожи на себя в черно-белом изображении, всегда чего-то не хватает. Никакая камера не передаст этой внутренней изысканности, этой не бросающейся в глаза силы. Но благодаря Глену Тривитту теперь она знает, кто это.

Ну что ему здесь понадобилось? Хотя раньше они и не встречались. Кил Уэллен давно сделался немалой частью ее жизни, ее прошлого, частью трагедии, которую она в течение двух лет не то чтобы пыталась забыть — просто приучала себя жить с нею.

— Я начну с тысячи. — Голос под стать внешности, низкий, хрипловатый, мягкий, как бархат, который, однако же, при случае может обернуться железом.

Рина быстро и умело отсчитала нужное количество фишек и указала на столик — на внутренней стороне окружности были крупными буквами, белым по красному, обозначены правила игры: «При шестнадцати сдающий обязан добирать, на семнадцати останавливается».

— Благодарю вас, — кивнул он.

— Не за что.

На этом обмен репликами закончился — все начали делать ставки.

Первые карты сдавались в открытую. Выпали семерка, четверка, валет, затем — темноволосому красавцу — туз, и себе тоже туз. Первые трое проиграли сразу же. Темноволосому она сдала валета, себе — даму червей. Все фишки, кроме тех, что принадлежали мужчине, Рина подгребла к себе. Когда банкомет и играющий набирают равное количество очков, считается ничья.

Игра продолжалась. Участники сменяли друг друга. Мужчина с темными волосами и пронзительным взглядом не отходил от стола. Колода кончилась. Рина смешала карты и предложила подснять шикарной матроне, сидевшей за столом. Рина выиграла и улыбнулась, краем уха прислушиваясь к ворчливым замечаниям, которыми супруги, выступающие на пару, нередко обмениваются во время игры.

В какой-то момент Рина заметила, что мужчина больше внимания обращает на нее, чем на карты, хотя пока еще ни разу не проиграл. Время от времени, спрашивая, не нужна ли еще карта, она встречалась с ним взглядом и видела, что раздумывает он чуть больше, чем требуется…

И в мыслях у него вовсе не карты, это видно. Считает он мгновенно.

Над столом витали разнообразные запахи — французские духи, самые дорогие сорта мужского одеколона, — но его запах Рина распознала безошибочно: легкий лосьон после бритья, в котором, впрочем, угадывались иные оттенки, которые у нее сразу начали ассоциироваться с этим человеком. Запахи моря. Запахи земли. Его легко представить себе в роскошно обставленном кабинете, но столь же легко — где-нибудь в лесу или на крохотной шлюпке, когда ветер треплет волосы и разглаживает морщинки под глазами и вокруг рта.

Рина неожиданно уронила карты, чего с ней раньше никогда не случалось. Это дело она знала прекрасно — Тим даже как-то пошутил, что сестричка могла бы стать фокусницей. И тем не менее туз пик выскользнул из длинных пальцев, и ей так и не удалось поймать его на лету — карта мягко спланировала на ковер.

Он поднял карту, и, принимая ее, Рина почувствовала, что краснеет. Поспешно повернувшись к другим игрокам, она извинилась и начала новую сдачу.

Внезапно Рина сообразила, что играет далеко не только в блэкджек, и вообще теряет над собой контроль.

Смущало ее не явное внимание конгрессмена; мужчины всегда искали ее общества, иные просто посидеть-выпить, другие с более серьезными намерениями. Мужчины разные — похотливые старички, мечтательные юнцы. Некоторые отличались привлекательной внешностью и опытом в любовной игре.

Рину это никогда не отталкивало, но и не притягивало. Чаще всего она воспринимала эти заигрывания с легкой насмешкой и некоторой грустью. А ведь так хотелось увлечься всерьез, как здорово было бы встретить мужчину, который мог бы подарить ей хоть одну ночь забвения.

Но сейчас, хотя он ни слова не сказал, ни жеста не сделал, она чувствовала, что ее осторожно, ненавязчиво, но упорно соблазняют, и ей это небезразлично. Карты плохо держались в руках. Она чувствовала, как на шее бьется жилка и, стоило ей поймать его взгляд, как странным образом перехватывало дыхание.

А ведь именно его, как никого другого, ей хотелось любой ценой избегать; это единственный мужчина, напрямую связанный с трагедией, которая в конце концов исчезла с первых полос газет, но навсегда осталась в душе и сердце.