Козырная пешка

– Ты чего? – удивилась Женька.

– Кажется, я придумала, как мне ответить на все ее выбрыки, – медленно произнесла Алиса, не отрывая взгляд от клумб. – Надо коробку или банку какую-нибудь. Пошли!

– Зачем? – не поняла Женька. – Ты ее банкой по башке хочешь долбануть? Или в коробку запихнуть? Куда ты меня тащишь?

Для осуществления Алисиного плана потребовалось чуть более полутора часов. Когда дело было сделано, Алиса напоследок проинструктировала Женьку.

– Придешь перед спектаклем, позвонишь. Я тебя проведу в суфлерскую.

– А вдруг там суфлер?

– Не будет там суфлера. Я ему водочки куплю. Можешь даже с ним выпить, только не очень сильно. Он со стакана с копыт двигается. А уж с бутылки будет спать как убитый.

– А вдруг ты слова забудешь?

– Чего бы я слова забыла? – возмутилась Алиса. – Да и не главное это. Как-нибудь выкручусь, даже если чего забуду. Офелия – не самая большая роль. Если уж я премьеру отыграла без подсказок почти и без подготовки, то сегодня и подавно справлюсь. Главное – не пропусти момент моего безумия, когда я подойду и встану прямо напротив тебя.

– Ты уверена, что она начнет свои выкрутасы именно во время сцены безумия? – осторожно спросила Женька.

– Не совсем, но думаю, что так и будет. Это моя самая сильная сцена в спектакле, тем более, общая с ней. Думаю, там она и захочет меня добить. Ну, может, иногда будет сбивать меня с толку каким-нибудь неправильными репликами, молчать будет – это она особенно любит.

– Я бы не стала сбрасывать со счетов способы Стивена Кинга, – засомневалась Женька. – А вдруг они обольют тебя какой-нибудь гадостью сверху?

– Ну, я вверх поглядывать буду и наличия постороннего на кулисах увижу. И маму предупрежу, чтобы посматривала. Но думаю, что дело ограничится платьем или платком.

За кулисами, во время спектакля атмосфера царила просто кладбищенская. Воздух, казалось, был просто заряжен озоном. Алиса видела, как косятся на нее актеры, как прячут ухмылки, причем даже те, кто до сего момента весело отплясывал с ней на утренниках, изображал ее добрых друзей гномов и поросят. Шалаева постаралась на славу, и теперь у Алисы не было ни одного соратника. Народ шарахался от нее, как от прокаженной, а Шалаева злорадно ухмылялась.

На сцене Шалаева вела себя почти прилично. Правда, дважды она постаралась взять паузу, но Алиса, подготовленная к этому финту, отбарабанила без запинки и свои и ее реплики, да так ловко, что зритель ничего не понял, а Шалаева злобно поджала губы. Краем глаза Алиса увидела, как мается в суфлерской Женька, а в ложе поблескивают таинственные глаза Мержинского. Приближалась коронная сцена.

Сменить платье Шалаева не смогла. К сожалению, она не была Джулией Ламберт и не располагала обширным гардеробом, который был бы способен поразить зрителя. Она ограничилась платком. Как только Алиса пошла в зал с букетом цветов, Шалаева двинулась следом и, встав на краю сцены, вытащила из рукава громадное, как знамя, алое полотнище. Зритель ахнул. Алиса с неудовольствием отметила, как защелкали затворами фотографы и, в корне переломив свой спуск, двинулась назад. Шалаева скакала позади, размахивая платком, как красноармеец флагом. Беглого взгляда, брошенного наверх, Алисе хватило, чтобы увидеть – с кулис опасность не угрожает. Никто не торопился облить ее краской или кровью.

– Я подарила бы вам фиалки, – промолвила Алиса, надвигаясь на Шалаеву, – но все они увяли, когда умер мой отец… Говорят, он умер хорошо…

Шалаева сбилась и замерла, держа перед собой на вытянутых руках платок. Голос Алисы прозвучал совсем по-другому. В нем не было покорности судьбе и печали. В этот самый момент Алиса попала под бьющий сверху зеленый луч, отчего ее лицо стало демонически-прекрасным, а голос прозвучал зловеще, со столь явной угрозой, что Шалаева поежилась. В этот самый момент Алиса вырвала платок из ее рук, набросила его себе на голову и, придерживая за уголки, пошла к оркестровой яме, где в суфлерской нервно подпрыгивала Женька с банкой в руках. В зале воцарилась гробовая тишина. Замерли зрители, превратились в соляные столбы актеры. Только фотовспышки сверкали, освещая тоненькую белую фигурку с растрепанными волосами и багряной пеленой за спиной.

– Спокойной ночи, леди, – произнесла Алиса и отпустила платок. Красное полотнище плавно упало на пол, и в этот самый момент Женька открыла банку и встряхнула ее содержимое.

Снизу, прямо к прожекторам устремились бабочки. Десятки белых бабочек на мгновение облепили фигурку Алисы, стоявшей в свете софитов с раскинутыми в стороны руками, а потом взмыли вверх. И в этот же миг Алису накрыло шквалом аплодисментов. Народ срывался со своих мест. Такой овации в театре не помнили давно.

Поскольку в третьем действии Алиса уже не участвовала, то с чистой совестью наблюдала за происходящим. Совершенно деморализованная поведением партнерши Шалаева пыталась перетянуть на себя планку первенства, забыв, что роль королевы отнюдь не главная. А поскольку красный платок упал к Женьке в суфлерную, Шалаева как фокусник вытащила из рукава что-то блестящее веселенькой расцветки.

– Ну, все, – замогильным голосом сказала тень отца Гамлета, – если сейчас она еще подштанники из рукава достанет, я повешусь.

Алиса бегло бросила взгляд на говорившего и прыснула. Шалаева теребила цветную тряпицу, как могла, и даже умудрилась, умирая, набросить ее себе на голову, а потом демонстративно уронить, но на публику это не произвело впечатления. Ни одной вспышки фотоаппарата не блеснуло во время этой сцены.

На поклоне зрители устроили артистам настоящую овацию. Шалаевы удостоились двух букетов из чахлых гвоздик, которые выносили люди предпенсионного возраста. В них Алиса без труда узнала подружек Шалаевой, частенько приходивших в театр. Алису же просто засыпали цветами. Последней каплей стала громадная, как зонт корзина белых лилий от Мержинского. Шалаева неприлично всхлипнула и ушла со сцены, не дождавшись пока упадет занавес.

Алиса долго принимала поздравления в своей гримерной, где сидела и злопыхательница Гуц, на сей раз льстиво и недостоверно изображая великую любовь к своей коллеге. За стеной слышались рыдания. Это страдала Шалаева, столь же недостоверно утешаемая Костюковой и супругом. Мержинский в гримерке не появился, впрочем, о нем Алиса даже не вспомнила.

Женька ждала на улице, не желая толкаться в духоте. Собственно, из-за подруги Алиса несколько свернула все поздравления, получила поцелуй от мэра и, спешно вытолкав всех из гримерки, смыла грим и переоделась. Она даже не вспомнила, что ей сейчас нужно изображать нежную и трепетную фиалку, чтобы завоевать сердце сверхмогучего спонсора. Выбежав на улицу, она устремилась к подруге.

– Ты бы еще час собиралась, – недовольно пробурчала Женька. Алиса всучила ей охапку цветов (корзину с лилиями забрала домой мама).

– Держи. Ты заслужила.

– Спасибо, – буркнула придавленная букетами Женька. Впрочем, похвала ей явно польстила. – Я думала, умру там от страха, когда ваш Семеныч понес ахинею и рухнул спать прямо к мои ногам.

– Ты самая отважная женщина на свете, – с жаром произнесла Алиса.

– Ой, только вот этого не надо…, – зарделась Женька. – Все ж таки сегодня Шалаева получила по заслугам. Хоть бы зуб вставила перед ролью… Позорище… Хотя кто знает, в каком состоянии были зубы у королевы-матери…

– Я даже не заметила, что она так и не вставила зуб… – Алиса мечтательно задрала голову и зажмурилась… – Господи, воздух какой, почти лето… А когда ты бабочек выпустила, у нее какое лицо было, ты видела?

– Видела, – рассмеялась Женька. – Я думала ее Кондратий обнимет прямо на сцене. Она реально в шоке была. А ты?

– Я тоже в шоке. Зал охнул, это я уразумела. Я до последнего момента боялась, что они передохнут, или не полетят вверх.

– Да ну, капустницы живучие, а летят они на свет, куда ж им еще лететь? – пожала плечами Женька. – До чего твои букеты тяжелые. Забери хоть половину.

Алиса отняла у подруги часть добычи и они, весело смеясь, пошли по театральной площади к стоянке машин. Сегодняшний триумф решили отпраздновать. Подойдя к верениц замерших железных коней, Алиса вдруг услышала:

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.