Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 28



Так где же теперь находится Тед Уоллер?

Где кроется правда? Кто в своем уме, а кто уже свихнулся?

На Брайсона обрушился грохот и скрежет уличного движения – просто потрясающая какофония.

«– Для вас это единственный способ когда-либо узнать правду.

– Правду о чем?

– Для начала – правду о себе самом».

Но что было правдой? Что было ложью?

«Вы считаете себя гребаным невоспетым героем… Вы верите, что пятнадцать лет служили своей стране, работая на сверхсекретную спецслужбу, так называемый Директорат».

Хватит! Так и свихнуться можно!

Елена! Неужели и ты тоже? Елена, любовь всей моей жизни, исчезнувшая из моей жизни так же внезапно, как появилась…

«Вы верите, что пятнадцать лет служили своей стране».

Кровь, которую я проливал; страх, выворачивающий все нутро; множество случаев, когда я находился на краю гибели или отнимал жизни других людей…

«– Я говорю о величайшем шпионском гамбите всего двадцатого столетия.

– Вы утверждаете, что вся моя жизнь была одним… грандиозным обманом?

– Если это вас сколько-нибудь утешит, вы были не одиноки. Подобная участь постигла десятки людей. Просто вы оказались самым значительным успехом Директората».

Что за безумие!

«Вы – единственный, кому знаком их запах».

Кто-то врезался в Брайсона, и Ник мгновенно развернулся, чуть пригнувшись, напрягшись, приготовившись атаковать. Но это оказался не какой-нибудь агент-профессионал, а всего лишь рослый, атлетически сложенный чиновник со спортивной сумкой, из которой торчали теннисные ракетки. Мужчина со страхом уставился на Брайсона. Ник извинился. Чиновник смерил его пристальным взглядом и поспешно двинулся прочь.

Взгляни в лицо прошлому! Взгляни в лицо правде!





Взгляни в лицо Теду Уоллеру, которого на самом деле звали вовсе не так! По крайней мере в этом Брайсон уже не сомневался. У него до сих пор сохранились собственные контакты с бывшими работниками КГБ и ГРУ, которые ушли в отставку или оказались вынуждены сменить работу в меркантильные времена, наставшие после окончания «холодной войны». Были сделаны кое-какие запросы, документы проверены, данные подтверждены. Имели место несколько телефонных разговоров, прошедших под чужими именами, на вид совершенно бестолковых, но в которых проскользнуло несколько чрезвычайно многозначительных фраз. Ник связался с людьми, которых знал в прошлой жизни – в той жизни, которая, как он полагал, осталась позади. Торговец алмазами в Антверпене; бизнесмен-поверенный в Копенгагене; высокооплачиваемый «консультант» и «посредник» международной торговой фирмы в Москве. У всех этих людей имелась одна общая черта: все они в прошлом были офицерами ГРУ, успевшими с тех пор эмигрировать и расстаться со шпионской жизнью – как расстался с нею и сам Брайсон. По крайней мере, так он считал совсем недавно. И все они хранили кое-какие документы в банковских сейфах, или прятали зашифрованные магнитные ленты, или просто надеялись на свою незаурядную память. Все они удивлялись, слегка нервничали или даже пугались, когда к ним обращался человек, слывший легендой среди лиц их прежней профессии, человек, который некогда щедро платил им за информацию и помощь. Проверка была проведена по нескольким независимым каналам. Результаты подтвердились.

Геннадий Розовский и Эдмунд Уоллер действительно являлись одним и тем же лицом. Сомнений быть не могло.

Тед Уоллер – лучший друг, руководитель, наставник Брайсона! – на самом деле был глубоко законспирированным агентом ГРУ. Этот церэушник, Гарри Данне, снова оказался прав. Что за сумасшедший дом!

Войдя в вестибюль, Брайсон увидел, что панель интеркома, на которой он некогда набирал кодовый, постоянно изменяющийся номер, теперь исчезла. На ее месте красовался застекленный стенд с перечнем расположенных в этом здании юридических фирм и лоббистских организаций. Под названием каждой фирмы располагался список главных сотрудников этой фирмы и номера их телефонов. Брайсон с удивлением обнаружил, что на двери нет ни сигнального устройства, ни замка, ни какого-либо заграждения. Любой мог беспрепятственно войти в здание и выйти оттуда.

Внутренний вестибюль за стеклянной дверью – кажется, теперь там стояло обычное стекло, не пуленепробиваемое, – слегка изменился. Он выглядел как обычная приемная, и за высокой полукруглой мраморной стойкой сидел единственный охранник, он же секретарь. Молодой чернокожий парень в голубом блейзере и с красным галстуком поднял голову и с легкой заинтересованностью взглянул на Брайсона.

– У меня назначена встреча с… – Ник заколебался на долю секунды, потом у него в памяти всплыло имя из списка сотрудников одного из крайних лобби, – Джоном Оуксом из Американского совета текстильного производства. Я – Билл Тэтчер, помощник конгрессмена Вогэна.

Брайсон подбавил в свою речь легкий техасский акцент. Конгрессмен Руди Вогэн был весьма влиятельным политическим деятелем, представителем Техаса и председателем одной из комиссий конгресса. Он, несомненно, что-то да значил для текстильного совета.

Начались обычные предварительные переговоры. Охранник позвонил директору лоббистской группы. Исполнительный заместитель директора ничего не знал о запланированном визите главного помощника конгрессмена Вогэна по законодательным вопросам, но был счастлив встретиться со столь влиятельным лицом. Энергичная молодая женщина с белокурыми волосами тут же спустилась в вестибюль и провела Брайсона к лифту, всю дорогу извиняясь за произошедшую накладку.

Они поднялись на третий этаж. Прямо у лифта их встретил светловолосый мужчина в дорогом костюме: его волосы были тщательно уложены, и вообще он казался несколько излишне прилизанным. Мистер Оукс готов был кинуться к Брайсону с распростертыми объятьями.

– Мы чрезвычайно благодарны конгрессмену Вогэну за поддержку! – воскликнул лоббист, схватив руку Брайсона обеими руками и энергично встряхнув. Потом добавил доверительным тоном: – Я знаю, что конгрессмен Вогэн понимает, как это важно – защитить Америку от дешевого экспорта, сбивающего цены. То есть мавританские ткани – это не то, что нужно нашей стране! Я уверен, что конгрессмен прекрасно это понимает!

– Конгрессмен Вогэн хотел бы побольше узнать о билле, касающемся международных трудовых стандартов, который вы поддерживаете, – сказал Брайсон, оглядываясь по сторонам, пока они вместе с мистером Оуксом шли по коридору, некогда столь знакомому. Никого из прежнего персонала было не видать – ни Криса Эджкомба, ни других служащих, которых Брайсон знал лишь в лицо. Не видно было ни мини-АТС, ни модулей, ни экранов спутниковой связи. Изменилось все, вплоть до мебели. Даже план этажа изменился, словно весь этаж выпотрошили. Маленькая кладовая со стрелковым оружием исчезла, и на ее месте возник конференц-зал со стенами из тонированного стекла, с внушительного вида столом из красного дерева и такими же стульями.

Хорошо – даже чрезмерно хорошо – одетый лоббист провел Брайсона в свой кабинет и предложил присесть.

– Мы понимаем, что конгрессмен Вогэн готовится к выборам следующего года, – сказал Оукс, – и мы считаем своим долгом оказывать содействие тем членам конгресса, которые осознают, насколько важно поддерживать американскую экономику на надлежащей высоте.

Брайсон рассеянно кивнул, оглядываясь по сторонам. Это был тот самый кабинет, что некогда принадлежал Теду Уоллеру. Если до сих пор у Ника еще оставалась какая-то тень сомнения, то теперь она развеялась. Организация, занимающая ныне это помещение, не была липовой, созданной исключительно ради прикрытия.

Диреторат исчез. И на прежнем месте не осталось ни следа Теда Уоллера, единственного человека, который мог подтвердить – или опровергнуть – рассказ церэушника Гарри Данне о том, что на самом деле стоит за Директоратом.

Кто лжет? Кто говорит правду?

Как ему отыскать свое прежнее начальство, если организация взяла и исчезла с лица земли, как будто никогда и не существовала?