Принцесса Миа

Нам не удалось получить комментарии ни от вдовствующей принцессы, ни от ее внучки, обе недоступны для журналистов – сразу после мероприятия обе отбыли на лимузине в неизвестном направлении.

Ко времени выхода номера в печать нам не удалось дозвониться ни до принца Филиппа, ни до пресс-службы Дженовийского дворца.

24 сентября, пятница, 23.00, в лимузине по пути домой из «Уолфорд Астории»

Знаете, что? Мне все равно.

Серьезно, все равно. Я поступила правильно, я это знаю.

И папа может орать сколько угодно и сколько угодно повторять, что я всем нам сломала жизнь.

И бабушка может сколько угодно падать на кушетку и требовать столько «сайдкаров», сколько ей вздумается,

Я не жалею о том, что сделала.

И никогда не пожалею.

Вы бы слышали, как затихли слушатели, когда я начала рассказывать им о принцессе Амелии Вирджинии! В банкетном зале стало тише, чем в школьном кафетерии, когда Лилли при всех на меня накинулась. А ведь сегодня вечером в этом зале было примерно человек на восемьсот больше, чем днем в кафетерии.

И каждая женщина, сидевшая в зале, смотрела на меня, совершенно завороженная рассказом о принцессе Амелии. Когда я рассказывала, как дядя Франческо приказал сжечь все книги из дворцовой библиотеки, мне кажется, я увидела слезы в глазах Рози О'Доннел – СЛЕЗЫ!

А когда я дошла до того момента, когда Амелия обнаружила у себя первую пустулу, то я совершенно точно слышала, как со стороны Нэнси Пелоси донесся всхлип!

Но потом я стала объяснять, что миру давно кора признать, что шестнадцатилетние девушки способны на гораздо большее, нежели фотографироваться для обложки журнала «Rolling Stone» в наряде, не прикрывающем пупок, или терять сознание с. перепою перед каким-нибудь ночным клубом, что пора признать, что мы можем отстаивать свои взгляды и готовы прийти на помощь тем, кому эта помощь нужна… в общем, тут-то мне и устроили овацию.

Я наслаждалась всеобщими поздравлениями и тем, что мама Ланы снова повторила, что рада будет принять мою заявку на вступление в члены Domina Rei как только мне исполнится восемнадцать, когда меня дернул за рукав Ларс. (Наверное, мужчин все-таки пускают на мероприятия Domina Rei, если эти мужчины – телохранители). Ларс сказал, что моя бабушка уже потеряла сознание в лимузине.

 И что отец хочет меня немедленно видеть. Но неважно. Бабушка наверное упала в обморок просто от избытка чувств, потому что ее наконец попросили стать членом клуба, который до этого лет пятьдесят или сколько там ею пренебрегал. Потому что я сама видела, как к ней подошла София Лорен и вручила приглашение вступить в члены клуба. Бабушка чуть из кожи не выпрыгнула, с таким нетерпением она сказала, что подумает. Что на языке принцесс означает: «Я позвоню вам утром и скажу «да», но сейчас я не могу это сказать, потому что тогда будет видно, что мне прямо не терпится».

Папа, наверное, часа полтора орал, что я страшно подвела семью и что в парламенте его теперь ждет настоящий кошмар, потому что дело выглядит так, будто наша семья все это время скрывала документ, и что теперь, если он хочет продолжить те начинания, которые он предпринял, ему придется баллотироваться в премьер-министры, и никому, не известно, выиграет ли он выборы, если кроме него будет баллотироваться еще кто-нибудь из этих остолопов, и что народ Дженовии никогда не привыкнет к жизни при демократии, и что у меня все равно останутся мои королевские обязанности, только теперь мне, наверное, придется когда-нибудь искать работу, потому что мое содержание урежут вдвое, и что он надеется, что я довольна тем, что разрушила династию и что я сознаю, что войду в историю как позор семьи Ренальдо… и все такое, пока я в конце концов не сказала:

– Знаешь, что, папа? Тебе нужно обсудить этот вопрос с доктором Натсом, И ты обсудишь, потому что вообще-то он велел, чтобы в пятницу ты и бабушка пришли на сеанс вместе со мной.

Услышав ЭТО, папа смолк. Вид у него стал ужасно испуганный, прямо как в тот раз, когда одна стюардесса заявила, что ждет от него ребенка – пока он не понял, что видит ее впервые в жизни.

– Я? – вскричал он. – Я должен прийти на твой сеанс у психолога? Да еще вместе с моей матерью?

– Да! – Я не собиралась отступать. – Потому что я очень хочу поговорить о том, что во время заполнения анкеты для оценки твоего психологического состояния, против утверждения «Я чувствую, что истинная романтическая любовь прошла мимо» ты отметил галочкой вариант ответа «иногда», хотя всего пару недель назад сказал мне, что будешь всю жизнь жалеть, что дал маме уйти. То есть ты обманывал доктора Натса, а ты знаешь, что если врать во время сеансов психотерапии, пусть даже такому психологу, как мой, то только сделаешь хуже самому себе.

Папа только заморгал. Наверное, потому, что я слишком резко сменила тему. Но потом он с очень раздраженным видом сказал:

– Миа, в противоположность тому, что ты насочиняла с твоим слишком романтическим воображением, я не сижу целыми днями, тоскуя по твоей матери. Да, иногда я жалею о том, что у нас с ней не сложилось. Но жизнь продолжается. И ты тоже поймешь, что у тебя будет жизнь и после Майкла. Поэтому я действительно иногда думаю о том, что истинная романтическая любовь прошла мимо. Но остальное время я живу с надеждой, что где-то совсем рядом, за следующим поворотом, меня может ждать новая любовь, так же, как – я надеюсь – она ждет тебя. А теперь, может, вернемся к более насущным проблемам? Ты не имела никакого права делать то, что ты сегодня сделала. Я очень, очень тобой разочарован.

Но я не слушала, что он говорил дальше – у меня в голове засела его фраза: «я живу с надеждой, что где-то совсем рядом, за следующим поворотом, меня может ждать новая любовь, так же, как – я надеюсь – она ждет тебя». Интересно, как с человеком может произойти такое превращение? Как можно перейти от тоски по человеку э которого любишь так отчаянно, что без него чувствуешь зияющую пустоту в груди, к надежде на то, что где-то совсем рядом, за следующим поворотом, тебя может ждать новая любовь?

Я просто не знала.

Но я надеялась, что однажды такая перемена произойдет и со мной.

Ой, мы уже на Томпсон-стрит.

Здорово. Как будто сегодня вечером в моей жизни было недостаточно событий. Теперь еще в нашем вестибюле болтается какой-то бомж. Ларсу придется его выгонять.

Надеюсь, ему не понадобится пускать в ход электрошокер.

25 сентября, суббота, час ночи, мансарда

Оказалось, что это был не бездомный.

Это был Джей Пи.

Он ждал меня в вестибюле, потому что на улице было не по сезону холодно и он не хотел стоять возле дома. А звонить по домофону моей маме он тоже не хотел, потому что она могла спать.

Но он хотел со мной увидеться, потому что узнал из новостей о моей речи. И он хотел убедиться, что я в порядке.

И вот он приехал в центр города, чтобы со мной встретиться.

– Я хочу сказать, – все говорил он, – что это большое событие, как они и говорят в новостях. То ты обычная девочка, а потом вдруг через минуту – принцесса. А через несколько лет наоборот: то ты принцесса, то вдруг через минуту – уже нет.

– Я по-прежнему принцесса, – заверила я.

– Правда?

Казалось, Джей Пи в этом не уверен. Я кивнула.

– Я всегда буду принцессой. Просто теперь, если захочу, я могу быть принцессой, у которой есть постоянная работа, квартира и все такое.

Все это я объясняла Джею Пи, стоя на крыльце. Это было после того как Ларе его чуть было не обезвредил, потому что сначала он тоже принял его за бездомного бродягу. И пока я объясняла, произошло нечто очень странное.

Пошел снег.

Сейчас еще очень рано для снега на Манхэттене, особенно если учесть глобальное потепление. Но было довольно холодно. Не настолько холодно, чтобы подмораживало, но все равно, я точно знаю, что, пока я говорила, с розового неба (а розовым оно было потому, что облака висели очень низко, и в них отражались городские огни) упало штук десять крошечных белых хлопьев.