Красавица и герцог

– Она может занять мою спальню, – предложила Мэри.

При других обстоятельствах Джек запретил бы тете уступать свою комнату, но оба они слишком устали. Пожалуй, этот безумный день следовало отнести к тем случаям, когда приходится поступиться гордостью, чтобы облегчить себе жизнь. Джек благодарно кивнул:

– Это очень любезно с твоей стороны.

– Боюсь, речь идет о простом самосохранении.

Джек ласково улыбнулся.

– Тетя Мэри?

Она уже взялась за ручку двери, но остановилась и обернулась.

– Да?

– Мисс Эверсли.

В глазах Мэри мелькнуло мечтательное выражение.

– Да?

– Я люблю ее.

Тетя вспыхнула от удовольствия.

– Я так рада это слышать!

– И она меня любит.

– Как чудесно!

– Да, – прошептал Джек.

Мэри махнула рукой в сторону холла.

– Ты идешь со мной?

Джек понимал, что ему следовало бы вернуться в гостиную, но объяснение отняло у него слишком много сил. Вдобавок ему не хотелось показываться остальным в таком виде – растерянным, бледным, с покрасневшими глазами.

– Ты не против, если я побуду здесь?

– Конечно, оставайся. – Она задумчиво улыбнулась и скрылась за дверью.

Джек снова повернулся к дядиному столу и медленно провел пальцем по гладкому дереву. Тишина кабинета обволакивала, словно уютное теплое одеяло, а Джеку так нужно было хотя бы немного покоя.

Ему предстояла долгая ночь, и он точно знал, что не заснет. Бессмысленно было даже пытаться. При мысли о том, чтобы что-то делать или куда-то идти, его мутило, и меньше всего на свете ему хотелось думать.

Этой ночью Джек хотел одного: просто быть.

Грейс понравилась гостиная в доме Одли. В этой элегантной комнате, отделанной в мягких кремовых и бордовых тонах, стояли два дивана, изящное бюро и несколько уютных кресел для чтения, расставленных по углам. Милые домашние мелочи придавали гостиной особое очарование. Грейс заметила на столе пачку писем, а на диване – забытое рукоделие. Должно быть, миссис Одли отложила вышивание, услышав стук в дверь. На каминной полке выстроились в ряд шесть миниатюр. Грейс подошла ближе, притворившись, что греет руки у огня.

Это все семейство Одли, лет пятнадцать назад, тотчас поняла Грейс. Первым шел портрет дяди Джека, на второй миниатюре Грейс узнала миссис Одли. Потом… Господи, неужели это Джек? Разумеется, кто же еще? Совершенно не изменился! Как ему это удалось? Конечно, на портрете Джек был моложе, но в остальном выглядел как прежде: то же выражение глаз, та же озорная улыбка.

На мгновение у Грейс перехватило дыхание.

На остальных миниатюрах были изображены дети Одли. Два мальчика и девочка. Грейс склонила голову и прочитала про себя коротенькую молитву, увидев портрет младшего ребенка, Артура. Джек его любил.

Возможно, о нем говорил сейчас Джек со своей тетей. Грейс последней входила в гостиную и видела, как Мэри мягко потянула племянника к соседней двери.

Несколько минут спустя появившийся дворецкий объявил, что комнаты для гостей готовы, однако Грейс задержалась возле камина. Ей не хотелось покидать гостиную.

Она и сама не могла бы сказать почему.

– Мисс Эверсли.

Грейс обернулась, перед ней стояла тетя Джека.

– Вы так тихо подошли, миссис Одли, – улыбнулась Грейс. – Я вас не слышала.

– Это портрет Джека, – произнесла миссис Одли, взяв с полки миниатюру.

– Я его узнала.

– Да, он почти не изменился. А это мой сын Эдвард, он живет на соседней улице. Рядом портрет Маргарет. Теперь у нее уже две дочери.

Грейс перевела взгляд на изображение Артура. Миссис Одли тоже смотрела на него.

– Я сочувствую вашей потере, – после долгого молчания сказала Грейс.

Миссис Одли с усилием сглотнула, но глаза ее остались сухими.

– Спасибо. – Повернувшись, она взяла Грейс за руку. – Джек в кабинете своего дяди. Это в дальнем конце коридора, справа. Идите к нему. – Губы Грейс удивленно приоткрылись. – Идите, – с мягкой улыбкой повторила миссис Одли.

Грейс растерянно кивнула, а в следующее мгновение, даже не успев как следует подумать, уже спешила в дальний конец коридора.

К двери в кабинет.

– Джек? – тихо позвала она, робко приоткрыв дверь. Джек сидел в кресле, лицом к окну, но, услышав ее голос, тотчас обернулся и встал.

Грейс тихо проскользнула в комнату, закрыв за собой дверь.

– Твоя тетя сказала…

Она не успела договорить, Джек уже стоял рядом. Он сгреб Грейс в охапку, притиснул спиной к двери и поцеловал в губы. Поцеловал пылко, стремительно и так страстно, что… о Господи… у нее перехватило дыхание.

Потом он отступил, а Грейс не двинулась с места. Она замерла, привалившись спиной к двери, тяжело дыша. Колени у нее подгибались, она едва держалась на ногах и не смогла бы произнести ни слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Никогда прежде она не испытывала такого острого желания.

– Иди спать, Грейс.

– Что?

– Когда ты рядом, искушение слишком велико. – В голосе Джека звучала усталость, сдерживаемая страсть и многое, что невозможно было высказать словами.

Грейс потянулась к нему, не в силах справиться с собой.

– Не в этом доме, – покачал головой Джек, хотя глаза его потемнели от желания. – Иди, – хрипло прошептал он. – Пожалуйста.

И Грейс ушла. Она взбежала по лестнице на второй этаж, нашла свою спальню и забралась в постель.

Всю ночь она пролежала без сна, то дрожа как в лихорадке, то плавясь от жара.

Глава 21

– Не можете уснуть?

Джек, сидевший у окна в дядином кабинете, поднял глаза. В дверях стоял Томас.

– Да.

Уиндем вошел в комнату.

– Я тоже.

Джек поднял вверх взятую с полки бутылку бренди. Должно быть, бутылка оставалась нетронутой со дня дядиной смерти, однако на толстом стекле не было ни пылинки. Тетя Мэри всегда считалась безупречной хозяйкой.

– Попробуйте, – предложил Джек. – Бренди по-настоящему хорош. Думаю, дядя берег его для особых случаев. – Он моргнул, глядя на этикетку, и добавил: – Хотя, полагаю, не для таких, как этот.

Он жестом указал на хрустальные бокалы, стоявшие в шкафчике у окна, и подождал, пока Томас возьмет себе один. Поставив бокал на низенький столик, герцог уселся в ближайшее кресло с высокой спинкой. Джек наклонился и щедро плеснул ему бренди.

Томас сделал глоток и прищурился, глядя в окно.

– Скоро начнет светать.

Джек кивнул. Небо еще не порозовело, но в воздухе уже разливалось нежное, бледно-серебристое сияние утра.

– Кто-нибудь проснулся?

– Насколько мне известно, нет.

Они немного помолчали. Джек прикончил бренди и снова потянулся за бутылкой, но, плеснув несколько капель на дно бокала, вдруг понял, что на самом деле больше не хочет пить.

– У вас когда-нибудь бывает ощущение, что вас выставили на всеобщее обозрение? – спросил он, подняв глаза на Томаса.

Герцог невозмутимо пожал плечами:

– Постоянно.

– Как вы это выдерживаете?

– Мне не знакома иная жизнь.

Джек с досадой потер лоб. У него раскалывалась голова. Казалось, этому не будет конца.

– Похоже, день предстоит отвратительный.

Томас кивнул.

Джек закрыл глаза. Он легко мог представить себе сцену в церкви. Герцогиня непременно захочет первой прочитать приходскую книгу, а Кроуленд будет маячить у нее за спиной и заглядывать через плечо, готовясь продать свою дочь тому, кто предложит лучшую цену. Возможно, тетя Мэри тоже поедет в Магуайрсбридж. И леди Амелия… Едва ли стоит ее за это осуждать, она вправе знать, что ее ожидает. Положение ее так же шатко, а будущее расплывчато, как у остальных.

Единственный человек, которому не обязательно ехать в Магуайрсбридж, – это Грейс.

Но именно ее, ее одну Джек хотел бы видеть рядом.

– Чувствую, в церкви нас ждет настоящий спектакль, вот дьявольщина, – проворчал Джек.

– Это верно.