Русь потусторонняя

— А как от Ключа до Урыкты добраться, не подскажешь?

— Пешком — часа полтора. Может, машину поймаешь, если повезет.

И парень снова углубился в свою книжку, забыв о существовании Павла, а заодно и других пассажиров. Такой концентрации сознания можно было лишь позавидовать. Из такого, пожалуй, мог бы выйти идеальный ученик для Моримото. Он бы сделал из него мудреца, в то время как из Павла получился лишь воин. Да и то, надо сказать, далеко не всемогущий.

Гоня от себя мрачные мысли, Павел выбрался из машины, бросил взгляд на расположенный несколько в отдалении Олений Ключ. Поселок как поселок, ничего особенного. Немного побродив по поселку и перекусив «домашними пирожками», проданными ему услужливой бабушкой, Павел наконец вышел из поселка на дорогу, ведущую в Урыкту. Дорога эта была лучше, чем та, по которой он добирался сюда — она, по крайней мере, была укатана асфальтом. Правда, сделано это было еще при царе Горохе. Но по крайней мере идти по этому покрытию было можно, да и ехать при желании, наверное, тоже.

Примерно через двадцать минут Павел услышал позади себя утробный гул. Обернувшись, он махнул рукой, прося водителя «ЗИЛа» подбросить.

— В Урыкту? — спросил бородатый мужик, сидящий за рулем. — Запрыгивай.

И ни слова о деньгах! После предприимчивых московских таксистов и поистине фантастических цен на самолет Павла весьма удивил такой оборот дела.

— Э… Простите, — начал он, когда машина уже отмахала километра два. — А сколько с меня?

— Денег что ли? — удивился водитель. — А сколько не жалко, столько и дай. Ты, я смотрю, одет неплохо, значит деньжата должны водиться. Ну а если нет — хрен с ними, мне ж по пути, так я подвезу.

— Спасибо… — протянул Павел, не зная, как реагировать на происходящее.

— Да не за что. Ты откуда к нам?

— Из Москвы, — честно ответил Павел.

— Ни х…я себе! — присвистнул водитель, — Ну что ж, москвич, будем знакомы. Андрей.

— Павел…

Андрей протянул широкую, заскорузлую пятерню и пожал руку Павлу.

— И чего тебя понесло в нашу глухомань?

— Да старичка мне одного разыскать нужно…

— Уж не Даганда ли? — усмехнулся Андрей и, видя, как вытянулось лицо попутчика, тут же объяснил: — Просто я точно знаю, что если кто к нам едет, особенно издалека, то это к нему, к Даганду. И не старичок он, а старец. Лет ему — немерено! Я тут живу полста лет, и сколько себя помню, столько дед Даганд здесь жил… И не меняется он совсем, как будто не стареет. Походка крепкая, пружинистая, по хозяйству все делает сам… А сколько ему лет — по лицу не поймешь, сколько себя помню, он всегда бороду носил…

— А зачем к нему едут?

— Да кто зачем! Я ж не спрашиваю. У кого болезнь какая, у кого с родственниками что… Пару раз какие-то ученые приезжали с Дагандом поговорить. А то, слышь, однажды братки к нам пожаловали, аж из Улан-Удэ ехали! Говорят, мол, где тут дедок ваш обитает, мы к нему, хотим приворот на наш бизнес навести, чтоб денег больше зашибать. Так что ты думаешь, выгнал их Даганд! Как услышал, вышел на порог, махнул рукой — и из-за дома три волка выбежали! Громадные такие, глаза горят, зубы скалят…. Ребята орут, матерятся, грозятся деревню нашу с четырех концов подпалить, а Даганд как стоял на крыльце, так и стоит, только слушает их да кивает… И волки рядом с ним… Ну, укатили ребята, да только далеко не проехали. Вот где-то здесь, на этой самой дороге, «Бэха» ихняя с дороги слетела — и в дерево… Прям обняла его капотом! Так что ты Паша, трижды подумай, прежде чем к Даганду ходить. Я тебя не спрашиваю, зачем ты к нам приехал, не мое это дело. А Даганд темные мысли за версту чует. Коли ты что-то плохое задумал, то лучше к его избе вообще не подходи.

— Да я… В общем, у меня подруга заболела серьезно…

— Говорю ж тебе, мне можешь не рассказывать, не люблю я в чужие дела лезть. А Даганд все сам поймет — ему и говорить ничего не нужно…

— А какой он? — спросил Павел. — Как живет? Где работает?

— Ха! Сразу видно, что ты из Москвы. Там у вас, в городе, если нигде не работаешь — не проживешь. А у нас, Паша, деревня, причем деревня маленькая и глухая. У нас даже телефона нет, если позвонить надо — ходим в Ключ, больше неоткуда. Живем чем умеем, на всем своем. Огороды, скотина всякая… А коли чего лишнее в хозяйстве — идем в тот же Ключ, на рынок. А Даганд — он же ведун, у него скотины нет, огород, правда, не малый, зато растет на нем все — будь здоров.

— А ведун — это кто?

— Ведун? Ну, колдун по-вашему. Только колдун — он, обычно, злой бывает, а ведун — он не добрый и не злой, он просто ведун. Даганд наш, например, лечить умет, порчу снимать, со зверьем разговаривает. Я вот был недавно у родственников в городе, рассказывал им про нашего деда, так они не верят. Говорят, не бывает такого, чтобы человек со зверьем говорить умел. И, представляешь, мне доказывают, что дед наш — обычный дед. Я что, своими глазами не видел, как у него все на огороде растет? Картошка с мою голову! Племяшки мои говорят, мол, радиация… А как он волков к себе призывал, когда братки приезжали? Нет, говорят, это, мол, просто большие собаки были. Я над ними только посмеялся. Это вы, говорю, городские, волка только по телевизору видели, а я на него не раз на охоту ходил! А как лоси к Даганду зимой приходили кормиться? Я ж говорю тебе, вырос я тут! Все видел, все знаю. И Даганда с детских лет помню! Вот однажды у Марюшки, соседки моей, корова заболела. Пришел к ним Даганд, в стайку зашел и обратно вышел. Просто зашел и на корову посмотрел! А к вечеру она встала, как и не было ничего. Нет, Паш, точно тебе говорю, лучше нашего Даганда нет никого. Если ты и в самом деле за тем приехал, за чем говоришь… А, ладно, не мое это дело!

Излияния Андрея прервала показавшаяся за очередным поворотом деревня Урыкта…

— Во-он туда иди, — указал путь словоохотливый водитель. — Прямо по главной улице. В дом деда и уткнешься!

Сунув водителю двести рублей, Павел двинулся вперед. Теперь, в самой деревне, ему даже не нужно было спрашивать дорогу — мощный светлый след тянулся через всю Урыкту, ознаменовывая то, что здесь жил Светлый Наделенный, обладающий фантастическими способностями.

Дом Даганда стоял на самой окраине деревни, стоял чуть особнячком, словно специально демонстрируя свою отчужденность от всех остальных, свою индивидуальность и странность. Впрочем, «дом» — это, пожалуй, было слишком сильно сказано. Точнее было бы назвать это избой — древней, словно сама жизнь. При приближении Павла из будки возле калитки высунулась громадных размеров собачья морда и, раскрыв пасть, в которой вполне могла бы поместиться голова взрослого человека, хрипло гавкнула всего один раз. Не облаяла гостя, как это подобает деревенской дворняге, а коротко известила хозяина о приходе гостей.

В тот же миг Павел ощутил, как из дома к нему тянется сканирующий луч. Он не препятствовал ему, позволяя проникнуть в самые потаенные глубины мозга… Пусть Даганд знает, что он пришел с чистыми намерениями и никому не желает зла. Но старик не стал сканировать глубже поверхности. Должно быть, ощутил общий эмоциональный фон, почувствовал уровень психокинетической энергии, и отключился.

Дверь дома распахнулась, и на пороге возник дед Даганд. Высокий, ничуть не уступающий по росту Павлу, широкоплечий будто русский богатырь, крепко сбитый на вид, с длинной светлой бородой, спускавшейся ему почти до груди.

— Что стоишь, гость дорогой? Заходи. — ровным, приятным баритоном поприветствовал его дед.

— А собака? — зачем-то спросил Павел. — Не укусит?

— Если бы я хотел, чтобы тебя кто-то укусил, то еще под Оленьим Ручьем волков на тебя натравил. Ты ж светишь на всю округу, издалека тебя видно!

Повинуясь приглашающему жесту Даганда, Павел аккуратно прикрыл за собой калитку и вошел в избу. Внутреннее ее убранство вполне соответствовало внешнему виду. Маленькая прихожая («сенки» — припомнил Павел слово из курса обучения русскому языку) выходила в довольно широкую комнату с дощатым полом (если бы речь шла об английском доме — Павел назвал бы его паркетным, но в доме у Даганда пол был именно дощатым). Посреди комнаты стоял высокий стол, явно собранный хозяином своими силами. В углу примостилось что-то среднее между диваном и комфортным гробом. От него к столу простиралась расписная ковровая дорожка, которую облюбовал жирный черный кот, походивший на не в меру отъевшегося детеныша черной пантеры. Вокруг стола стояли четыре мягких стула, на одном из которых также восседал кот, только ярко-рыжий, будто полуденное солнце… На окнах висели занавески, которые, судя по виду, еще совсем недавно выполняли роль скатерти на столе.