Страница 1 из 104

Нелюди Великой Реки. Полуэльф

Лавистов Андрей

Андрей Лавистов

Глава 1, в которой герой сперва застревает в трактире, а потом заходит в веселый дом

Пьяными выкриками в кабаке никого не удивишь. Как и натужным весельем. И лежащими на столах нечесаными головами. Если только это не голова гнома. Гнома вообще сложно напоить до такого состояния, чтобы он мордой в салат. И вообще, гномы предпочитают не напиваться, а уж если напиваются, то в своей компании, чтобы кто-нибудь до постели доволок. Или нагружаются под своими разлюбезными горно-пещерными сводами. Гномы вообще…

Не то что я гномов защищаю, но справедливости ради надо отметить, что в людских кабаках гномы напиваются редко. Да практически никогда и не напиваются. Так, с полдюжины кружек пива — исключительно для настроения. При их комплекции и устойчивости к воздействию алкоголя — слону дробина. Молодежь гномская после пивка обязательно заваливается в бордель. Старшие же товарищи, степенные семьянины, провожая молодых завистливыми взглядами, остаются на месте и вливают в себя по пол-литра очищенной с соответствующей закуской под неспешный разговор. Пивка для рывка, водочку вдогоночку… Вот это, я понимаю, моральные устои! После этого вся компания снимается с места и абсолютно трезвым шагом направляется бай-бай. Строем.

Оставшийся в одиночестве «добирать» гном — ужасная редкость. И должна быть железобетонная причина остаться одному — это раз, «водка пить» — это два, да так пить, чтобы «земля валяться» — это три.

Поэтому вид одинокого гнома, лежащего головой на сомнительной чистоте скатерти в глубине зала кабака на окраинах преславного города Сеславина, что на реке Шакше,[1] в окрестностях не менее славной столицы Ярославского княжества [2]— города Ярославля, был для меня удивительным, необычным, да, пожалуй, что и неприятным.

Во-первых, не люблю пьяных. И себя не люблю, когда пьяный, а уж гномов тем более. Я их и трезвых, если честно, так себе перевариваю.

Неприятно, впрочем, было не столько то, что друзей, родичей, партнеров этого гнома нигде не было видно, сколько то, что на беспечного выпивоху уже посматривали. Ладно бы кабатчик — сомневаться в платежеспособности такого клиента он имеет законное право, да и если он начнет вытряхивать карманы у беспамятного гнома прямо на виду у всей честной публики — слова ему никто поперек не скажет. Хотя в маленьком городке он должен знать всех и вся, а особенно нелюдей.

Другое дело, что на гнома искоса поглядывала небольшая компания пришлых[3] — все как один бритоголовые такие здоровяки в кожаных жилетах на полинялых клетчатых рубахах и с кольтами в кобурах. Четверо их, и кто главный — неясно. И похожи как близнецы. Еды перед ними — как на эскадрон гусар летучих. Икорка, колбаска деловая, котлеты какие-то… И запах от них… Не то чтобы грязью или потом, или перегаром, или еще чем таким, человеческим — обычные запахи меня давно уже не раздражают.

А бывает разве, чтобы не двойня, не тройня, а четверня? И все четверо так и не сняли за столом кожаных кепок с огромным козырьком. Может оно и ничего, но мне, например, в головном уборе кушать воспитание не позволяет, хотя это снимало бы немало проблем. С другой стороны, может, у них лысинка мерзнет.

Если бы молодчики комментировали эту странную ситуацию, тыкали в гнома пальцами, смеялись или передразнивали выводящего носом рулады гнома, это-то как раз было бы нормально. А они сидят, как будто так и надо, только глазами зырк-зырк. А не похоже, что учебник по правилам хорошего тона в юности конспектировали. Да и не «Книгу о вкусной и здоровой пище», скорее, руководство по сборке-разборке огнестрельного.

Гном во сне раскрыл варежку, и кабак огласился могучим храпом, начисто перекрывающим все разговоры, бары и растабары в этом заведении. Заинтересовавшая меня компания даже не вздрогнула.

А я решил не оставлять дело на самотек. Повод, тем более, вполне себе железобетонный. Встав во весь рост, нет, так не получится, встав на стул и вытянувшись во весь рост, я заорал как можно пронзительней:

— Эй, хозяин, долго нам слушать эти завывания?!

Честно говоря, выкрик мой прозвучал не очень убедительно. Вот если бы за моей спиной, то есть за моим столом сидели мои сильно-могучие спутники, каких нет и в помине, поддержавшие меня воплями могучих глоток, то хозяин отреагировал бы. А так он меня, похоже, не услышал. Или не захотел услышать. Ладно, не привыкать, мне не сложно, подойду к стойке. Компания из четверых мордоворотов уставилась мне в спину, как по команде. Недобро так, аж мурашки по коже. Пока шел к стойке, расположившейся рядом с входной дверью, окинул взглядом низкое помещеньице кабака. Хотя это питейное заведение гордо именовалось «Трактир — ресторан „Розовый какаду“», что собственно, и предопределило мое решение зайти сюда, да еще, конечно, понятный всем разумным значок — перечеркнутая красным курительная трубка — внутри все было как-то обшарпано, как в каком-нибудь второразрядном кабаке в Старых княжествах. Хотя цены здесь раза в полтора выше, чем в обычных кабаках для курящей публики. Странно, почему ресторан — и где-то на окраине. Впрочем, что считать окраиной? Вторая линия домов от широкой набережной, правда, довольно далеко от пристани.

Так, армирцы[4] за двумя сдвинутыми столами — они-то что здесь делают? Тоже табак нюх отшибает? Хотя, кажется, в винной карте здесь неплохой выбор белого — есть и их любимые ледяные сорта. Эти мне, в любом случае, не помощники. Не любят… Еще компания — один пришлый, старичок совсем, два светловолосых аборигена,[5] аборигенская же девушка с соломенными волосами и острым носиком — это хорошо, может, перед девушкой захотят повыделываться, помогут. Оружия у них не видно, вроде бы. И компания, которую я с гномом оставил сзади. Так и пялятся, демоны проклятые.

Кабатчик, пришлый с близко посаженными глазами и руками карточного шулера — так они все время подергивались, живя какой-то своей жизнью, занимался излюбленным занятием кабатчиков всех времен и народов — полировал сравнительно чистым полотенцем стеклянные бокалы. А хрусталь у него есть для дорогих гостей? Похоже…

Вру, бейте меня братцы, излюбленное занятие всех кабатчиков — напустить как можно больше пены в пивную кружку! Впрочем, могу быть необъективен: я кабатчиков, как и гномов, не очень люблю.

Ага, за стойкой дверь на кухню, и видны три лоханки — одна с мыльной водой, другая с горячей, судя по поднимающемуся пару, третья — с холодной. Процесс прост и понятен. В одну, другую, третью — готово к употреблению. Велика сила традиции. Хорошо, что только сейчас заметил, а то бы еда в глотку не полезла.

— Хозяин, долго мне слушать эти вопли? — обратился я все с тем же вопросом к кабатчику, простите, к ресторатору.

— Пойди да разбуди, — совершенно спокойно ответил мне кабатчик, не удивившийся ни моей реакции, ни моему русскому языку. Ах да, я же заказ по-русски делал.

— Не хочу скандала, — в тон ему ответил я и подвигал сперва одним ухом, потом другим.

Это же болотному импу[6] понятно, что если похмельный гном увидит мои эльфийские уши, и поймет, что это я его разбудил, то реакция будет… Вряд ли кто усумнится, что сломанный нос и два бланша под глазами на второе, — самые оптимальные последствия этого не вполне разумного поступка.

— И что предлагаешь? — вроде как удивился кабатчик, — выкинуть клиента на улицу? Разбудить и предложить выйти?

— Разбудить и предложить не засыпать, — мой ответ мне самому казался образцом формальной логики, но кабатчик только покрутил носом и продолжал полировать бокал.

Шакша впадает в Великую, на слиянии двух рек и стоит немаленький город Сеславин, относящийся к Ярославскому княжеству. От самого Сеславина (Сеславино) осталось только название, но место расположения города оказалось столь удачным и стратегически важным, что город отстроили заново.

Новое княжество, сильное и населенное, в основном, пришлыми.

Пришлыми называют потомков тех, кто «провалился» в мир Великой реки.

Армирцы — южный народ, известны как своим легкомыслием, так и тем, что являются превосходными виноделами.

Аборигенами, несколько презрительно, называют уже живших здесь людей.

Имп — нечисть. Бывает болотным, пещерным, водяным, проч… Схватка охотника Александра Волкова сотоварищи с речными импами и их маткой описана в «Битве».