Страница 2 из 53
Книга Ж.-И. Кусто и Ф. Диоле, несомненно, доставит не только приятные минуты, но и лишний раз напомнит, как необходимо беречь красоту и здоровье Природы и не разрушать ее хотя бы для того, чтобы наши потомки могли удивляться ей и пользоваться ее дарами.
В. Шувалов
М. Долголенко
Самое продолжительное плавание
Кораллы убивают, пожирают, живут и умирают. — Меня охватывает глубинное опьянение. — У меня перелом двух позвонков. — Ноев ковчег XX века. — Акула берет корм из наших рук. — Как делать сразу три дела. — Начинаем испытания.
Неподвижная вода поддерживает мое тело. Сквозь стекло маски я вижу: коралловая стена, разрушаемая кавернами, уходит все ниже, сиреневые точки, золотые пятна, алые и желтые соцветия купаются в головокружительной синеве. Плыву над краем рифа: внизу известковые зонты акропор (Acropora) раскинули свои ветви, кружатся голубые с желтыми крапинками рыбы…
Спускаюсь вдоль стены, покрытой ковром живых существ. Крупные тридакны, приоткрыв створки раковин, позволяют увидеть изумрудное тело, отороченное темно-синей зигзагообразной полосой. Осторожно прикасаюсь к пурпурным трубкам коралла органчика (Tubipora), действительно похожего на миниатюрный орган. Губки, формой напоминающие руки, цепляются за склон, в зарослях черных кораллов прячутся крохотные креветки. Рыбы-бабочки, рыбы-ангелы следят за тем, как я проплываю мимо них.
И вновь я погружаюсь в живую массу кораллов Красного моря. И вновь испытываю то же восхищение, какое впервые испытал, когда мы прибыли сюда на «Калипсо» 16 лет назад, в 1951 году.
Здесь все та же теплая шелковистая на ощупь вода, те же лабиринты, те же гроты, из которых врассыпную вылетают рыбы, едва я заглядываю в них, те же асцидии, похожие на раздувшиеся бурдюки, известковые водоросли, напоминающие сиреневые гирлянды, и даже, кажется, та же рыба-крылатка (Pterois), ощетинившаяся ядовитыми иглами спинного плавника.
В то время как я опускаюсь к основанию рифа, передо мной, словно в калейдоскопе, мелькают различные рыбы: спинороги (Balistes), у которых на выкате, как у Фернанделя, глаза; рыбы-бабочки (Chaetodon), плоские и круглые как тарелки; голубые, с золотым пятном с обеих сторон хвоста, рыбы-хирурги; занклы (Zanclus), волочащие сзади длинный усик, напоминающий вымпел…
А еще ниже — акулы, они, будто дежуря, кружат над песчаным дном.
Здесь царство кораллов. Если такое выражение может показаться странным читателю, незнакомому с подводным миром тропических морей, то это вполне естественно. Понятно, что среда, столь отличная от той, в которой мы живем на суше, приводит в замешательство людей, не приобщившихся к подводному миру, новому, непривычному для человека.
Книгу, посвященную кораллам, следовало бы начинать с подробного описания подводных пейзажей, которые, надеюсь, когда-нибудь собственными глазами увидят читатели, если они еще не знакомы с красотами подводного мира. Удивительно великолепен этот мир, притом следует отметить, что в Красном море и Индийском океане это скорее животный мир, чем растительный. Заросли, о которых я говорил, кусты, простирающие свои ветви в синей воде и напоминающие внешне обыкновенный кустарник, встречающийся на суше, на самом деле являются колониями животных организмов, сложными сочетаниями особей и клеток, пищеварительных систем, миниатюрного вооружения, тесно связанных между собой, чьих тайн мы еще не знаем. Кораллы убивают, пожирают свои жертвы, живут и, увы, гибнут сами, как мы в этом убедимся. Вызвать у читателя интерес к этой коллективной жизни, удивительной и зачастую жестокой, вот чего бы мне хотелось. Живая плоть кораллов образует в теплых морях поистине целые королевства, которые мы с вами посетим.
Понадобится немало времени, чтобы познать их: они никогда не бывают похожи друг на друга.
С глубинами Красного моря, первой из этих подводных стран, у меня связано множество впечатлений, в которых все перемешано — и открытия, и животные разных видов, в частности акулы, и друзья: мои старые компаньоны, Пьер Драш, профессор из Сорбонны и аквалангист, Фредерик Дюма, который уже давно занимается подводной археологией в Средиземном море; кстати, он участвует и в нынешней экспедиции.
Вспоминается случай, который произошел 16 лет назад, когда мы появились здесь впервые. К Пьеру Драшу подплыла акула довольно внушительных размеров. Я видел это, находясь по меньшей мере в десятке метров от него, и попытался привлечь его внимание… Надо сказать, Драш — один из самых выдающихся наших зоологов. Когда он работает — в лаборатории или на глубине 40 метров, — он не любит, чтобы ему мешали, пусть даже это акула. Я похлопал Пьера по плечу. Акула по-прежнему была рядом, она едва не касалась рук аквалангиста. Видимо, у нее уже разыгрался аппетит. Драш взглянул на акулу, пожал плечами и продолжал изучать колонии мшанок. Видя такое пренебрежение к ее особе, акула повернулась и исчезла в темно-синей толще воды.
Именно во время того погружения мы спускались еще глубже, чтобы испытать хорошо знакомое подводным пловцам полубессознательное состояние, называемое глубинным опьянением. На глубине 70–80 метров оказываешься в царстве мечты, которая может обернуться опасностью.
Стена ощетинилась сотнями трубок — виргуляриями, кораллами, напоминавшими трости, с какими ходят слепцы. Самые немыслимые формы жизни встречались нам в путешествии в этот совершенно иной мир — страну грез, феерическую и кошмарную. Горгонарии, гибкие словно опахало, ласково касались меня…
Достигнув глубины свыше 80 метров, я стал всматриваться вниз, в толщу синей как ночь воды, где, казалось мне, кроется какая-то сладостная тайна.
В тот день я осознал, что еще не готов по-настоящему к встрече с глубинами моря, которые земляне называют «бездна»; исследование их требует значительных средств, средств, которые нам еще только предстояло изыскать. Тогда-то я и решил во что бы то ни стало создать аппараты, которые позволили бы проникнуть в самые глубины «мира безмолвия».
Правда, с автономным снаряжением мы смогли проникнуть в глубь моря и свободно передвигаться там, но после того глубоководного погружения я понял, что нам потребуется преодолеть второй рубеж, поскольку за его пределами акваланг и гидрокостюм становятся малоэффективными. Для того чтобы проникнуть за этот второй рубеж, я и разработал аппарат типа «ныряющее блюдце». (В нашей стране сконструирован и проходит успешное испытание аналогичный подводный аппарат «ТИНРО-2». — Прим. ред. ) В продолжение всего плавания мы будем пользоваться этими аппаратами. Более того, работа с ними займет важное место в наших исследованиях и явится одним из предметов нашего повествования.
С тех пор как мы совершили тут первые свои погружения, я довольно часто возвращался в край кораллов. В 1963 году в Красном море мы спустили подводное жилище «Преконтинент-II», проведя беспрецедентный научный эксперимент: целую неделю люди жили под водой на глубине 25 метров и месяц — на глубине 10 метров.
В начале 1967 года я снова оказался в Красном море, но в этот раз на свидание, назначенное мною несколько лет назад, я явился вооруженным до зубов. Я успел приобрести значительный опыт, был оснащен такими приборами, о каких прежде и мечтать не смел, был преисполнен решимости осуществить в зрелом возрасте честолюбивые мечты своей юности.
17 февраля 1987 года «Калипсо» покинула Монако. Нам предстояло плавание гораздо более продолжительное, чем я мог предполагать, плавание, фактически не имеющее предела ни в пространстве, ни во времени, — так сказать, в бесконечность.
С борта «Калипсо» во время прошлых экспедиций мы успели осуществить множество океанографических исследований, как частного, так и общего характера. К примеру, фотографировали рельеф дна глубоководных участков Атлантического океана. На сей же раз ничто не ограничивает наши задачи. Мы отправляемся в многолетнее плавание, горя желанием раскрыть все тайны моря. Это не означает, что у нас нет определенной цели. Напротив, мы разработали более обширную программу, чем когда-либо ранее, при поддержке Океанографического музея в Монако. Но этот научный план не ограничивает нас. Мы будем странниками, морскими бродягами, у которых лишь одно занятие: собирать новые данные повсюду, где удастся, и собирать их до тех пор, пока «Калипсо» не надоест носить нас по волнам. Не думаю, чтобы когда-либо прежде предпринимались океанографические экспедиции подобного рода. Много лет назад мы с моими спутниками решили посвятить себя изучению глубин и давно поняли, что это требует такого же самопожертвования, отрешенности от жизненных благ, как и в эпоху парусников, во времена первых кругосветных путешествий.