Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 34



Глава 11 Подарок к празднику

Вечером, вернувшись с работы, Валерия Михайловна неожиданно сказала: — Детки мои, а не хотите ли вы мне сделать подарок к Восьмому марта?

Брат с сестрой переглянулись. Она что, научилась мысли на расстоянии читать или в комнате подслушивающее устройство установила?

— Какой подарок? — уставился на нее Ромка.

— Сейчас скажу, какой. Сами знаете, что я очень устаю на своей ненормальной работе. И что мне всегда некогда. А вы, я смотрю, дома хоть и не сидите, все где-то мотаетесь, а грязь развели такую, что за неделю не вывезти. От одного Дика шерсть где только не лежит.

— У него весенняя линька, — заступилась за своего любимца Лешка.

— У него круглогодичная линька. С тех пор, как он у нас появился, я не помню дня, чтобы у нас было чисто. Значит, так. Вы должны отовсюду вымести пыль, грязь, шерсть и весь мусор, все пропылесосить и вымыть полы. Сможете это сделать сами, без меня? Это и будет ваш подарок мне к Восьмому марта.

Что можно было на это ответить?

— Почему нет? — первой сказала Лешка и взглянула на брата. Он кивнул и тяжело вздохнул:

— Конечно, мы все уберем. Конечно, нам это нетрудно. Хоть у нас и уроков полно, и четверть к концу подходит, но мы тебе в этом не откажем. Как мы можем тебе отказать в такой день? Да, а ты не забудь наши денежки на своей работе получить. Мы ведь их честным трудом заработали.

— Честным, честным, — подтвердила Валерия Михайловна.

А Ромка припомнил недавнюю уборку усадьбы, куда они ездили со Славкой и его матерью, и ему стало как-то очень грустно. Давно он помоек не видел! Но ведь женский праздник — дело святое. Как тут сфилонишь?

— Лешк, прямо завтра и начнем, да? — с тоской спросил он.

— Конечно, чего тянуть. Отделаемся поскорее, чтобы над душой не висело.

Для себя Ромка давно решил сделать матери с сестрой еще один подарок. А заодно и себе тоже. Он купит всем им билеты в театр имени Моссовета на знаменитую рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда»!

Когда-то у их мамы были давние магнитофонные записи, еще катушечные, английской группы «Ху», и они с Лешкой, тогда еще совсем маленькие, тоже ее слушали с удовольствием. И еще по телику он смотрел фильм, где Иуда был очень даже симпатичным негром. Кстати, Олег Пономарев был в театре и очень хвалил эту рок-оперу. Он сказал, что там уже больше десяти лет этот спектакль всегда идет с аншлагом, так же как это было когда-то в Лондоне, и что он абсолютно всем нравится. Опера века, что и говорить, то есть проверенная временем. И молодежи там всегда много, и звук такой, что ушам больно. Короче, то, что надо. А на скутер этих денег все равно не хватит. Эх, если бы над ними еще это дело не висело!

Ромка прошел в свою комнату, отодвинул стол, затем отогнул кусок обоев под подоконником и проверил свой тайник. Пакетик с «колесами» был на месте. Значит, где-то ходит человек, раздающий смерть, кому быструю, как этому серому Лехе, а кому медленную, в рассрочку. Неужели он убил Леху из-за тех фотоснимков, чтобы он никому не сказал, кто его за ними послал и что на них было? Да нет, вряд ли, зачем же из-за такого пустяка идти на мокрое дело? В конце концов, он мог обойтись и без Лехи, как-нибудь загримировавшись и переодевшись. Во всяком случае, Ромка на его месте поступил бы именно так. Нет, Илона, вернее, Стелла, правильно сказала: ему надо было убрать свидетеля. Вот именно, ему надо было уничтожить самое важное звено, которое могло привести к нему самому, а Леха как раз и был таким звеном. Ну а для кражи фотографий он Леху напоследок использовал, чтобы и эти концы никуда не привели.

На другой день Лешка достала из шкафчика в прихожей пылесос и принялась за уборку.

— Рома, а вот этот коврик ни за что дома не пропылесосится, он такой грязный, весь в шерсти. Его надо на улице выбить. Найди место, где снег еще чистый остался, и потри его снегом, а потом стряхни, ладно?

— А почему я? Твой ведь Дик на нем всегда лежит, из-за него он и стал таким грязным, — заворчал Ромка.

— Ну и что? Я же его до двора не донесу, ты сильнее. А Дик не виноват. Здесь прохладно, вот он и лежит у порога. Давай-ка его сперва вытащим. Ты мне помоги сдвинуть тумбочку, она тяжелая, я одна не справлюсь.



Ромка вздохнул, но перечить сестре не стал и взялся за край тумбочки. Лешка ухватилась за другой, и они быстро перенесли тяжелый предмет в комнату.

Вдруг Лешка метнулась назад и, наклонившись, что-то подняла с пола.

— Эй, смотри, что это?

Ромка подошел к сестре и выхватил у нее из рук три фотоснимка.

— Это же… Это же те самые, из салона. Как они тут оказались?

Лешка немного подумала.

— Я знаю как. Помнишь, как ты конверт с ними то терял, то забывал, а я еще за тобой гналась, чтобы ты его Дарье Кирилловне отвез. Еще и Дик здесь тогда прыгал. Вот три штуки из конверта и вывалились, они же гладкие и скользкие. Ты ведь их не считал, когда ей отдавал?

— Не считал. Надо же, первый раз в жизни твой Дик хоть какую-то пользу принес. Мои молитвы оказались услышаны. Мне так хотелось на них еще раз взглянуть хоть одним глазком.

— Можешь смотреть двумя. Ну, и что ты на них видишь? — Лешка и сама прильнула к плечу брата, не отрывавшего взгляда от фотографий.

— Картину Айвазовского. Может, эта картина все-таки какая-нибудь особенная?

— Дорогущая, — подтвердила Лешка. — Петр Леонидович за нее бешеные бабки отвалил.

— Это для тебя они бешеные, а для него — раз плюнуть.

— Это уж точно. А вот опять эта картина, а рядом с ней Семен Аркадьевич стоит с каким-то мужиком. Это рабочий их, наверное. А здесь чей-то затылок и гравюры какие-то. А вон еще, вон, гляди, хоть и плохо видно, но в углу Петр Леонидович с Николаем Никитовичем что-то разглядывают. А нас с тобой нигде нет.

— А нас и вообще там нигде нет. Когда Андрей все это снимал, ты в другой зал бегал. Помнишь, туда, где полковое знамя было, а я тебя еще везде искала?

— Все равно он нас там видел.

— Но кто — он?

— Не знаю. Геннадия Сергеевича, жаль, здесь нигде не видно.

— Ладно, давай работать, — прервала мысли брата Лешка. — Иди, выбивай ковер, все равно от этого никуда не деться. А с этим делом… Будем ждать Андрея, он приедет и все разъяснит. И, надеюсь, принесет из своей редакции фотографии, на которых мы с Серафимой Ивановной прощаемся. Мне их больше всего хочется увидеть.

Перед Восьмым марта Ромке все же удалось осуществить свое намерение. Он сделал широкий жест и истратил все свои деньги, которые ему достались после отдачи долга и дележки с сестрой, на билеты в театр. Хорошо все-таки быть при деньгах! А еще и Андрей за них бабки получит в своей редакции и тоже им отдаст! Те деньги он точно на скутер и на Интернет отложит, а эти можно тратить. Вот он и пригласил в театр не только маму с Лешкой, но и Олега Викторовича, и Дарью Кирилловну. Ей же скучно стало одной дома сидеть, она сама им об этом говорила. А какое удовольствие доставлять радость людям! Ромка об этом и раньше слышал, а вот сам испытал впервые. Впрочем, нет, он вспомнил сейчас, как обрадовалась зимой Марина, когда он подарил ей орхидею, но то было совсем другое…

Спектакль понравился всем, и все были благодарны Ромке. Сам Ромка тоже был доволен. Олег Пономарев не соврал, в зале действительно была почти одна молодежь, которая после спектакля разошлась далеко не сразу и минут двадцать не отпускала актеров со сцены. И лишь Ромка, озираясь по сторонам, не мог по-настоящему радоваться. Он не мог отделаться от мысли о том, что каждый из этих хорошо одетых молодых людей может попасться на крючок к какому-нибудь наркодилеру, и ему почему-то заранее было жалко их всех. Именно поэтому он и должен, обязан просто изобличить хотя бы одного преступника. То есть того, что преспокойненько окопался себе в «Студии М» и чувствует свою безнаказанность. И эта мысль, с одной стороны, мешала ему в полную силу наслаждаться знаменитой рок-оперой, с другой — в его собственных глазах возвышала над окружающими, и он чувствовал себя настоящим героем, готовым пожертвовать собой ради спасения пусть не целого мира, но малюсенького его кусочка от грозящей ему опасности.