Царство сынов Солнца

А теперь попытаемся ответить на вопрос, который был заложен в названии главы: что же именно доставалось Солнцу как главному божеству инков, что получали инки взамен своей миссионерской деятельности на Земле и что оставалось пуреху, главному и единственному производителю всех богатств царства сынов Солнца?

То Тауантинсуйю, которое сегодня известно нам, было чем-то вроде гигантского и по многим аспектам единого натурального хозяйства, которым руководила деспотическая власть инков из Куско. Прекрасно налаженное сельское хозяйство, опиравшееся на тысячелетний опыт индейцев, было сферой производственной деятельности многомиллионных масс земледельцев-пурехов и членов их семей. Строительство насыпных террас и оросительных каналов, широкое применение удобрения — гуано, использование в бесплодных пустынях своеобразной «гидропоники» и другие научно-технические достижения индейцев, помноженные на их старательность и добросовестность, позволяли создать значительный избыточный продукт. Его накопление, как уже говорилось, не могло быть бесконечным. Вот почему он позволил содержать огромную армию «неналогоплательщиков», а реализация запасов сельскохозяйственных продуктов в виде помощи центральной власти стала одной из эффективных форм и орудий управления царством сынов Солнца.

Две трети всего сельскохозяйственного производства отчуждалось в пользу государства. Это и было то «солнцево» и «инково», что производил пурех. Пуреху же действительно оставалось все остальное: треть им самим произведенного продукта.

Установленное сынами Солнца «равноправие» распространялось только на сельскохозяйственный продукт. Между тем в Тауантинсуйю добывалось огромное количество золота и серебра, производились миллионы метров тканей, несчетное число гончарных и иных изделий ремесленников, возводились гигантские культовые и гражданские сооружения, проводились "царские охоты", во время которых отлавливались десятки тысяч диких зверей. В Куско можно было заказать морскую рыбу, которую доставляли живой с Тихоокеанского побережья, по всей гигантской стране были разбросаны сотни домов с самыми красивыми девушками, с нетерпением ожидавшими появления «божественных» женихов. Вдоль великолепных дорог стояли не менее великолепные приюты, манившие отдохнуть усталого путника, и смотровые площадки, для строительства которых иногда приходилось срубать вершины гор.

Все это и еще многое другое стало возможно только благодаря трудовым усилиям простого пуреха. Его руками, его талантом и упорством создавались подлинные чудеса, которыми человечество никогда не устанет восхищаться… Но ничего из этих чудес не принадлежало пуреху. Инка и Солнце, построив свое царство, позабыли поделиться всеми этими богатствами с тем, кто их создавал.

Конечно, нельзя не восхищаться, что в Тауантинсуйю не было ни воровства, ни бродяжничества, ни лжи, но их не знали только простые люди. В обмен на свою честность и трудолюбие, на необходимость ежедневно отдавать свой труд и направлять на войну своих сыновей, а дочерей в дома наложниц знати пурех получал гарантированное самим Солнцем право не умереть от голода. Но он мог умирать на полях сражений, надрываться на стройке, перетаскивая многотонные каменные глыбы, срываться в пропасть, возводя мосты, погибать под обвалами в шахтах, падать в изнеможении от немыслимо быстрого бега, ускоренного наркотическим соком листьев коки.

Зачем? Чтобы еще могущественнее становилось царство сынов Солнца. Чтобы росло число их подданных. Чтобы умножались их богатства. Чтобы никто даже в мыслях не осмелился бы не подчиниться их повелению.

Вот почему доброта, справедливость, великодушие благородных сынов Солнца в реальной жизни оборачивались полным бесправием и жесточайшей эксплуатацией миллионов земледельцев — пурехов и их семей. Инки владели только одним искусством — искусством господствовать над остальными людьми своего царства, которое почитали всем миром, Четырьмя сторонами света. Они отняли у простого человека все, даже право любить…

Рассказ седьмой: Их не учили плакать

Они не плакали.

Обнаженные тела сплелись в каком-то неестественно торжественном и одновременно по-детски чистом объятии. Лиц не было видно, но юноша и девушка не плакали, и это знали все.

Было холодно. Утром в горной долине всегда бывает холодно. Но они ничего не чувствовали: ни утренней стужи, ни напряжения мышц, ожидающих удара. Первый удар всегда бывает самым страшным. Особенно когда его ждешь, когда знаешь, что он неминуемо настигнет тебя. Невыносимо мучительно ожидание первого удара!..

Но они не плакали. Леденящие порывы ветра, срывавшиеся с белоснежных горных вершин, безжалостно хлестали обнаженные тела. Ветер сплел их длинные волосы простолюдинов в густую черную бахрому, скрывавшую лица. Сильное тело юноши закрывало девушку. Оно прятало ее, оберегало.

Ее тело было по-девичьи худым и беспомощным. Это видели все, когда, сорвав одежды, их вывели из селения и повели сюда, на Поле возмездия. Они шли, гонимые безмолвной толпой, пока не достигли границы марки, — Поле возмездия лежало на ничейной земле. Не останавливаясь, они перешагнули сложенную из ровных плит невысокую изгородь, чтобы больше не осквернять землю общины. И все поняли: двое перешагнули границу жизни…

Ничего не замечая, юноша и девушка продолжали двигаться по полю своей смерти. Но вдруг они застыли на месте — это у изгороди остановилась шедшая им вслед толпа. Ее невидимая сила вытолкнула их из селения, привела сюда, заставила перешагнуть изгородь, а теперь… остановила.

Поле было гладким, вытоптанным. Их разделяли только двадцать шагов. Страшных двадцать шагов. Но они не плакали, и это знали все.

Старший из сынов Солнца посмотрел на небо, укрытое покрывалом предрассветных сумерек. Немного подождав, он сделал едва приметный знак, и сразу же из-за его спины появился человек в зеленом плаще-накидке. Воин поднял один из камней, аккуратно сложенных горками у самой кромки Поля возмездия, деловито подбросил его на ладони, словно оценивая вес и совершенство формы, — такие камни вытачивает вода горных рек, — и почти без замаха метнул в обнаженное тело юноши. Тело вздрогнуло и как-то странно стало оседать на нелепо скривившуюся правую ногу. Другие руки попытались удержать его, но не смогли: теперь на поле были две живые мишени.

— Прелюбодейка! — взвизгнул младший из сынов Солнца, но тут же умолк под взглядом своего старшего брата.

Вторым камнем воин в зеленом плаще поразил левую ногу: неуклюже взмахнув руками, юноша опрокинулся навзничь. Не осознав случившееся и, видимо, еще не испытывая боли, он попытался встать, но не смог…

…Пурех был — доволен — жена родила ему мальчика. Всегда хорошо, когда первым родится мальчик — община даст на него целый надел. Целый топу лучше, хотя его и отберут. Только отберут не скоро, когда сын уйдет из дома. Это хорошо. Тогда у пуреха будет много детей, и они с женой станут богатыми — у кого много детей, у того много топу, много земли. Ребенок быстро рос, как-то незаметно пробегая по улицам жизни, раз и навсегда установленным сынами Солнца для простых людей земли. Первый по счету, хотя она значилась "десятой улицей", была Кирау пикак — возраст беспомощного накопления сил, возраст колыбели. После первой весны пришла вторая, а с нею и "девятая улица" — Льокак уамра — возраст ползущего на коленях. И он ползал на коленях в неглубокой ямке, которую вырыл отец… В четыре года случилось важное событие: ему впервые остригли волосы, и отец научил его прятать их вместе с ногтями: так у него появилась первая уака. Если уаку найдет злой волшебник, станет плохо. И мальчик прятал свою уаку от всех людей.

"Восьмая улица" хотя и называлась Пуклякок — "играющие дети", стала для него улицей первых трудовых навыков. Нет, он играл со сверстниками, но все чаще и чаще мальчику приходилось помогать по дому, особенно когда родилась первая, а через год и вторая сестренки. Община выделила для них по половине топу, отчего прибавилось домашних дел. Иногда его посылали и к соседям, где появлялся первенец, иногда он ходил в дома к детям-сиротам, отцы которых ушли на войну. Сиротам помогали все — и взрослые, и дети, и старики, и калеки.