Кэти Малхолланд. Том 1

А на лужайке сидела Тереза, вытянув ноги и уронив на колени руки, и думала о Кэти. Кэти, наверное, удивилась бы, если б узнала, что с тех пор, как поступила работать к Розье, она постоянно присутствует в мыслях Терезы. Тереза и сама не могла понять, что с ней происходит, но с первой же минуты, увидев девочку, была буквально потрясена ее красотой. Впрочем, она объясняла себе это странное чувство, которое пробуждала в ней юная Кэти, своим преклонением перед красотой. Любой человек, знающий толк в эстетике и разбирающийся в искусстве, невольно залюбовался бы лицом этой девочки. Тереза вспомнила, как однажды она и Эйнсли разговаривали о пользе денег, и Эйнсли сказала:

– Вот возьми, к примеру, Кэти Малхолланд. Если этой девочке дать подобающее воспитание и красиво ее одеть, ею будет восхищаться вся Европа, от Лондона до Рима. Но какая судьба ее ожидает? Такая же, как у всех девушек из простонародья. Она выйдет замуж за шахтера, к двадцати годам уже успеет родить двоих или троих детей, а к тридцати годам в ней не останется и следа от красоты. А все потому, что она родилась в бедной семье. Если б у нее были деньги, она бы надолго сохранила красоту и в тридцать лет была бы в самом расцвете. Поэтому, – заключила с улыбкой Эйнсли, – никогда не пренебрегай деньгами, Тереза.

При мысли о своей любимой гувернантке невыразимая тоска овладела Терезой. Если б она только могла поговорить сейчас с Эйнсли, рассказать ей о том, что ей пришлось стерпеть в последние месяцы! Но Эйнсли была сейчас в Лондоне, где делилась своей мудростью с двумя юными леди.

Что она будет делать после помолвки Бернарда? Напишет мужу и сообщит, что больше не вернется к нему, или все-таки послушается мать и подождет до свадьбы? Тереза закрыла глаза и живо представила себе все те мерзости, которые ей придется терпеть в течение четырех месяцев, если она останется с мужем. И вдруг она с необычайной ясностью осознала, что никогда в жизни не сможет больше заставить себя лечь в одну постель с мужчиной – ни с мужем, ни с кем бы то ни было… Но что же ей делать?

Со стоном отчаяния она растянулась на траве и спрятала лицо в ладонях.

Глава 4

Бал продолжался, и дом был наполнен звуками музыки. Все гости уже прибыли, поужинали, и теперь несколько пар танцевали в зале, а другие были заняты светской беседой. Суета приостановилась, и прислуга, наконец, вздохнула с облегчением, некоторые слуги даже позволили себе расслабиться. Повариха тоже отдыхала после долгих трудов.

Она сидела в кресле-качалке возле огня, положив ноющие ноги на скамеечку и подкрепляя себя чашкой чая с джином. Она смертельно устала, однако испытывала чувство глубокого удовлетворения: как она только что сказала Дотти, никто другой на ее месте не смог бы сделать столько, сколько сделала она за последнюю неделю. Она сделала больше, чем было под силу человеческому существу. Теперь ее собственные ноги терзали ее.

Кэти тоже вымоталась за день. Голова у нее шла кругом, а все ее тело, особенно руки, ломило от усталости. Она была на ногах с половины шестого, и единственное, чего ей хотелось сейчас, это уронить голову на стол и уснуть. Кэти встала с деревянного ящика, отодвинула от себя тарелку и обернулась к Дотти.

– Я пойду, сполосну лицо под насосом, это меня взбодрит, – сказала она.

– Прежде чем идти умываться, поставь кипятить воду для посуды, – приказала ей повариха, поднимая глаза от своего чая.

– Хорошо, мэм, сейчас же поставлю.

Наполнив два больших котла и поставив их на огонь, Кэти вышла через заднюю дверь на свежий воздух. День угасал, сумерки сгущались, уступая место ночи, но было еще очень тепло, хоть и прохладнее, чем на кухне. Она глубоко вздохнула и направилась к насосу. Сегодня вечером двор выглядел совсем иначе, чем обычно, из-за многочисленных экипажей, загораживающих въезд. Ей бы хотелось проскользнуть между карет и взглянуть на подъездную аллею и на парадный вход, который в честь праздника украсили огнями, но она боялась столкнуться с кем-нибудь из извозчиков. В настоящий момент все извозчики и кучера должны были сидеть в комнате для хранения упряжи вместе с мистером Татманом, где для них был накрыт стол с закусками и пивом, но кто-то мог на минутку выйти на улицу, а Дотти говорила, что эти кучера – опасный народ. Не приведи Господь нарваться на кого-нибудь из них в темном углу.

Кэти подставила лицо под прохладную струю воды, изогнувшись так, чтобы не намочить чепчик и перед платья. Теперь, освежившись, она чувствовала себя бодрее. Она посмотрела на небо. Скоро совсем стемнеет, и в темноте дом со всеми его огнями будет смотреться великолепно. Ей бы хотелось пройти вдоль садовой стены и подняться на холм, чтоб взглянуть оттуда на дом, но сейчас она бы ни за что не осмелилась войти в сад. Не только потому, что боялась темноты. Дотти рассказывала, что во время празднеств некоторые пары иногда удаляются в сад и там происходят разные вещи. Но это, может и неправда – ведь мать говорила ей, что далеко не всем утверждениям Дотти можно верить.

Она вытерла лицо краешком передника и вернулась на кухню, где увидела Флорри Грин, которая зашла туда, чтобы поделиться впечатлениями о бале и посплетничать о гостях. Повариха была так увлечена ее рассказом, что даже опустила ноги со скамеечки и выпрямилась в своей качалке.

Горничная описывала мать невесты мистера Бернарда.

– Она такая старомодная, – говорила Флорри. – Маленькая и невзрачная, и одевается безо всякого вкуса. Я, по правде сказать, была удивлена. А кстати, знаешь, она настоящая аристократка. Мистер Кеннард сказал, что одна из ее сестер замужем за лордом, а другая – за графом, Ну и ладно! Посмотришь на нее, так можно подумать, ее коробейник одевал. – Последние слова горничная сказала вполголоса, наклонившись к поварихе.

– Да неужели? – удивилась та. – А как одета ее дочь, мисс Анн?

– Мисс Анн одета недурно, – Флорри оправила оборки на своем парадном переднике. – Она в розовом, и это ей к лицу. Вообще-то она хорошенькая, но из тех, что быстро увядают. – Говоря, Флорри качала головой в такт своим словам. – А отец… он представительный мужчина. Высокий и худой, а волосы белые как снег. Да, да, видный мужчина. Понимаешь, что я хочу сказать?

Повариха кивнула, показывая тем самым, что она прекрасно понимает, какой тип мужчины имеет в виду горничная. Приблизив лицо к Флорри, она заметила вполголоса:

– Странно, не правда ли, что они не остаются ночевать здесь, а возвращаются в Шилдс?

– Не только тебе это кажется странным.

– У кого они остановятся на ночь? – поинтересовалась повариха.

– У Палмеров, – ответила Флорри. – Это их давние друзья. Палмеры, кстати, приехали с ними. У них обоих очень важный и самодовольный вид… Держу пари, мисс Анн понимает, почему мистер Бернард захотел жениться на ней. А она… Она-то, бедняжка, влюблена в него! Ты бы видела, как она на него смотрит.

– Значит, ты видела их вместе?

– Ага. – Горничная встала, собираясь уходить. – Я забирала тарелки у Фанни и стояла у боковой двери в зал. Мне оттуда было видно, как они танцуют.

– Постой, – окликнула ее повариха, когда Флорри уже была в дверях. – Ты ничего не сказала о хозяйке. Как она выглядит?

– Затмевает многих, на мой взгляд, – ответила Флорри, оборачиваясь. – Платье сидит на ней прекрасно, и она очень довольна, что все идет гладко. Вот только мисс Тереза, наверное, огорчает ее. У мисс Терезы такой вид, словно она потеряла шесть пенсов, а нашла только три. Она, правда, никогда не была очень любезной с гостями, но сегодня у нее лицо как скисшее молоко. Я видела, как она танцевала с мистером Роджером. Не думаю, что кто-то другой пригласил бы ее. Господи, а какое на ней платье… – Горничная презрительно поморщилась и закрыла глаза. – Я бы не променяла мое воскресное платье на ее бальный наряд, честное слово.

– Да что ты!

– Поверь, она одета просто ужасно. И ведь не потому, что она не может купить себе красивое платье. Ее старикашка помешан на ней… Что ж, о вкусах не спорят. Я всегда это говорю: у каждого свой вкус, не нам судить.