Темные ветры империи

Вдалеке на дороге показался одинокий всадник, летящий во весь опор. Кто — против солнца не разглядеть, но и так видно, что лошадь под седоком на последних силах. Скакал как раз со стороны дурных новостей. В это время за спиной императора, во дворе, кто-то заорал страшным голосом, выдавая матюки. Саня аж вздрогнул. Не от страха, от неожиданности.

— Что там еще?! — крикнул он, оборачиваясь.

Кадет, стоящий поодаль, так, чтобы не мешаться, но в то же время чтобы быть под рукой в случае нужды, опрометью бросился вниз и вскоре обернулся, задыхающийся от усердия.

— Ваше величество, это Котька-дурак спросонья рукой в жаровню залез, а потом котел с похлебкой на себя опрокинул.

— Цел?

— Шкура, конечно, слезет, — рассудительно ответил кадет.

Кадетов при своей особе император держал уже много лет. Все ребятки из лучших семей. Считалось, что при нем они набираются ума-разума, хотя и без порки не обходилось. Но самое главное, это были детки тех, кто в том или ином случае мог бы пойти против государя. И тогда дети в полной мере ответят за глупость родителей. И, случалось, отвечали. Все, кому надо, про то знали и помнили. Кадеты были одним из залогов верности.

— За похлебку с него спросить полностью, а когда подзаживет, дать ему пятнадцать «красненьких». Напомнишь тогда.

«Красненькими» тут именовались удары плетью по спине, от которых на коже мигом появляются кровавые рубцы.

— Да там не заправили еще. Так, кипяток один да мослы.

— Вот за кипяток с мослами и спросить. Чай, на моих дровах-то огонь горел.

И вдруг его осенило. Осенило и стало странно, как это он раньше не додумался до такой простоты. Ни он и никто другой до него.

— А ну сотника сюда. Матвея-менеджера тоже. Мигом! И крикни, что б гонцов готовили.

Кадет моргнул черными навыкате глазами и сгинул, сорвавшись с места. Император Саня посмотрел на часы на железном браслете — большая редкость по нынешним временам. Говорят, в старину такие чуть не у каждого имелись. Только наверняка ведь врут. Про бывшее много невероятных историй ходит, хотя, надо признать, кое-что все же было взаправду. Вот, например, то, что люди умели летать. Не как птицы, конечно, это чушь, а были у них на это специальные машины, на которых они поднимались в воздух и летали далеко и высоко. Проф несколько раз показывал ему картинки в старых книжках и читал про них. Плохо то, что нигде не сказано, как эти самолеты делать, хотя общий принцип понятен. Только вот беда, нет в Саниной империи таких двигателей. То есть несколько штук хранились в разных местах, иные проржавели, ясно, что без многих деталей, но для чего они или от чего — никто толком не знал. Больше того, Проф вычитал, что для них нужен керосин, но как его добыть, тоже неизвестно. Поэтому эта императорская мечта-забава так и оставалась мечтой, хотя как ему хотелось сверху, из-под облаков, посмотреть на свою империю, да и соседей лишний раз пугнуть не помешает. Сверху-то многое должно быть видно. Ох и многое! А какие дела можно делать!

Тяжело топая, пришел Илья, на ходу скрипя пальцами в густой бороде.

— Чего звал, государь?

— Погоди, Митька придет. Что б два раза не повторять. Посмотри пока, не узнаёшь, кто это? — показал он на всадника.

— Что-то не пойму против солнца-то. Вроде на Гришку похож.

— Какого Гришку?

— Да Кривого, конюха твоего.

— Вот те на, — удивленно протянул император, — это он чего, на моем Гнедом так?

— Похоже.

— Ну, гад! Я ему этот кнут в зад по самую рукоять вобью.

— Может, случилось чего? — рассудительно заметил сотник. — Вот и старается человек.

— Ну-ну! — зло, с обещанием в голосе сказал Саня. — Ты для начала сам с ним потолкуй. А то как бы греха не вышло.

— Ладно.

Судя по жеребячьему топоту за их спинами, вернулся оборотливый кадет. Старается паренек. И правильно делает.

— Насилу отыскал, государь.

Император обернулся. Не столько для того, чтобы посмотреть на кадета, сколько чтобы не видеть, как Кривой хлещет его Гнедого. Не какого-то там Гнедого, а его собственного, одного из лучших коней в империи.

— Ну и где он? — нетерпение и гнев бились в голове.

— Здесь я, здесь, — раздался сварливый голос менеджера, хотя самого его видно пока не было.

— Давай быстрей.

— Стар я уже на такую высоту лазать.

— Смотри, сменю на молодого, — пригрозил император. Впрочем, без особого гнева, скорее по инерции. Оглянулся назад — Гнедой, казалось, даже прибавил скорость. Ну-ну!

— Меняй, государь, меняй, — ворчал Матвей, преодолевая последние ступени. — Давно пора. Сколько мне можно твое добро стеречь да умножать. Вот молодой-то порезвится от пуза. Глядишь, через полгодика как раз с голоду-то и сдохнем вместе с детишками малыми.

— Кончай мне тут морок разводить. Сюда слушайте. Чую я, с канавами мы не успеем. Надо закидать рвы дровами и хворостом, а как траки подойдут — поджечь разом. В огонь они не сунутся.

— А не опасно? — спросил менеджер. — Сушь-то вон какая стоит. Как бы не полыхнуло все разом. И дома, и деревья. А, государь?

— Другого ничего не остается, — продолжал настаивать император и снова обернулся на Гнедого. — Расставить людей, пусть присматривают. Чего скажешь, Илья?

— А что? — откликнулся тот, привычно запуская пальцы в бороду. — Другого-то действительно ничего нет. Только вот успеем ли?

— Придется успеть! Разошли людей, чтоб проследили. В случае чего от моего имени прямо в морду. Выбери парней понахальнее. Да смотри, чтобы в родные деревни не попали, не справятся со своими-то.

— Это может.

— А ты давай-ка здесь. Чтоб твои парни как испуганные бегали! Но к концу дня вокруг должно быть все готово.

— Да не достигнут они нас к вечеру, — ворчливо проговорил менеджер, косясь в сторону, где возле наружного частокола лежала чья-то полотняная шапка, отороченная серым беличьим мехом. Почти совсем новая. С чего бы тут добру валяться?

— Матвей!

— Хорошо, испугаю. Только люди всю ночь трудились. Скажи Илье, пусть своих гвардейцев даст пособить.

— Не зли меня, — уже нешуточно процедил император. После почти бессонной ночи у него начала болеть голова.

— Не буду. Если все, то пойду я. Олежек! — неожиданно зычно рявкнул он. Этой его ласковости в обращении боялись все. Боялись и желали ее. Менеджер Матвей как никто умел управляться с людьми. И добро императорское хранить тоже умел. По углам про него шептались, что у него глаза не только на затылке, но и под каждой лавкой спрятаны, разве что прищуренные, потому сразу не разглядеть их.

— Погоди. Я вот что думаю, мужики. Как бы не кочевые вперед себя траков пустили. Говорят, они такое особое слово знают или еще чего. Илья, ты там скажи своим, чтобы повнимательнее.

— Слово не слово, а большой пал вполне могли устроить. Вот зверье и кинулось не в сезон побегать. А после бега у них такой жор начинается. Сделаю, государь.

— Ты слыхал, Матвей?

— Слыхал. Ну все?

— Иди.

— Ага. Тебе поесть сюда принести или спустишься к нам, грешным? — не без ехидства поинтересовался менеджер.

Император словно не услышал поддевки.

— Приносили уже. Распорядился, без тебя обошлось. Идите оба. Время не терпит. Заставы бы надо известить. Мало ли что, — уже в спину сотнику сказал император. — И конюха этого, Кривого, придержи. Сам с ним поговорю. Потом.

Приближенные ушли со стены, и сразу же снизу раздались крики. Эти — исполнят. Привыкли и научились властвовать, велеть людям. Все, что на день пути, словом его, императора, будет готово к нашествию тварей. А получится по уму, так и дальше. Тех же, кто с первого раза не поймет или не послушается, гвардейцы сумеют вразумить. Хотя перед такой напастью, как траки, никого и уговаривать не надо. Перед зимой остаться без съестного припаса никому не хочется. Люди слишком хорошо знают, что такое голод. И что такое набеги тоже.

Косо глянув на кадета — здесь, никуда не делся, — пошел вниз, словно на прощанье глянув на горизонт, где бугрились поросшие лесом холмы.