Душа армии

Значение морального воспитания народа

При современных коротких сроках службы и громадных армиях вся мужская молодежь государства проходит воинское воспитание. Армия является народной школой. Армия должна воспитать и укрепить молодежь в любви к Родине и в гордости своим прошлым. Армия должна сделать не только войско, но и народ, то есть общество, храбрым, мужественным, стойким и волевым.

Мы знаем, как и какими науками развивать в том или другом направлении человеческий ум.

Мы все более обращали внимания на гимнастику, тренировку тела и спорт, желая оздоровить тело народа — в школах и его солдат — в армии.

Но мы всегда очень мало отдавали себе отчет в том, как закалить душу солдата, как и чем на нее влиять, как научить людей так владеть своею волею, чтобы легко уметь направлять внимание на должное. Как поднять человеческий дух, сделать его твердым волею и мощным, способным на героизм.

Как велики и широки эти задачи для армии!

Вне работы всего общества во всей его совокупности — семьи, школы, литературы, газеты, театра, лекций, радио, кинематографа — значит, без помощи государства — армия не выполнит этой задачи. Как бы высоко ни стоял офицерский корпус, он будет бессилен, ибо солдат, выходя из казарм и попадая в иную среду, возвращаясь в город, в деревню после службы, будет забывать воспитание, внушенное ему офицером.

Когда мы разбирали духовные свойства единичного человека, мы отметили то громадное значение, какое имеет вера в Бога, Его милосердие и загробную жизнь — то есть религия, — христианская, магометанская, буддийская, все равно, — но религия высокой морали, имеющая в себе божественное начало.

Если это имеет такое значение для отдельного человека, то еще большее имеет оно значение для всего общества, для целого народа. Отсюда — Русская, тихая, не воинствующая, христианская покорность смерти, православная мягкость Русского солдата. Отсюда — напористость и огонь воинствующего католицизма француза. Отсюда — мусульманский фанатизм и буддийское равнодушие к смерти.

Конечно, если бы когда-нибудь народное общество могло вырасти в сознании христианской любви ближнего, способной на жертву собою, смысл войны был бы утерян. Не Лига Наций, но только христианское воспитание народов могло бы дать длительный мир.

Потому — жалко и ничтожно то правительство, которое решается обходиться без религии. Недостойна та церковь, которая покидает народ, угождая неверующему правительству.

Но как же Франция, давно отказавшаяся от церкви?

Но как же Германия и Турция, пошедшие на отрыв от церкви?

Как же, наконец, сатанинский союз советских республик, вступивший в борьбу с церковью и начавший неслыханное с первых веков христианства гонение на церковь?

Франция гибнет морально. Если она не погибла в эту войну, то лишь потому, что Франция в лице своего социалистического правительства отказалась от церкви, но сами французы, ее народ, не отказались от нее.

В Германии и Турции, несмотря на отказ от церкви правительства, народ ей верен. Идет невидимая борьба за церковь в семье, и гибель и процветание этих стран зависят от того, кто окажется победителем, — правительство, равнодушное к церкви, или народ, к церкви не равнодушный, радеющий о церкви.

Сатанинский союз советских республик в своем гонении на церковь встретил жестокое сопротивление в народе, — и он губит государство по мере того, как сламывает это сопротивление. Только сломит ли?

В государстве, как мирном сожительстве людей, не может быть двоякой морали.

Не может быть, чтобы одни, как герой Купринской повести Назанский, открыто исповедывали, проповедовали и проводили в жизнь новую «божественную» веру: «любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству чувств», а другие исповедывали заповедь Христову о любви к ближнему, способной душу свою отдать за этого ближнего.

Невозможно, чтоб одни говорили: — «Кто вам дороже и ближе себя? Никто. Вы — царь мира, его гордость и украшение. Вы — бог всего живущего. Все, что вы видите, слышите, чувствуете, принадлежит вам. Делайте, что хотите. Берите все, что вам нравится», — а другие, рядом с ними, называли себя рабами Господа и были готовы служить Богу и людям.

Невозможно, чтоб одни «октябрили» детей и давали им клички «Совнарком» или «Ленина», а другие тут же крестили их святым крещением, давая им имена угодников Божиих.

Такое государство, такое общество неминуемо погибнут в ненависти, злобе, вражде и чудовищном разврате. Порочные инстинкты возьмут верх и начнется неслыханное истребление во имя своего «я» всех иначе мыслящих.

Только моральное, божественное учение, проповеданное Христом, Магометом или Буддою, способно внести те сдерживающие начала, которые делают мыслимым человеческое общежитие, дают возможность работать и воспитывать общество и в нем создавать боеспособную армию.

В России такою силою до последнего времени была вера в Единого Бога — христианская православная вера, покровительствуемая Императорским правительством, у Русских, магометанская, не менее покровительствуемая тем же правительством — у Русскоподданных магометан и буддийская — у буддистов. В столице России были храмы православные, старообрядческие, католические, лютеранские, протестантские, магометанские мечети и буддийские кумирни. Ибо Бог был один и высока была его мораль.

Гр. Л.Н.Толстой в «Войне и Мире» описывает, как перед Бородинским сражением, на поле, где солдаты и ополченцы устраиваются для боя, служат молебен перед иконой Смоленской Божией Матери.

«…Из-под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.

Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.

— Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую.

— Смоленскую матушку, — поправил другой. Ополченцы, и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, — один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом, в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой — кругом ее, впереди ее, со всех сторон — шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.

Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа, с открытыми головами, офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка на очищенном месте стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, немец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц солдат и ополченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы Твоя, Богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по Бозе к Тебе прибегаем, яко нерушимей стене и предстательству» — на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой, в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волосы и слышались вздохи и удары крестов по грудям…"[20]

20

(Гр. Л.Н.Толстой. «Война и Мир». Изд. Ладыжникова. Том III. Стр. 268–269.)