Шут

– Где Софи? – прошептал я, обращаясь сначала к руинам, а потом к тем, кто окружил меня.

– Где Софи?

Я переходил от одного к другому, уверенный, что вот сейчас... сейчас увижу ее возвращающейся от колодца. Но люди молчали... отворачивались... отводили глаза...

Сердце, словно очнувшись, застучало, заколотилось...

– Где Софи?! – закричал я. – Где моя жена?

Через толпу пробился старший брат Софи, Мэттью. При виде меня удивление на его лице сменилось глубокой тревогой и озабоченностью. Шагнув вперед, он раскинул руки:

– Хью? Глазам своим не верю. Слава Богу, ты вернулся.

Я понял: случилось самое страшное. Посмотрел в его глаза, ища там ответ.

– Что произошло, Мэттью? Расскажи мне. Где моя жена?

Его лицо потемнело от горя, как будто его накрыла тень. О Боже... Было бы легче ничего не слышать. Мэттью кивнул и повел меня к пепелищу.

– Здесь были всадники, Хью. Человек десять – двенадцать. Налетели глухой ночью... как дьяволы... сжигали все на своем пути. Мы не знаем, кто они такие. Никаких отличительных знаков... ничего. Только черный крест на груди.

– Всадники... – Сердце сжали холодные пальцы страха. – Какие всадники, Мэттью? Что они сделали с Софи?

Он положил руку мне на плечо.

– По пути сюда эти сволочи спалили три дома. Поль, возчик, Сэм и старик Жиль, их жены и дети, все погибли... их убили, когда они пытались убежать. Потом подъехали к постоялому двору. Я пытался остановить их, Хью... пытался!

Я схватил его за плечи.

– А Софи?

Я знал, знал, что случилось худшее, но не хотел в это верить. Нет, нет, этого не может быть. Только не сейчас...

– Ее нет, Хью.

Мэттью покачал головой.

– Нет?

– Она пыталась убежать, но эти... они затащили ее в дом. Ее били, Хью... – Он скрипнул зубами и опустил голову. – И хуже того... Я слышал, как она кричала. Двое или трое держали меня, а остальные избивали ее и насиловали. Потом рыцари стали все крушить и ломать. Софи вытащили на улицу. Она была почти что мертвая... едва дышала. Я думал, мою сестру оставят умирать, но главный бросил ее на своего коня, а другие запалили факелы. А потом...

Я едва слышал, что он говорит. В голове билось эхо другого, далекого голоса. Нет, этого не может быть! Слезы выступили на глаза.

– А потом? Что потом, Мэттью?

Он отвел глаза.

– Они увезли ее с собой. Я знаю, Хью, она умерла. Софи больше нет.

Силы покинули меня. Ноги подкосились, и я опустился на колени. О Боже, как же это могло случиться? Как я мог оставить ее на произвол судьбы? Моя Софи... Ее больше нет. Взгляд мой скользнул по обугленным руинам прошлой жизни.

– Это ведь был Норкросс, да? Болдуин?..

– Мы ничего не знаем наверняка. – Мэттью покачал головой. – Если бы я знал, я бы сам... Звери, но безликие... Никаких знаков отличия, гербов. Забрала опущены. Все убежали в лес... спрятались. Но они вошли только в твой дом, как будто им был нужен только ты.

Я? Ублюдки! Два года я сражался как вассал Болдуина. Я прошел полсвета и видел такое, чего человек не должен видеть. И все равно они отобрали у меня то единственное, что я любил.

Я наклонился и взял в руку горсть пепла. Он медленно просачивался сквозь пальцы.

– Моя Софи...

Мэттью опустился рядом со мной.

– Хью, есть еще кое-что...

– Еще? Что же может быть еще?

Я посмотрел ему в глаза.

Он положил мне на голову руку.

– После того как ты ушел, Софи родила сына.

Глава 24

На меня как будто обрушилась каменная стена.

Сын...

Три года мы с Софи пытались завести ребенка, но не получалось. Больше всего на свете мы хотели, чтобы у нас были дети. В нашу последнюю ночь мы говорили именно об этом. Я оставил ее и даже не узнал, что у меня есть сын.

Огонек надежды вспыхнул в сердце. Я повернулся к Мэттью.

– Его тоже больше нет, Хью. Ему не исполнилось и года. Эти ублюдки убили мальчика в ту же ночь. Вырвали из рук Софи, когда она пыталась убежать.

Я не смог сдержать слез. Сын... Сын, которого я никогда не узнаю, никогда не возьму на руки. Я прошел через жесточайшие сражения, через все ужасы войны. Но все равно оказался не готов к такому удару.

– Как... – прошептал я. – Как умер мой сын?

– Не знаю, – чуть слышно выдавил из себя Мэттью. Лицо его стало серым, как пепел. – Но поверь, он умер... его больше нет.

Я повторил вопрос, глядя ему в глаза:

– Как?

Он вздохнул.

– Когда Софи положили на лошадь, главный сказал: "У нас нет места для такой игрушки. Бросьте его в огонь".

Грудь моя стеснилась, гнев переполнял меня, острыми когтями выгрызаясь наружу. Бог все же улыбнулся нам, даровав сына. А потом... потом жестоко посмеялся надо мной.

Но как я мог оставить их? И почему я жив до сих пор? Почему я жив, когда они мертвы?

Я посмотрел на своего шурина.

– Как его назвали?

Мэттью сглотнул.

– Она назвала его Филиппом.

Дышать стало вдруг трудно, как будто в горле застрял комок. Филиппом звали воспитавшего меня голиарда. Дав это имя сыну, она посвятила его мне. Милая, милая Софи... тебя больше нет. И моего сына тоже... Я стиснул зубы. Больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и умереть прямо здесь, на пепелище нашего дома, здесь, где была похоронена вся моя прошлая жизнь.

– Пойдем, Хью, я покажу тебе кое-что.

Мэттью помог мне подняться и повел к холму, на котором я стоял перед тем, как спуститься в деревню. Маленький серый камень отмечал могилу моего сына. Я опустился на землю под высоким тополем. На каменной дощечке была нацарапана простая надпись: "Филипп де Люк, сын Хью и Софи. Год Господа нашего MXCVIII".

Я уткнулся лицом в землю и заплакал. Я плакал по маленькому Филиппу, которого так никогда и не увижу. По моей жене, которая умерла.

Неужели Бог пощадил меня только для этого? Неужели вот для этого турок не опустил саблю на мою шею? Для того, чтобы я увидел вот это? Неужели для этого спас меня тогда смех? Чтобы Бог смог посмеяться надо мной сейчас?

Я снял дорожный мешок, в котором лежали подарки для Софи: шкатулка для благовоний, несколько старинных монет, ножны, золотой крест. Я выкопал ямку в земле рядом с могилой сына и положил в нее "сокровища". Мне они были уже не нужны.

– Они твои, Филипп, – прошептал я. – Твои, мой милый мальчик.

Потом я разровнял землю и снова прижался к могиле. Но постепенно боль потери уступала место гневу. Во мне крепла решимость. Я знал, что приказ отдал Болдуин, а выполнил его Норкросс. Но зачем? Почему?

Я всего лишь содержатель постоялого двора. Ничто. Просто крепостной.

Но я всех вас увижу мертвыми.

Глава 25

На площади, куда вернулись мы с Мэттью, уже собралась большая толпа. Отец Лео, Одо, другие мои друзья... Все хотели утешить меня, сказать доброе слово. И послушать рассказ о двух годах войны.

Я прошел мимо, к постоялому двору. Точнее, к тому, что от него осталось. Обгорелые деревяшки, пепел, мусор... Я хотел найти что-нибудь. Что-то такое, что напоминало бы о ней, моей Софи – клочок ткани, блюдо... любое напоминание о потерянном.

– Она постоянно говорила о тебе, Хью, – сказал Мэттью. – Очень скучала. Мы все уже думали, что ты пропал на войне. Но не Софи.

– Послушай, брат, ты уверен, что она умерла?

– Да, конечно. – Он пожал плечами. – Когда ее увозили, она едва дышала. Я бы сказал, была скорее мертва, чем жива.

– Но ты сам не видел, как она умерла? Ты ведь не знаешь наверняка?

– Нет, наверняка не знаю. Но прошу тебя, брат, не тешь себя пустой надеждой. Мы же с ней одной крови. И скажу откровенно: когда ее вытащили, я молил Бога, чтобы Софи была мертва.

Я посмотрел ему в глаза.

– То есть она, может быть, и не умерла?

Мэттью покачал головой.

– Смирись с тем, что есть, Хью. Если она не умерла тогда, то скончалась вскоре после этого. Уверен, ее тело оставили где-нибудь по дороге.