Трудное примирение

Она оттолкнула его руки.

— Не смей ко мне прикасаться! Что это значит — черта с два? Ты не имеешь права насильно держать меня здесь!

Он отбросил полотенце и, к ее величайшему изумлению, невзирая на яростную защиту зубами и ногтями, подхватил ее и положил себе на плечо.

— Отпусти! — визжала она, колотя его по спине кулаками. — Что ты делаешь?

— Ограничиваю твою свободу действий для твоего же собственного блага. У тебя истерика, — огрызнулся он. — И с меня хватит.

— С тебя хватит? — голос у нее сорвался. — Отпусти меня!

— Sta'zitta. Успокойся, — ответил он.

От неудобного положения у нее все время сползал лифчик, и это мешало ей работать кулаками. А он уже шел по каменной лестнице, ведущей к французскому окну на галерее первого этажа.

— Я тебя ненавижу! — всхлипывала она, обливаясь слезами ярости и унижения.

Через минуту Люк бросил ее на кровать, ничуть не более осторожно, чем заслуживал бы мешок картошки.

— А ведь ненависть ко мне не делает тебя счастливее, правда? — насмешливо шепнул он. — Per Dio, и знаешь почему?

— Потому, что ты просто бесчувственное бревно! — выкрикнула она сквозь слезы. — И я ухожу!

— Никуда ты не уйдешь.

— Ты не сможешь меня задержать. И не заставишь выйти за тебя замуж, — заявила она, обретя вдруг уверенность, соскочила с кровати и бросилась к стулу, на котором лежал полупрозрачный халат — в купальнике ей стало неуютно. — Теперь, когда Дрю подписал контракт, ты меня больше не удержишь!

— Он подпишет его ровно через час после нашей свадьбы.

Кэтрин остолбенела. Потом резко обернулась. Во взгляде золотистых глаз мерцала почти физическая угроза.

— Я предвидел, что это может понадобиться.

— Так он… он еще его не подписал? — этот вопрос дался ей с огромным трудом.

— Такой уж я недоверчивый ублюдок, — прорычал Люк, точно разъяренный тигр.

— Ты не имеешь права завладеть мной против моей воли! — воскликнула она.

— Я уже объяснял тебе, как сильно ты заблуждаешься, — сухо заметил он. — И хочу надеяться, что завтра, когда мы прилетим в Англию, ты будешь в более покладистом настроении.

Кэтрин уловила из его речи только одно чудесное слово.

— В Англию? — повторила она. — После свадьбы ты отвезешь меня в Англию?

— По традиции смена декораций необходима. Значит, он уверен, что кольцо на пальце удержит ее не хуже цепи, приковывающей скелет к стене подземелья. Но пусть только попробует ее удержать, когда они вернутся в Англию. Пока ее паспорт у него и пока она за стенами замка, где повсюду торчит охрана со всякими электронными устройствами, бежать нечего и пытаться.

Если она заупрямится насчет свадьбы, пострадает Дрю. При этой мысли она задрожала от бешенства. Соблазнительная идея сбежать от Люка из-под венца, в самый день широко разрекламированной свадьбы, к сожалению, оказывалась неисполнимой. С самого начала было ясно, что это легче придумать, чем сделать. Ну ладно. Главное, завтра они уже будут в Англии. А там ему не заставить ее остаться с ним.

— Кэтрин, — сказал Люк, — забудь даже думать об этом.

— Хватит разговоров, — сдавленным голосом сказала она. — Я тебе уже все сказала.

— И все-таки поговорить необходимо. — Кто-то постучал в дверь. Он сделал вид, что не слышит. — Я не могу позволить тебе сорвать свадьбу.

Стук в дверь повторился.

— Avanti! — сердито крикнул Люк.

Вошел Бернардо, за его спиной маячила секретарша.

— Синьорина Перуцци. — Он с извиняющимся видом протянул радиотелефон. — Она уверяет, что ей надо поговорить с вами, синьор, по неотложному делу.

— Я не буду с ней говорить, — отрезал Люк. — Оставьте нас, Бернардо.

Дверь за ними закрылась.

— Он говорит по-английски, — дошло вдруг до Кэтрин. — Только ты мог приказать ему скрывать это от меня.

— Вся прислуга думает, что это желание исходит от тебя, так как ты хочешь попрактиковаться в итальянском.

Дрожащими руками она прикрыла лицо, потому что ей решительно отказало самообладание.

— Я тебя ненавижу!

— Ты на меня сердишься, — твердо поправил он. — И, думаю, у тебя есть для этого основания.

— Думаешь? — Она бросила на него гневный взгляд между побелевшими пальцами.

— Кэтрин, ты принадлежишь мне. Взгляни на дело разумно, ведь Бог тебя умом не обидел. — Особой оригинальностью совет не отличался. — Ведь ты была здесь по-настоящему счастлива, гораздо счастливее, чем я тебя когда-нибудь видел.

— Я жила в прошлом!

— Но почему ты выбрала именно эту часть прошлого? — Губы у него дернулись. — Подумай об этом.

— Ничего я не выбирала! — запротестовала она. — И с чем я покончила, того больше нет.

— Ты и сама не хочешь, чтобы этого больше не было.

Ощущение, что ее предали, все усиливалось в ней. Он ее предал. Хуже того, она сама предала себя. Она предала все, во что верила, все, что составляло ее суть, все, что у нее оставалось после расставания с ним. Одна неделя уничтожила четыре года, за которые она обрела самоуважение. Одна неделя сломала все барьеры, которые она воздвигла, чтобы защитить себя.

— Может, ты и воду в вино умеешь превращать? — зло поинтересовалась она, стараясь скрыть свое унижение. — Небось всю неделю хохотал до слез, как легко тебе удалось обвести меня вокруг пальца!

У него заходили желваки на щеках.

— Между нами происходило совсем другое.

— Между нами всегда происходит одно и то же! — яростно возразила она. — Ты рассчитываешь, продумываешь, манипулируешь мной и всегда добиваешься того, что тебе нужно.

— Я не мог подстроить тебе амнезию.

— Но ты не упустил случая этим воспользоваться! — отпарировала она. — И так у нас было всегда. Когда мы вернулись из Швейцарии, те, у кого я работала, самым таинственным образом исчезли, галерея оказалась закрыта, и я осталась без работы! Совпадение? — ехидно спросила она. — Очень сомневаюсь. Ведь это ты все подстроил, так?

Лицо его резко потемнело, отчего глаза заблестели еще ярче.

— Да, я купил этот дом, — признался он нехотя.

— И при этих обстоятельствах было совсем не сложно убедить меня уехать в Нью-Йорк. — У нее вырвалось сдавленное рыдание.

— Я очень хотел, чтобы мы были вместе. Да, я проявил нетерпение. — Он бросил на нее откровенно призывный взгляд. — Я такой, какой я есть, bella mia, что было, то было, и не в моих силах это изменить.

— Зато в моих. Неужели ты этого не понимаешь? — Глаза у нее наполнились слезами, но она не могла допустить, чтобы он увидел, как она плачет. — В моих! — повторила она еще более раздраженно.

— Кэтрин… что ты хочешь от меня услышать? — спросил он. — Если ты хочешь, чтобы я сказал тебе правду, я скажу. Единственное, о чем я жалею, это о том, что потерял тебя. Тогда.

— Ты меня не потерял… ты заставил меня уйти! — всхлипнула она.

Он протянул к ней руки.

— Хорошо, если тебе так важен именно этот смысл, я заставил тебя уйти. Но попробуй взглянуть на дело моими глазами. Рано утром во время завтрака ты ошарашиваешь меня этим идиотским вопросом…

— Да, вопрос, конечно, самый идиотский, — дрожа от гнева, перебила она. — Полная глупость с моей стороны подумать, что тебе может взбрести в голову жениться на мне!

— Я не знал, что мне не будет прощения! — сердито отпарировал он. — Поэтому я ляпнул глупость. Это было жестоко. Признаю. Если ты хотела услышать мои извинения, тебе надо было подождать тогда, потому что сейчас я извиняться за это не могу! Я вернулся через полтора часа. Я не полетел в Милан. Но где же была ты?

То, что он тогда вернулся, потрясло ее настолько, что остановило начинающийся было новый приступ истерики.

— Ну, где же была ты? — безжалостно повторил Люк. — Тебя не было. Ты исчезла, словно примадонна, оставив все, что я тебе дарил, до последней мелочи, и если ты хотела мне отомстить, то теперь ты должна быть полностью удовлетворена!

Еле сдерживая рыдания, она бросилась в ванную, заперла дверь и, упав на коврик и зажимая себе рот руками, зарыдала так, будто у нее разрывалось сердце. Прошлое и настоящее наконец слились, и открывшаяся истина оказалась невыносимой.