Царица Хатасу

– Наконец–то я снова вижу тебя, мой дорогой Тутмес, – повторяла она, осыпая его ласками. – Я уже не надеялась больше на это счастье при жизни. Когда же я узнала, что тебя позвали сюда жрецы… О, как я переживала!

– Да, великий жрец вызвал меня, и я должен был рискнуть сбежать из крепости. К тому же мне хотелось увидеть тебя, бабушка, и Фивы. Ты не можешь себе представить, какое ужасное чувство угнетает сердце изгнанника, – добавил юноша, приглаживая свои густые, кудрявые волосы.

– Танафи, ступай и приготовь обед нашему молодому господину! Он утомился в пути, – сказала матрона старой рабыне, сидевшей у ее ног с опахалом в руках. Как только та вышла, она прижала к себе внука и поцеловала его в лоб.

– Неужели ты думаешь, что страдаешь один? – спросила она.

– Нет. Я знаю, что ты любишь меня. Но пойми, какое мучение чувствовать себя молодым, деятельным, призванным по праву повелевать – и жить забытым в каких–то болотах!

С этими словами Тутмес так ударил кулаком по столу, что стоявшая на нем шкатулка с пузырьками опрокинулась и все рассыпалось по полу.

– Успокойся, дитя мое, – сказала матрона, понижая голос. – Слушай! Великий жрец составил твой гороскоп, и звезды ясно говорят, что ты станешь великим фараоном. Слава твоя превзойдет славу Хатасу и сделает твое имя бессмертным. Кроме того, я сама пробовала гадать – ты знаешь, я опытна в таких тайнах, – и все предвещает тебе великую будущность. Два года назад, в священную ночь, когда Нил разливается и все силы природы соединяются для оплодотворения земли, я посадила два одинаковых дерева, одно под твоим именем, другое под именем Хатасу. Каждый день я поливала их и произносила над ними священные слова. Сначала они росли одинаково, а теперь твое выше на целую ладонь, а другое все слабеет. Это верный знак, что ты победишь. Итак, будь терпелив. Твой брат очень болен, и, если он умрет, Хатасу должна будет разделить с тобой трон, так как все жрецы на твоей стороне. Но вот Танафи зовет нас. Обед подан. Пойдем, подкрепишься, дорогой мой. Тебе это необходимо.

Она поднялась. Тутмес молча последовал за ней на первый этаж и сел за обильно уставленный различными кушаньями стол. Попив и поев с аппетитом, юноша облокотился на стол и задумался.

– Где и когда я увижу великого жреца Амона? – внезапно спросил он.

– Сегодня вечером здесь будет Рансенеб, помощник и поверенный великого жреца. Сам он не может прийти из–за болезни, да и можно привлечь к себе внимание. Хатасу не доверяет ему и, говорят, приказала следить за каждым его шагом. Тебя тоже боятся подвергнуть риску быть обнаруженным и хотят уберечь от опасных встреч. Сегодня утром я получила таблички, в которых великий жрец предлагает тебе дождаться здесь его поверенного и не показываться на улицах.

Ироническая улыбка скользнула по губам Тутмеса.

– Я думаю, что добрый служитель Амона боится гораздо больше за себя, чем за меня. Например, встречи с моей славной сестрой, имеющей ужасно решительный вид, как я мог убедиться в этом сегодня. Я ведь тоже принимал участие в процессии, – небрежно заметил он.

– Как мог ты поступить так неосторожно? – воскликнула перепуганная бабушка. – Какое безумие, Тутмес! Что, если бы Хатасу узнала тебя?

– Не бойся ничего, бабушка! Я был в рыбачьей лодке, в простой одежде. Никто не заметил меня. Я с твоего позволения пойду посплю немного. Мне необходимо иметь свежую голову для беседы с Рансенебом.

Женщина без разговоров отвела его в соседнюю комнату, где он лег на кровать и моментально заснул беззаботным сном юности.

Глава II. Изгнанник и его сестра

Через несколько часов, когда уже наступила ночь, звук тембра возвестил о прибытии нового посетителя. Через несколько минут Танафи ввела в комнату хозяйки какого–то мужчину высокого роста, закутанного в темный плащ с капюшоном.

– Здравствуй, Изиса! Да благословят тебя боги, – сказал он матроне, почтительно приветствовавшей его. – С удовольствием вижу, что ты находишься в добром здравии и что старость не имеет над тобой власти. Но где же наш молодой сокол? Он приехал?

– О, конечно! Он отдыхает после утомительного пути, но сейчас придет. А пока присядь, Рансенеб, и прими этот кубок вина.

Жрец бросил на стул плащ и сел. Это был человек уже в летах, с худым морщинистым лицом. Его выбритый череп блестел, как пожелтевшая слоновая кость. Низкий лоб и тонкие губы говорили о твердой воле. В ясных и бесстрастных глазах отражалось спокойствие и превосходство, присущее людям, привыкшим читать в душах и повелевать ими.

Не успел он допить кубок, как отворилась дверь и вошел Тутмес. Жрец тотчас же встал и протянул ему обе руки.

– Позволь мне полюбоваться тобой и благословить тебя, сын великого царя, надежда и спасение Египта! – сказал он с почтительной доброжелательностью.

Молодой царевич, не дрогнув, вынес его пронизывающий испытывающий взгляд и смело посмотрел в глаза жрецу.

– Да, – сказал Рансенеб после минутного молчания, – не велик ты ростом, но я читаю в твоих глазах, что у тебя мужественная душа и что маленький Тутмес легко может стать Тутмесом III, великим фараоном. А теперь, царевич, выслушай меня внимательно. Минуты дороги. Мне многое нужно сказать тебе.

Все трое сели. Жрец быстро описал положение в стране, настроенность высших классов и, главное, жрецов против царицы, которая делает вид, что уважает их, а в действительности уничтожает их влияние и не признает никакой другой воли, кроме своей.

– Так, – сказал он, – несмотря на мнение мудрых и наиболее уважаемых жрецов, она настаивает на строительстве усыпальницы для себя и Тутмеса II. Усыпальницы, план которой противоречит всем священным правилам, установленным богами.

Рансенеб сжал кулаки, и пламя ненависти вспыхнуло в его глазах.

– За образец она взяла постройки нечистого и побежденного народа. Не встречая сочувствия и помощи с нашей стороны, она вытащила из грязи ничтожного человека Сэмну, возвысила его до почетного положения и одарила своим полным доверием. Теперь это послушное орудие в ее руках распоряжается очень многим, гробит безумные деньги на гигантское сооружение и, несмотря на все препятствия, спешит с его окончанием.

– Но, – спросил внимательно слушавший Тутмес, – что могло внушить Хатасу такое предпочтение к архитектуре и обычаям побежденного народа, слабость и трусость которого она могла лично оценить? Ведь она сопровождала нашего отца в этом походе и присутствовала при поражении царей Нагорейна. Может ли она, такая гордая и энергичная, ценить то, что взято у побежденных?

Жрец кашлянул и, полузакрыв глаза, казалось, погрузился на несколько минут в глубокие размышления.

– Гм, – сказал он наконец, – это предпочтение, без сомнения, содержит странную тайну. Но самое странное, что начало ее благоговения к хеттам относится именно ко времени этой войны. С тех пор она всячески старалась облегчить участь пленников и многих из них поместила в своем дворце. Достигнув абсолютной власти, она приступила к сооружению своей усыпальницы, где хочет быть погребена вместе с Тутмесом II, несмотря на оппозицию жрецов всего Египта и на беспокойство народа, смотрящего с недоверием на этот чужеземный памятник. Глаза всех обращены на тебя, царевич. Ты надежда страны, так как царь очень болен. Царица никогда не была в особенно хороших отношениях со своим супругом и братом, теперь же оплакивает близкую кончину этого слабого и бездеятельного человека, над которым успешно властвовала. Она тщательно ухаживает за ним и удалила врачей храма Амона, чтобы давать больному лекарства, изготовленные старым хеттом Тиглатом. Это новое серьезное оскорбление для нашей касты. Но в то же время это дает нам в руки могущественное оружие. Мы можем распространить в народе слух, что царица отстраняет ученых с той целью, чтобы царь скорее умер и чтобы ей одной остаться на троне.

Тутмес громко расхохотался. Изумленный вид жреца и бабушки еще больше его развеселил. Наконец, с трудом сдержавшись, он сказал: