Страница 33 из 69
– Ладно, покажите ему дом. Пусть полюбуется на свое родовое владение перед отъездом. С Марией вы встретитесь позже. А я останусь, подожду Уиндема.
Джек и мисс Эверсли направились к двери и собирались покинуть столовую, когда до них донеслись последние слова герцогини:
– Если он еще вправе носить это имя.
Грейс была слишком рассержена, чтобы вежливо ждать своего спутника за дверью, и успела пройти половину коридора, прежде чем мистер Одли ее догнал.
– Это экскурсия по замку или состязание в беге? – поинтересовался он. Его губы сложились в знакомую насмешливую улыбку, но на этот раз Грейс лишь рассвирепела еще больше.
– Почему вы ее дразнили? – взорвалась она. – Зачем вам это нужно?
– Вы о моем замечании насчет ее прически? – уточнил Джек, глядя на нее с самым кротким и невинным выражением, будто желая спросить: «А что я такого сделал?» При этом он отлично знал ответ, что больше всего возмущало Грейс.
– И не только, – гневно выпалила она. – Завтрак начинался так чудесно, а потом вы…
– Может, вам этот завтрак и показался чудесным, – оборвал ее Джек неожиданно резким тоном, – однако меня не оставляло ощущение, что я говорю с горгоной Медузой.
– Пусть так, но вам не следовало распалять ее еще больше своими колкостями.
– А разве «его святейшество» не делает то же самое?
Грейс недоуменно нахмурилась, не скрывая раздражения.
– О чем это вы?
– Прошу прощения. – Мистер Одли пожал плечами. – Я имел в виду герцога. Я не замечал, чтобы он прикусывал язык в присутствии бабушки. Я лишь подражал ему, надеясь, впрочем, его превзойти.
– Мистер Од…
– Ах, я, кажется, оговорился. Он ведь не святейшество, верно? Скорее, само совершенство?
Грейс растерянно замерла, глядя во все глаза на мистера Одли. Чем заслужил Томас такое презрение? Если кто и имел полное право гневаться, так это сам Уиндем. Собственно, он и был вне себя от ярости, но по крайней мере ему хватило воли покинуть замок, чтобы излить свой гнев где-то за его пределами.
– О, вспомнил, его светлость, не так ли? – продолжал мистер Одли, к которому вернулась его обычная насмешливость. – Я настолько необразован, что не знаю, как правильно обращаться к таким важным особам.
– Я никогда не называла вас необразованным. Как, впрочем, и герцогиня. – Грейс сердито фыркнула. – Теперь она будет капризничать весь день.
– А разве в другие дни она не капризничает?
О Боже, Грейс захотелось огреть мистера Одли чем-нибудь тяжелым. Конечно, герцогиня постоянно донимала всех своими капризами, и Джек об этом знал. Но чего он добивался этим сухим, язвительным замечанием? Хотел показать свое превосходство?
– Сегодня будет много хуже обычного, – неохотно проворчала Грейс. – А расплачиваться придется мне.
– В таком случае простите меня, – покаянно произнес мистер Одли, отвесив поклон.
Грейс вдруг стало не по себе. Не потому что ей показалось, будто мистер Одли издевается над ней, а как раз оттого, что он был совершенно серьезен.
– Не стоит извиняться, – пробормотала она. – Вы не обязаны принимать во внимание мои обстоятельства.
– А Уиндем беспокоится на этот счет?
Грейс подняла глаза и смущенно встретила его настойчивый взгляд.
– Нет, – тихо отозвалась она. – То есть он всегда внимателен ко мне, однако нет…
Нет. Томас, конечно, заботился о Грейс и не раз вставал на ее защиту, когда замечал, что герцогиня обращается с ней несправедливо, но он никогда не стал бы сдерживать свой сарказм в беседе с бабушкой ради сохранения мира. А Грейс никогда бы и в голову не пришло попросить его об этом. Или упрекнуть за излишнюю язвительность.
Он был герцогом. И Грейс никогда не позволяла себе фамильярничать с ним, несмотря на дружбу.
А мистер Одли…
Грейс на мгновение закрыла глаза и отвернулась, чтобы Джек не увидел, как мучительно исказилось ее лицо. Сейчас он был всего лишь мистером Одли, стоящим не намного выше ее по положению. Но в ушах Грейс все еще звучал тихий зловещий голос герцогини: «Подожду Уиндема… Если он еще вправе носить это имя».
Герцогиня говорила о Томасе, и нетрудно было продолжить ее мысль. Если Томас не Уиндем, значит, Уиндем – мистер Одли.
Значит, этот мужчина… мужчина, который дважды поцеловал Грейс и пробудил в ней мечты о мире за пределами замка, возможно, истинный владелец Белгрейва. Герцогский титул не просто несколько лишних слов, добавленных к чьему-то имени. Это и земли, и состояние, и целый пласт истории Англии, возложенный на плечи обладателя герцогства. И если пять лет, проведенных в замке Белгрейв, чему-то и научили Грейс, так это тому, что аристократы заметно отличаются от остальной части человечества. Они так же смертны и тленны, также подвержены боли и недугам, как и весь людской род, и все же в них есть нечто особенное.
Отличие не делает их лучше, что бы ни утверждала герцогиня в своих бесконечных нравоучениях. Грейс никогда этому не верила. Быть иным не значит быть лучше. Однако знание своих корней, верность традициям и ощущение собственной значимости накладывают печать избранности на этих людей.
Если мистер Одли законный отпрыск Джона Кавендиша, тогда он герцог Уиндем, и мечтать о нем – непозволительная дерзость, когда ты всего лишь жалкая старая дева.
Грейс глубоко вздохнула, стараясь справиться с охватившим ее смятением, и лишь убедившись, что полностью владеет собой, повернулась к Джеку:
– Какую часть замка вы хотели бы осмотреть, мистер Одли?
Джек благоразумно решил не проявлять излишней напористости и любезно заметил:
– Конечно, мне любопытно было бы увидеть весь замок, но, боюсь, для подобной экскурсии одного утра маловато. С чего вы посоветуете начать?
– Может быть, с галереи? – Накануне вечером мистер Одли с интересом разглядывал картины у себя в спальне. Пожалуй, логично было бы выбрать галерею для первого знакомства с Белгрейвом.
– И глазеть на благообразные лица моих предполагаемых предков? – Мистер Одли раздул ноздри и скривил рот, словно только что проглотил что-то на редкость противное. – Думаю, не стоит. Слишком много предков для одного утра, спасибо большое.
– Но там только покойные предки, – пробормотала Грейс, изумляясь собственному нахальству.
– Вот этим они мне и нравятся, но только не сегодня.
Грейс бросила взгляд в сторону окна, сквозь которое в холл вливались потоки света.
– Я могла бы показать вам сад.
– Мой наряд не слишком для этого подходит.
– Тогда оранжерею?
Мистер Одли подергал себя за мочку уха.
– Боюсь, я совершенно глух к красотам природы.
Грейс сжала губы и, немного помолчав, спросила:
– Возможно, вы сами хотите что-то предложить?
– О, я мог бы предложить вам посетить массу мест в этом замке, но тогда от вашей репутации остались бы одни лохмотья.
– Мистер Од…
– Джек, – напомнил он, и Грейс показалось, что разделявшее их пространство внезапно сузилось. – Вы называли меня Джеком прошлой ночью.
Грейс застыла неподвижно, едва удерживаясь, чтобы не попятиться. Мистер Одли стоял достаточно далеко и никак не мог бы поцеловать ее, коснуться ее руки или даже случайно задеть. И все же Грейс почувствовала, что задыхается, сердце бешено заколотилось в груди.
Запретное слово «Джек» уже готово было сорваться с ее губ, но Грейс не произнесла его. Слишком ярким оказался нарисованный ее воображением образ мистера Одли в роли герцога Уиндема.
– Мистер Одли. – Грейс попыталась придать голосу строгость, однако ей это не удалось.
– Вы разбили мне сердце, – пожаловался Джек, безошибочно выбрав верный легкомысленно-веселый тон, что позволило сгладить неловкость. – Но я буду и дальше влачить свои дни, хотя боль моя поистине невыносима.
– Да, похоже, вы в глубоком отчаянии, – пробормотала Грейс.
Мистер Одли вопросительно изогнул бровь:
– Кажется, я уловил в вашем голосе сарказм?
– Разве что самую малость.
– Тогда ладно, потому что, уверяю вас, – он театральным жестом ударил себя в грудь, – я умираю мучительной смертью, хоть внешне это и не заметно.