Атаманская памятка

На 9-е августа было приказано произвести рекогносцировку д. Хюстенджи.

На рассвете взвод второго эскадрона под командой корнета Кутейникова подошел к самой деревне. Из деревни вышли черкесы, и взвод, отстреливаясь, стал отходить к аванпостам. Человек двести черкесов выскочило преследовать 38 атаманцев корнета Кутейникова. Петр Васильевич Кутейников рассыпал цепь и тронулся шагом назад. За цепью черкесов в деревне видны были еще конные и пешие толпы турок.

Турки, видя, что атаманцы отходят шагом, не думали, что их только один взвод, наступали медленно, не решаясь атаковать. Казаки отстреливались почти в упор. А двое — Пимкин и Максимов, имея горячих лошадей, слезли с них и стреляли пешком, отходя пешком же от наседавших на них конных черкесов.

Однако вскоре турки заметили, что атаманцев мало, и со страшным криком кинулись за казаками. Казаки поскакали от них, один Пимкин остался, как был, пешком.

— Эх, ваше благородие, — кричал он, — теперь бы вдарить в пики! — и продолжал стрелять. Когда черкесы уже совсем наскочили на него, он пустил свою лошадь в карьер, на карьере прыгнул в седло и прискакал к своим. Пока корнет Кутейников со взводом отстреливался от наступавших на него башибузуков, на постах 1-го эскадрона была произведена тревога.

Взводы поручиков Попова (Владимира) и Воинова спешили на помощь Кутейникову. Черкесы приостановились, но, увидав, что они все-таки почти вдвое многочисленнее атаманцев, продолжали наступление. Перестрелка длилась 1 1/2, часа. Медленно, но упорно надвигались черкесы. Патроны были расстреляны, и молчание казачьих ружей становилось зловещим. Впереди был крутой спуск. Нужно было что-нибудь предпринять. Черкесы, не слыша больше выстрелов, становились смелее. Положение было неприятное.

Но вдруг с тылу, с крутого спуска, раздалось мощное «ура!». То был поручик Вершинин (Алексей Львович — ныне полковник Л.-Гв. Атаманского полка), скакавший на выручку с 3-м взводом первого эскадрона. Лошади с трудом карабкались по каменистой круче, но громовое «ура!» не переставая слышалось из-за обрывов. Цепь ободрилась. Казаки повернулись лицом к черкесам и с гиком и криком «ура» рванулись вперед. Черкесы отступили.

У нас были ранены казаки Мокров, Зубрилов и Татаров. Убито три лошади, из них одна под доктором Чемезовым, всюду бывшим впереди при раненых. За это дело поручики Попов, Воинов и Вершинин награждены орденами Св. Анны 4 степ. с надписью «За храбрость», а 2-го эскадрона вахмистр Краснянсков, унтер-офицер Сухов и казаки Максимов, Хромов, Пимкин и Калинин получили знаки отличия Военного Ордена 4-й степени; казаку же Мокрову, отправленному на излечение в Петербург и помещенному в приемный покой Александро-Невской Лавры, Государь Император при посещении Лавры собственноручно прицепил знак отличия Военного Ордена 4-й ст.

Прямо из огня дивизион в этот день пошел на новую рекогносцировку у дер. Карагасанкой. С рекогносцировки вернулись без боя, и опять пошла полная тревоги аванпостная служба. Почти каждый день то на одном, то на другом посту стучали выстрелы: это атаманцы или соседи их лубенцы прогоняли надоедливых черкесов.

14-го августа лубенцы завязали перестрелку с черкесами.

Выстрелы становились чаще и чаще — дело разгоралось. Для узнания сил неприятеля был послан от первого эскадрона унтер-офицер Филимонов с восемью казаками. Проехав вперед цепи, он спешил четырех казаков, слез с коня, пролез между деревьями леса к черкесам и бил их на выбор. Когда лошадь его была убита, он пешком, отстреливаясь, отошел к гусарской цепи. За храбрость и распорядительность унтер-офицер Филимонов был награжден знаком отличия Военного Ордена.

Но бывали в цепи и смешные случаи: так, 15 августа Пимкин с тремя казаками стоял на посту у дер. Амуркиой. Расставив пост, он поехал по балке осмотреть, нет ли где спрятавшихся башибузуков. Как раз в это время два казака 1-го эскадрона, бывшие на левом пикете у деревни Садино, поехали за арбузами и добрались до Амуркиоя. Видит Пимкин, что по бахче ходят какие-то люди, и нимало не сомневаясь, что это башибузуки, дал шпоры коню, взял пику наперевес и поскакал на них. Те побросали саквы, вскочили на лошадей и марш-маршем пошли к аванпостам, без оглядки, без выстрела. Пимкин, поощряя их криком и руганью, решил взять их живьем, тем более что они шли прямо на наши посты.

Часовой, видя, что трое сломя голову скачут на наш пост, поднял тревогу.

Тут только Пимкин сообразил, в чем дело, и остановил своего горячего коня.

Корнет Кутейников спрашивал потом казаков, как же они не узнали своего товарища.

— Оно почти можно узнать, — отвечали они, — потому он дюже крепко по-русски ругался, да уже очень шибко он наскочил!

18 августа всему нашему дивизиону пришлось принять участие в рекогносцировке отряда на Карагасанкиойских высотах.

На рассвете приехал в штаб дивизиона казак с поста и донес, что турки наступают на нашу линию. Действительно, почти по всей линии постов слышались выстрелы. Заставы были пододвинуты, и весь дивизион посажен на коней. Цепь медленно отступала, теснимая тучами черкесов. На помощь казакам поскакал взвод поручика Грекова, а заставы сошли с бивака и стали за горой.

Поручик Греков быстро прошел к деревне Садино. С другой стороны ее по крутым и каменистым спускам входили в нее казаки, бывшие на постах, черкесы следовали за ними по пятам. Из деревни слышались вопли, крики и скрип колес каруц. Из нее тянулись болгары с женами, детьми и бедным деревенским скарбом. Тут же гнали скот. Иные шли шагом, иные, разогнав волов, скакали неуклюжим галопом и сами бежали рядом. Наши посты вошли в деревню, за ними ворвались в нее черкесы и сейчас же зажгли дома.

Между тем взвод Донской артиллерии сотника Жирова и пехота заняли высоту над деревней. Наступал пасмурный осенний день.

Первые выстрелы раздались из орудий нашей батареи, и гранаты с треском стали лопаться в толпе, спускавшейся к деревне. Турки засуетились и по круче полезли обратно наверх.

— Вот бы теперь их в пики, — говорили казаки, — ни один бы не ушел! Еще и еще раздались выстрелы Донского взвода, и наш дивизион рысью

пошел к деревне.

— Вот теперь, ваше благородие, хорошо, — говорил толковый казак Максимов, представленный к георгиевскому кресту за дело 9-го августа, своему офицеру корнету Кутейникову, — не то что девятого. Теперь как чего, так мы его на артиллерию!

1-й эскадрон вскочил в деревню. Страшное зрелище представилось казакам. Стекла домов выбиты, крыши развалены, сады потоптаны. Вот посреди дороги в луже крови лежит молодой болгарин. Это знакомый атаманцев — садинский мельник. Его голова почти отделилась от туловища, а туловище изрублено. Все тело еще трепещет в предсмертных судорогах.

— Ах ты, проклятые нехристи! — раздалось в рядах. Дальше и дальше шел 1-й эскадрон.

Турецкие стрелки заняли гору над деревней и открыли огонь.

Один полуэскадрон рассыпался, другой занял, спешившись, ограду у виноградных садов. Началась перестрелка.

Турки наступали решительно. Огонь их становился все сильнее и сильнее, но глиняный вал отлично защищал стрелков атаманцев; только один казак Матвеев был ранен пулей в ногу.

Под напором турецких сил конный полуэскадрон стал отступать. Спешенные побежали по коням. Нелегко садиться под страшным огнем! Казаку Пономареву пробило пулей обе ноги, чья-то лошадь карьером пронеслась через деревню без седока.

— Дайте, братцы, коня раненому! — крикнул корнет Кутейников, поддерживая бессильно опустившегося на землю Пономарева.

Казак Долгов подъехал, слез с лошади и усадил на нее Пономарева, а сам, отстреливаясь, пошел пешком сзади него. Под казаком Родиным была ранена лошадь, и он тоже пешком пошел за полуэскадроном. В это время две пули, в спину и хребет, поразили казака Картушина. Его понесли на пиках. Но, не желая, чтобы из-за него подвергались излишней опасности, он, обливаясь кровью, вскочил на лошадь и доскакал на ней до перевязочного пункта.

Черкесы, видя, что атаманцев немного, всего человек 30, и что с ними много раненых, стали налетать на казаков. Но казаки, переведя раненых за мост, в деревне встретили черкесов огнем. Под казаком Моргуновым наповал убили лошадь. К нему подскочил георгиевский кавалер казак Горин и подхватил его на коня, но Моргунов сел так неудачно на шею лошади, что лошадь не могла идти. На них налетали уже черкесы. В это время казак Еремичев заметил отчаянное положение Моргунова и Горина и кинулся с четырьмя казаками на выручку…