Страница 20 из 48
Конец Долабеллы
Раб стоял, не смея прислониться к дверям, уже час он стоял и ждал слова своего господина. Его господин, Публий Корнелий Долабелла, удивительный Долабелла, в свое время возглавивший народное восстание (по свидетельству Тита Ливия) и в свое время подавивший народное восстание (по свидетельству Цицерона), друг Рима и враг Рима в разные времена, сидел, положив на руки тяжелую голову.
— Все кончено, раб, — сказал Долабелла. — Кассий уже в городе.
Раб молчал. Он привык молчать.
— Мы умрем вместе, — сказал Долабелла, вспоминая, как он однажды уже умирал с этой чернью, борясь за ее права. — Люди по-разному живут, но умирают они одинаково. Тебя это утешает, раб?
Раб молчал.
— Кассий в городе, — сказал Долабелла. — У нас осталось совсем мало времени… Ты мне верно служил, раб, — и тогда, когда мы поднимали восстание, и тогда, когда мы подавляли восстание… Ты всегда был мне верен, раб, и я хотел бы тебя наградить напоследок — но как? В таком положении, как у нас, уже ничто не представляет ценности.
Топот ног, звон мечей и знакомые голоса, среди которых так хорошо знаком голос Кассия.
— Послушай, раб, — сказал Долабелла, — если ты отнесешь ему мою голову, он даст тебе жизнь и свободу. Отнеси ему эту голову, раб.
Долабелла протянул рабу меч.
Удивительный Долабелла! Даже в этом безнадежном, безвыходном положении он хотел возвыситься над своим рабом, хотел быть выше его на целую голову!
Раб взял меч и отрубил господину голову. Потом поднял эту голову, означавшую для него свободу. Настоящую свободу, пожалованную ему победителем, настоящую свободу — как милость, оказанную рабу…
Настоящую свободу?
— Нет!
Свободный человек выше раба на целую голову, на голову, которую он свободно может отдать. Чтобы спасти раба, как сделал это удивительный Долабелла.
Вот так он это сделал…
Раб проткнул себя мечом и лег рядом со своим господином. Как равный с равным, потому что здесь больше не было ни рабов, ни господ. Здесь были два свободных человека…
Последний Ромул
Все началось при Ромуле и кончилось при Ромуле, будто и не было этих двенадцати веков триумфов и побед, будто не было величия Римской республики и могущества Римской империи, и славы, славы, немеркнущей славы ее полководцев, консулов, императоров и рабов.
Последний Ромул — Ромул Августул Момилл (что отличает его от первого — просто Ромула) — живет на вилле, построенной еще знаменитым римлянином Лукуллом, которого, возможно, тоже не было, как и его современников — Цезаря и Суллы. А было — что?
Последний Ромул, Августул Момилл, пытается вспомнить — что было…
Сначала семь холмов и посреди них — волчица, кормящая мать, воспитавшая основателя вечного города (ничего нет вечного на земле — поздняя мудрость, неизвестная основателям). Первый Ромул построил город, и с этого, собственно, все началось… а быть может, совсем и не с этого, потому что первый Ромул давно уже стал легендой.
Легенды, легенды… Много их накопилось за тысячу двести лет. Самнитские войны. Пунические войны. Дакийские войны. И в результате — владычество Рима на юге и севере, западе и востоке… Легенды говорят, что было такое владычество.
Варвар Одоакр, которому Ромул отдал престол в обмен на роскошную виллу Лукулла, называет все это римскими сказками.
— Чепуха! — смеется варвар Одоакр. — Каждый себе что-то придумывает. И если хотите знать, ваш Цезарь ничего не смыслил в политике, а Цицерон был никудышный оратор.
А похищение сабинянок? А мудрые законы Нумы Помпилия?
— Чепуха!
Одоакр сейчас в Риме король, поэтому он разбирается в римской истории. И может быть, действительно Цезарь был не того… и Цицерон был не того?..
Последний Ромул, Августул Момилл, готов с этим согласиться. В конце концов, не он делал эту римскую историю, и, если в ней что не так, — пусть спрашивают с других. С Помпилиев. С Клавдиев. С братьев Гракхов. Ведь не он, Ромул, основал этот Рим — его основал тот, другой Ромул.
Выкормыш волчицы. Смешно сказать! И придумают же такое!
Последний Ромул смеется. Он представляет, как тот, первый, строил город без лопаты и топора, без всякого нужного инструмента. С одной волчицей, смеется последний Ромул.
Без инструмента, смеется он, даже эту виллу не построишь. Правда, вилла построена хорошо, этот Лукулл, был он там или не был, видно, любил пожить. А кто не любит? Все любят. Да, чего там говорить, вилла неплохо построена. Сам Одоакр, король, останавливается здесь во время охоты.
Король Одоакр останавливается здесь, и Августул Момилл принимает его, как настоящий хозяин, и даже сидит с ним за одним столом. И тогда Одоакр называет его императором — в шутку, конечно, но не без основания, потому что Ромул ведь и вправду был императором…
Был или не был? Кажется, все-таки был.
Тарквиний Гордый, Помпей Великий, Антонин Благочестивый… Доблестный Марий, потерпев поражение, сказал знаменитую фразу: «Возвести своему господину, что ты видел Мария сидящим на развалинах Карфагена». Непокорный Катилина, потерпев поражение, сказал знаменитую фразу: «Я затушу развалинами пожар, который хочет уничтожить меня». Последний Ромул смеется: от всей истории остались одни знаменитые фразы. А может быть, и их тоже не было?
Трубят рога. Входит варвар Одоакр. Король Одоакр. Он хлопает Ромула по плечу, он опирается на его плечо и так проходит к столу, где для него уже все приготовлено. Он садится, он пьет («Твое здоровье, Ромул!»). Он рассказывает что-то смешное — и сам смеется, и Ромул смеется. Он разрывает мясо руками и глотает его, и заливает вином…
— Погляди, — говорит Одоакр, — какую я приволок волчицу.
Удачная охота. Сегодня хороший день. И вечер будет хороший.
Сколько лет Рим воевал с варварами, а всё так просто — посадить варвара на престол…
Последний Ромул стоит над телом мертвой волчицы.
Третий крестовый поход
Три знамени трех великих держав объединились в третьем крестовом походе. Его возглавляли три великих государя: король Франции Филипп II Август, король Англии Ричард I и Фридрих Барбаросса, император Германии.
В то время Филипп Французский только начинал, Английский Ричард едва вступил на престол, и еще никто не знал, какое у него львиное сердце. Один Барбаросса, император и уже немолодой человек, успел себя зарекомендовать в разных делах, среди которых особенно запомнилось подавление восставшего Рима. Еще он сровнял с землей город Милан, после чего его пришлось долго отстраивать, разрушил несколько других городов и селений и вот теперь отправился в крестовый поход.
Ричард I и Филипп II снарядили свои корабли, погрузили на них своих рыцарей (ибо их войска состояли из одних рыцарей) и пустились в дальнее плавание к малоазийским берегам. Хитрый и опытный Барбаросса, не доверяя морю, выбрал другой, более сухопутный путь.
Генуя, город и порт, а в то время вдобавок еще и независимое государство, любезно приняла двух королей, поскольку разделяла их крестоносные убеждения. И она щедро угостила рыцарей, и починила их корабли, и пожелала доброго пути на теперь уже довольно близкий восток.
Между тем хитрый и опытный Барбаросса, не доверяя морю, двигался своим сухопутным путем. Через Вену и Эстергом, через Белград и Софию.
Корабли двух королей вошли в узкий Мессинский пролив. Справа от них была Сицилия, и слева тоже была Сицилия, очень живописно составляя Королевство Обеих Сицилий. И между этими двумя Сицилиями двигались отнюдь не сицилийские корабли, против чего, кстати, ни одна из Сицилий не возражала. Тем более, что обе принадлежали императору Фридриху Барбароссе, который, как более хитрый и опытный, двигался своим сухопутным путем. Через Белград и Софию, через Адрианополь и Лаодикею.
Акра — это уже совсем близкий восток, то есть это восток в подлинном смысле слова. И сюда, на восток, прибыли рыцари двух держав, чтобы продолжить свой поход отсюда — по суше. Они с тоской оглядывались на море, с которым было связано столько приятных впечатлений, и с опаской поглядывали на сушу, с которой неизвестно что будет связано.