Вечерняя песня

Глава 8

Джеймс надеялся, что молодая жена больше не будет выводить его из себя, но, к несчастью, глубоко заблуждался. Не прошло и часа, как Кларисса снова принялась ныть и причитать, что умирает от жажды, и с тех пор они стали останавливаться почти каждый час. Сначала девушке захотелось есть. Потом ее стало укачивать от езды верхом. От сильного ветра разболелась голова, а ноги совсем занемели.

Джеймс никогда бы не подумал, что можно передвигаться так медленно. Даже когда Ричарда ранили в ногу, и его пришлось нести на носилках, отступая и продолжая сражаться, и то они ехали гораздо быстрее. А за сегодняшний день едва ли удастся преодолеть более половины пути, который Джеймс запланировал на этот день. Больше, чем когда-либо, он убедился — леди Кларисса вынашивает хитрый план, и его беспокоило, что он не может разгадать, какой именно. Джеймсу вовсе не хотелось попасть в ловушку, приготовленную Танфордом.

Вполне возможно, эта глупая женщина не вынашивает никакого плана и не действует по указке своего дяди. Просто она настолько эгоистична, что заботится только о собственном комфорте, а не всех тех людях, которые едут вместе с ней. Может быть, его просто угораздило жениться на самой капризной женщине в мире. Но были люди, и Джеймс знал это, которые и не подумали бы ему сейчас сочувствовать.

— Джеймс! — снова услышал он голос Стивена и, резко остановив жеребца, раздраженно оглянулся назад.

Стивен, находившийся где-то в середине отряда, с серьезным видом что-то говорил леди Клариссе, которая, казалось, нисколько не слушала его. Юноша отчаянно жестикулировал, и выражение его лица было умиротворяющим. Джеймс не сомневался, тот пытался удержать Клариссу от очередной глупости.

Потом леди Кларисса решительно покачала головой, что-то ответила и легко спрыгнула с лошади на землю. Она с вызовом посмотрела на Стивена, который вздохнул и тоже спешился.

Губы Джеймса скривила раздраженная гримаса, и вся злость и досада, накапливавшиеся за последние несколько часов, взыграли в полную силу. Выругавшись, он спрыгнул на землю и решительно направился к жене.

— Черт бы вас побрал! — заорал он, подходя ближе и нисколько не заботясь о том, что его слышат другие. — Я спросил бы вас, в своем ли вы уме, если бы с самого начала не был уверен в обратном!

Алина подняла глаза и невольно вздрогнула, увидев леденящий холод в голубых глазах сэра Джеймса. Тот был вне себя от ярости. Может быть, она заходит слишком далеко?

Алина с трудом заставила себя успокоиться. Леди Кларисса была не из тех женщин, которые сдаются, напомнила она себе, и не думала бы ни о чем, кроме своих капризов.

— Это со мной вы разговариваете таким тоном? — холодно спросила девушка.

— О, Боже, да! Да, я разговариваю с вами, и тон буду выбирать по своему усмотрению! Что еще случилось, черт возьми?

Алина посмотрела на Джеймса взглядом, в котором не было и тени смущения или страха.

— Мне необходимо передохнуть. Я женщина, а не воин, и не привыкла столько времени проводить в седле без остановок.

— Без остановок?! — взревел сэр Джеймс. — Без остановок?! Да ведь вы уже шесть раз останавливались для отдыха!

— И то только потому, что заставляла вас делать это. Сами вы не испытываете по отношению ко мне ни жалости, ни сочувствия.

Джеймс схватил жену за руку с такой силой, что той стало больно, и рывком подтащил к себе. Алина оказалась совсем рядом с мужем, и ей ничего не оставалось, как посмотреть ему в лицо.

Джеймс тихим и мертвенно холодным голосом произнес:

— Давайте раз и навсегда выясним одну вещь, миледи. Вы ничего не заставите меня делать. А останавливались в пути мы только потому, что так захотел Я. Я пытался быть обходительным по отношению к своей жене. Но запомните, больше нянчиться с вами я не стану. И не потерплю ваших детских выходок, с помощью которых вы рассчитываете выиграть время или что-то там еще. Вы едете в Норкасл, хотите вы того или нет, и, продолжая свои выходки, только сделаете наш брак несчастным и вынудите меня ненавидеть вас.

— В таком случае, ненавидящих будет двое.

— Поосторожнее, миледи, — предупредил Джеймс, наклоняясь. — Иначе каждую ночь вы будете находиться в своей постели мужа. Или вы забыли?

Другой рукой он сжал грудь жены. Алина почувствовала, как под его ладонью начинают напрягаться соски, а тело становится странно жарким. Она сердито посмотрела на Джеймса, злясь и на него, и на себя, за то, что творилось в ее душе по его милости.

Губы рыцаря слегка скривились в улыбке.

— А, значит, все же помните. Мне не следовало бы пренебрегать своими супружескими обязанностями, теперь я это понимаю. И если будете продолжать перечить мне… — рука Джеймса крепче сжала упругий холмик, а большой палец принялся щекотать бутон соска.

— Свинья! — воскликнула Алина, стараясь не обращать внимания на жар, разливающийся по всему телу. — Кто дал вам право угрожать мне?! Вот уж не думала, что вы окажетесь таким низким, таким…

Алина не успела договорить, потому что в этот момент рука Джеймса оторвалась от ее груди и приподняла подбородок, а губы нашли ее рот. Губы Джеймса были жесткими и настойчивыми, а язык с силой раздвинул губы девушки. Сердце Алины бешено колотилось, колени слабели. Из горла вырвался сдавленный, протестующий крик, а руки уперлись в грудь рыцаря, но оттолкнуть его она все же не решилась. Алина боялась, что не выдержит и, если Джеймс сейчас же не отпустит ее, то просто растает, превратившись в большую лужу. Но вот, наконец, Джеймс резко отпустил жену.

Какое-то время он просто стоял и, не отрываясь, смотрел в лицо девушке. Грудь мужчины вздымалась, он часто и глубоко дышал. Лицо горело, а глаза лихорадочно блестели. Алина смотрела на мужа, не в силах что-либо сказать.

— А теперь, — наконец заговорил Джеймс: — Вы снова сядете в седло, и мы поедем очень быстро и без остановок. И вы прекратите свое нытье! Ясно?

Алина поняла, что поцелуй, так разбередивший ее душу, для Джеймса совсем ничего не значил. Он ненавидел ее, и если губы и были жаркими, то такими их сделала ярость, а не страсть. Огромным усилием воли девушка заставила себя гордо расправить плечи и холодно произнести:

— Да, мне все ясно. Я ваша пленница и должна делать все, что вы скажете. Я поняла это уже в тот момент, когда вы схватили меня. Вы Норвен, а я Танфорд, и мы всегда будем врагами.

— Возможно, вы и правы, миледи, — сквозь зубы процедил Джеймс, — но, прежде всего, вы моя жена.

С этими словами он подхватил девушку на руки. Не успела Алина и глазом моргнуть, как уже сидела в седле.

— Вот так будет лучше. Сидите, и чтобы я больше не слышал от вас ни слова.

Джеймс круто повернулся и зашагал к своей лошади.

Алина ехала молча, не сводя глаз со спины сэра Джеймса, маячившей впереди. На глазах девушки блестели слезы унижения. Он обидел ее не тем, что поднял и, практически, швырнул в седло, он больно ранил самолюбие. И поцеловал так грубо только затем, чтобы дать понять, он — хозяин. Этот негодяй грубо ласкал ее грудь, прекрасно зная, что на них смотрят, словно она — пустое место, какое-то ничтожество, а не человек, у которого есть чувство стыда. Девушка поклялась, что никогда не простит этого.

Не собиралась она больше и останавливаться. Пусть онемеют все мускулы, но просить об отдыхе не станет. Алина была так рассержена, что даже отказалась говорить со Стивеном.

Путешественники ехали с довольно приличной скоростью и с наступлением сумерек стали располагаться на ночлег. Когда Алина спешилась, у нее ныла каждая косточка. За те дни, что пришлось ехать из Лондона, она немного успела привыкнуть к верховой езде, но оставаться в седле так долго все еще было трудно.

Намеренно не глядя на Джеймса, девушка пошла вместе с Джеммой к ручью, чтобы умыться. Вернувшись, она обнаружила, что для нее натянули шатер и, укрывшись в нем, не вышла даже, когда до нее стал доноситься аппетитный запах жареного мяса.