Страница 12 из 35
Мужчина вдруг улыбнулся, и лицо у него стало добрым-добрым.
А знаете, я один раз от него за большое дерево спрятался, а он не заметил этого и забегал, заскулил, как маленький ребенок. Испугался, что я его бросил. Не знает, глупенький, что никогда и ни при каких обстоятельствах я не отдам его никому на свете.
Лешка уже второй раз слушала, как Матвей Юрьевич рассказывает о Банге и о своих чувствах к нему, и внутри у нее что-то екало и сжималось. Что же с ним будет, когда он узнает правду? И что станет думать о ней, о них всех, утаивших ее от него? Чтобы скрыть жалость и страх, она через силу улыбнулась и тут же отвела глаза в сторону.
Но Матвей Юрьевич успел перехватить ее взгляд.
А глаза-то у тебя какие! Прямо васильковые! — воскликнул он. — Тебе говорили об этом?
Лешка смутилась и пожала плечами.
И знаешь, — продолжал Кузнецов, — у меня есть один сервиз, твои глаза напомнили мне цвет его росписи. Изумительно красивая.
Этот сервиз у вас и украли, да? — тут же встрял Ромка.
Нет, не его. Воры унесли другой, красного цвета с узорами, из так называемого восточного ассортимента. Подобные вещи предназначались для продажи в Турции или Персии, и там они успешно конкурировали с западноевропейскими марками. В конце девятнадцатого века мой предок производил множество традиционных восточных предметов: блюда для плова, пиалы, кальяны… Но этот восточный сервиз был особый, эксклюзивный, как теперь говорят. Наверное, его изготовили специально для какого-нибудь вельможи.
А соседка ваша сказала, что у вас еще и очень ценное блюдо пропало.
Увы, и оно тоже, — вздохнул Матвей Юрьевич. — У моего прадеда было восемнадцать предприятий. И изготавливавшийся на них фарфор, как правило, был ориентирован на массового потребителя. Однако порой на некоторых заводах выпускались и весьма редкие вещи. А начало двадцатого 1 века стало временем модерна и потребовало новых дизайнерских идей. Вот Матвей Кузнецов и обратился к Михаилу Врубелю, и знаменитый художник некоторое время трудился на фарфоровом поприще. Блюдо, которое у меня украли, как раз и было им расписано. В стиле модерн также выпускали вазы, сахарницы. Самая изящная ваза из моей коллекции тоже исчезла, — вспомнил он и продолжил: — Но таких изделий было немного, и выпуск дорогих уникальных вещей скоро прекратился. А потом, после семнадцатого года, все заводы были национализированы, продукция их стала безликой, и настоящий кузнецовский фарфор, даже и не самого высокого качества, превратился в антиквариат. Матвей Кузнецов ни о чем этом уже не узнал: он умер в одиннадцатом году. На том и завершилась более чем столетняя история знаменитого российского фарфора.
А начало ее было таинственным и даже, Поговаривали, криминальным. Бытовала такая расхожая история: чтобы приобрести первоначальный капитал, владелец небольшой кузницы и мелкий торговец Яков Васильевич, дальний предок мой, прадед Матвея Сидоровича, убил и ограбил загулявшего купца. А потом вместе с сыновьями Терентием и Анисимом недалеко от Гжели приступил к строительству фарфорового завода. И было это в десятом году девятнадцатого века.
Впрочем, об этом можно говорить бесконечно. И о том, как приращивался их дальнейший капитал, и об их замечательной продукции. А заинтересовался я необычной историей своей семьи совершенно случайно: обнаружил в старом хламе небольшую чашку с клеймом одной из кузнецовских фабрик, стал выяснять ее происхождение, а потом, неожиданно для себя, прямо-таки «заболел» коллекционированием изделий своих предков.
Как же вор все это сумел пронести, а? И блюдо, и сервиз, и вазу? — Сыщицкий зуд не покидал Ромку ни на секунду.
Я не знаю, — покачал головой Михаил Юрьевич. — В тот день шел дождь, преступник, естественно, не разулся, и грязные следы вели от входной двери к шкафу и обратно, а больше никуда. Да, и еще он зачем-то чересчур долго топтался в прихожей, оставив там кучи грязи. Вот отчего я сразу заметил пропажу. А главное, пока Арина у меня жила, самые разные люди в доме толклись, и ничего не пропало, а стоило ей от меня съехать — и нате вам! В тот же день и обокрали!
Да, и вещей жалко, и странно все это, — поддакнул Ромка, как вдруг глаза его заблестели, и он заявил: — Но вы не огорчайтесь. Мы постараемся вам помочь вернуть ваш антиквариат.
Вы? — удивился Матвей Юрьевич.
Вот именно. Мы ведь…
Лешка поняла, что Ромка сейчас начнет хвастаться, какие они замечательные сыщики и что раскрыли уже не одно преступление, но сочла его похвальбу преждевременной. Она схватила брата за рукав и вскочила сама.
Нам пора.
Ромка с недовольством взглянул на сестру, но умолк и, поднявшись вслед за ней, пообещал:
Мы к вам еще придем.
Конечно, приходите, я буду вам рад, — улыбнулся коллекционер.
Распрощавшись с новым знакомым, они вышли из больницы на яркое солнышко.
Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Слышал такое выражение? — Лешка пихнула брата в бок. — Зачем заранее настраивать человека на хорошее? А вдруг у нас ничего не выйдет?
Он бы нам и не поверил, — вставил Венечка. — Идемте лучше искать Дожика. Может быть, он до сих пор где-нибудь неподалеку от своего дома бегает?
Он бы тогда к себе домой и пришел, — возразил Ромка.
Тогда бы все собаки домой приходили, а не терялись!
Венечка прав. Я считаю, что его надо искать хотя бы для очистки нашей совести. Чтобы можно было сказать хотя бы самим себе, что мы сделали все возможное, — прервала их спор Лешка.
И где ж вы его искать собрались? — скептическим тоном спросил Ромка.
Послушайте меня, — завладел вниманием друзей Венечка. — Санькина бабушка говорила, что Банг от Саньки на выставку убежал. И сам Санька это подтвердил. Так вот, мне почему-то кажется, что там его и надо искать. Бродячих собак на ВВЦ полно, он мог к ним примкнуть. А когда мы его найдем, — мечтательно добавил мальчик, — то отдадим Матвею Юрьевичу только тогда, когда он из больницы выйдет. А до этого Банг у меня поживет.
А что, это мысль, — поддержала его Лешка. — Сходим завтра на выставку, а, Рома? Если, конечно, ты ничего другого не можешь нам предложить.
Я сейчас усиленно размышляю, на это тоже время нужно, — обиделся юный сыщик. — Но если вы так настаиваете, то, так и быть, погуляем там завтра.
А сегодня давайте вокруг своих домов его поищем, — распалился Венечка. — Вдруг он решил ко мне вернуться? Или в вашем районе бегает, Лешка же его там впервые встретила.
Чем черт не шутит, — сказал Ромка. — Что ж, придется домой пешком идти.
Они шли медленно, делая большие зигзаги, заглядывая во все закоулки. На длинном пути от станции метро «ВДНХ» до «Проспекта Мира» им попалось множество бродячих собак, но ни одна из них не походила на большого пятнистого дога.
Может быть, нам завтра повезет, — сказала Лешка при расставании с Венечкой.
Домой они с Ромкой, не чуя ног, вернулись на метро.
Однако Венечка настоял, чтобы на ВВЦ они тоже добирались пешком, каждый из своего дома. И хотя Ромка больше не верил в эту затею, он нехотя потащился за сестрой.
Мозгами надо ворочать, а не ногами, — ворчал он всю дорогу. А Лешка проворно и деловито исследовала все встречавшиеся на ее пути скопления мусора. Но все снова было безрезультатно.
Пока они ждали Венечку у входа — ведь путь, который ему предстояло преодолеть, был гораздо длиннее, — Лешка предавалась воспоминаниям. Трудно сосчитать, сколько раз за последний год она побывала на ВВЦ. И по делам, и так просто. А сколько здесь произошло всяких событий! Лешка улыбнулась, припомнив, как прошлым летом Ромка учинил слежку за Маргаритой Павловной и
Жан-Жаком в надежде, что они выроют из земли настоящие сокровища, золото и драгоценности, но в тайнике оказались совсем другие вещи… А как им было хорошо вдвоем с Артемом, когда на зимних каникулах они забежали в цветочный павильон попить душистого чая! За столиком кафе в том павильоне Артем поведал ей сюжет сочиненного им фантастического рассказа и предстал перед ней совсем другим человеком, ранимым и романтичным[3]. Долгожданное лето вот-вот наступит, и он вернется к ним из своей Англии. Вот будет здорово!
3
Подробно об этом читайте в книгах Н. Кузнецовой «Дело об украденном перстне» и «Дело о сияющей записке», вышедших в серии «Черный котенок». (Прим. ред.)