Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 41



Парень был ХОРОШ. И вокруг не было никого, равного ему. Можно было понять Анжелику с ее татуировкой.

Единственное, чего я не могла понять: почему она его бросила?

Хотя не могу сказать, что Люк был очень разговорчив. За все утро он сказал мне всего пару слов, и мне было неясно: то ли он по натуре очень тихий, то ли злиться на меня, то ли еще почему-то. Но я ведь знала, что не сделала ничего, что могло бы его разозлить. И только на втором уроке тригонометрии я нашла разгадку, когда Люк скучным голосом спросил:

— Слушай, можно тут где-нибудь выпить кофе-эспрессо?

— Эспрессо? — Могла ли я сказать, что слово ЭСПРЕССО нечасто услышишь в Клэйтоне? Я попыталась смягчить ответ: — Ну, в городе есть «Старбакс».

— Ты хочешь сказать, что я должен куда-то ехать, если мне захочется кофе? — Голубые глаза Люка — такие великолепные на экране, а в реальной жизни (даже за стеклами темных очков) производящие еще большее впечатление, — расширились. — Что же это за место?

— Ну, ничего особенного, правда, — сказала я. — Это всего лишь средняя школа.

Люк почти проспал триг и французский. Он и не думал просыпаться вплоть до четвертого урока. И это было хорошо, потому что в это время мне как раз нужно было идти к «Трубадурам». Люк должен был быть начеку по поводу Трины. Потому что именно Трина могла разгадать его маскировку.

Я предупредила его о ней по пути в класс музыки. Чем больше времени я проводила с Люком, тем разговорчивее становилась.

Но это не значит, что мне было ЛЕГКО в его присутствии. Потому что я все еще не могла его вычислить. Что было странно, поскольку мне это всегда легко давалось.

— Если ты на самом деле хочешь сохранить анонимность, — сказала я Люку, — будь особенно внимателен в присутствии Трины. Она помешана на театре. И она помнит любой эпизод из «Небеса, помогите нам!».

Люк вовсе не обратил внимания на мои слова. Он вытаращил глаза, увидев аппарат с колой.

— Кофеин! — сказал он и чуть не бросился к машине. Но тут его лицо погрустнело. — У меня нет мелочи!

Я выловила в кармане джинсов доллар и протянула ему.

— Я серьезно, Люк, — сказала я в то время, как позади нас ребята заполняли музыкальный класс. — Трина моя лучшая подруга, я знаю, о чем говорю.

Никогда не видела, чтобы кто-то пил колу вот так, залпом. Но Люк Страйкер сделал это легко. Когда он напился, он слегка отрыгнул и швырнул пустую банку назад, за плечо, в стоящую рядом урну.

И ему удалось в нее попасть.

— Без проблем, — сказал он самым оживленным за все утро тоном.

Затем он улыбнулся. И я почувствовала, что у меня внутри все сжалось. Это был плохой знак.

После колы Люк воспрял духом. И когда мы вошли в комнату для хора, где поднимались ряды ступеней, покрытые ковром, он даже явно развеселился, увидев свое отражение в зеркальной стене, глядя в которую, как предполагалось, мы должны были отслеживать правильность своего дыхания.

Это было как раз в тот момент, когда вошла Трина. Она уже слышала о новом парне, к которому меня приставили гидом. Увидев меня с Люком, она решительно направилась к нам и уверенным голосом произнесла:

— Джен, ты не собираешься представить меня своему новому ДРУГУ?

— Трина, — быстро сказала я. — Это Лукас Смит. Лукас, это моя подруга Трина.

В этот момент Люк обернулся и сказал:

— Привет! Ты ведь актриса, да?

Трина посмотрела вверх на Люка — он был очень высокий, больше шести футов — и практически растеклась лужей прямо перед ним.

— А что, — сказала она голосом, которого я никогда прежде у нее не слышала, — да. Актриса.



— Приятно с тобой познакомиться, — сказал Люк. — А что, тут хороший театр?

Я хотела толкнуть Люка — ПООСТОРОЖНЕЕ С ТЕАТРАЛЬНЫМИ ДЕЛАМИ, — потому что боялась, что Трина может связать — Лукас Смит… театр… ЛЮК СТРАЙКЕР.

Но я, очевидно, перестраховалась, поскольку Трина тут же заговорила о том, как обидно, что Лукас появился в школе так незадолго до весеннего выступления и как местная газета описала ее роль в «Ромео и Джульетте», и как Лукасу повезло, что мистер Холл вообще позволил ему петь в «Трубадурах», ведь прослушивание пройти очень трудно…

Тут мне стало интересно, как удалось мистеру Люису уговорить мистера Холла взять парня без прослушивания в его драгоценный хор. Хотя, возможно, мистер Холл был посвящен в истинную историю.

В этот момент Стив — баритон, который так влюблен в Трину, что готов смотреть все романтические комедии в кино, лишь бы быть рядом с ней целых девяносто минут, — подошел к нам.

— Эй, — сказал он. Стив — худющий, у него кадык прямо выпирает наружу. Когда он нервничает, этот кадык так и прыгает. Он и прыгал, как сумасшедший, когда Стив подошел к Трине и Люку. — Что происходит?

— О, привет, Стив, — беспечно сказала Трина. — Это Лукас.

— Привет, — сказал Стив Люку.

— Привет, парень, — ответил Люк, остудив Стива всего лишь двумя словами и кивком головы. Бедный Стив!

Мистер Холл вышел из своего офиса, который примыкает к залу, и захлопал в ладоши:

— Так, люди. Садитесь, пожалуйста. Займите свои места! — Затем его взгляд упал на Люка. — Вы кто такой?

Забавно было смотреть на его встречу с Люком Страйкером. Теперь было ясно, что он понятия не имеет, кто перед ним.

Мистер Холл немедленно стал говорить о том, что он осведомлен о Люке, но он полон негодования по поводу решений администрации, которая кого-то присылает к «Трубадурам», и что Люк должен был бы пройти прослушивание, как и все остальные, и что он, мистер Холл, не понимает, почему он должен его принимать, когда учебный год уже подходит к концу.

Люк и глазом не моргнул. Вероятно, потому, что он уже привык к режиссерам и их абсурдным требованиям. Люк просто сказал:

— О, не беспокойтесь, сэр, я пока просто понаблюдаю, постараюсь понять, что к чему.

Думаю, что вся штука была в слове «сэр». Как и Трина, мистер Холл был немедленно очарован. Он даже позволил сесть Люку к аккомпаниатору и переворачивать страницы нот.

Я должна признать, что на меня произвело впечатление то, как Люк умаслил мистера Холла.

Но я не могла весь четвертый урок думать о Люке. Потому что мистер Холл заставил нас трижды пройти всю программу для «Люерс». Мы должны были вставать, проделывать все движения руками и все остальное. У меня испортилось настроение из-за того, что я не могла прятаться за волосами Карен Сью Уолтерc и читать. А еще больше настроение испортилось, потому что движения рук были очень сложные, их трудно было запомнить, и я все пропускала, а мистер Холл все рычал на меня.

— Вы отстаете, мисс Гриинли! Не застывай, Дженни! — постоянно слышала я на уроке.

Должна сказать, что Трина и в самом деле заставила меня попотеть из-за этих внеклассных баллов.

Нам, альтам, еще не так плохо, как этим сопрано. Они должны на самом деле ТАНЦЕВАТЬ С ШЛЯПАМИ. Серьезно. Как в фильме «Весь этот джаз», только без тросточек. В сущности, им это нравится, потому что все сопрано хорошо танцуют. Но мы, альты, должны бросать им эти шляпы из кучи, спрятанной за ступеньками. Знаете, это жуть, как трудно… поскольку такие, как я, не чувствуют ритма. К тому времени, как прозвенел звонок на ланч, я совершенно вымоталась.

Но так получилось, что Люк только начал прибавлять обороты.

— И у вас это в чести? — захотел узнать Люк, когда мы вышли из зала.

Забавно, как быстро Люк догадался, что есть в этом хоре что-то неубедительное. То есть я пробыла в хоре целых три месяца, пока до меня это дошло. И дело не только в утолщенных лифчиках. Самый сильный номер нашей программы — это «Весь этот джаз». В остальном программа состоит из того, что мистер Холл называет Бродвейскими шоу-затычками — «Столько, сколько я тебе буду нужен» из «Оливера» и «День за днем» из «Молитвы».

Но главная ошибка мистера Холла, как мне кажется, в том, что он заставляет нас ездить по округе и устраивать представления в начальных школах и на встречах клубов деловых людей. Я была в ужасе, когда это узнала. Я хотела убить Трину, но к тому времени было уже слишком поздно, и в других классах, куда меня могла бы засунуть миссис Келлог, уже не было свободных мест.