Страница 18 из 22
М-да, достойный вывод для ученика и преемника главы Перунова братства. Стопроцентный сюр, господа!».
Внутри крепости все, на первый взгляд, шло своим чередом, все занимались своими делами, но Мишка, то и дело, ловил на себе настороженные взгляды. Все было понятно — обычно, боярич телесными наказаниями не злоупотреблял, фактически, не использовал их почти никогда, а сегодня… Два трупа и урядник под арестом, хотя тоже мог бы уже быть покойником.
Мишка огляделся и увидев, что Алексей что-то объясняет сидящему верхом отроку, видимо, отсылая гонца в Ратное, направился к старшему наставнику Младшей стражи.
Идти пришлось мимо «курсантов», занимающихся верховой ездой. Наставника с ними, почему-то тоже не было, в середине круга, по которому неспешно рысили кони, восседал верхом Мефодий, время от времени пощелкивая кнутом и покрикивая на учеников.
Поначалу, кавалеристы из лесовиков были вообще никакие. На спине у лошади кое-кто из них держаться мог, но и только. К седлам, стременам и кавалерийским командам «нинеин контингент» пришлось приучать с нуля. Сейчас, после месяца ежедневных занятий, все выглядело уже гораздо приличней, но Мефодий постоянно находил повод для замечаний:
— Не горбиться, спину держать! Ногу в стремя самой широкой частью стопы, пятку опустить! Да не плюхайся ты, плавно в седло опускайся! Ногой направляй, ногой, а не поводом!
Заметив старшину, Мефодий послал своего коня вперед и, проехав сквозь круг всадников, зычно заорал:
— Боярич, шестой десяток…
Мишка махнул рукой прерывая рапорт и удивленно уставился на Мефодия — прерывать занятия для рапорта проходящему довольно далеко бояричу, явно не требовалось. Мефодий замолк, но коня не остановил и в круг не вернулся, а подъехал вплотную и, свесившись с седла, негромко произнес:
— Если что, свисти. Мы готовы.
— Что «если что»? — не понял Мишка. — Ты о чем?
— Вон, Дмитрий идет — Мефодий качнул головой в сторону выхода из казармы. — Он уже всех собрал.
— Кого «всех»?
Ответа не последовало, Мефодий развернул коня и отправился на свое место.
Мишка прибавил шагу, но направления не сменил, было видно, что Дмитрий тоже направляется в сторону наблюдательной вышки, под которой стоял Алексей.
— Поздравляю! — Непонятно поприветствовал Мишку старший наставник. — Вот, ты, наконец, и стал сотником. Я уж думал, что так и не решишься никогда.
Алексей говорил совершенно серьезным тоном, в голосе его не было ни малейших признаков сарказма или издевки, признаков неодобрения не было тоже.
— С чем поздравляешь-то? С покойниками?
— И с покойниками тоже, но главное то, что ты, после всего, один против семерых остался, и они тебе подчинились, и ни кто из них оскалиться не посмел! Так и должно быть — есть ты и есть все остальные! А кто не согласен, того нет! Молодец, все правильно сделал, только надо было еще и обалдуя этого Борьку тоже прирезать, а то возись теперь: воеводу Корнея вызывай, суд устраивай… Митяй! — Алексей повернулся к подходящему Дмитрию. — Что у тебя, все готовы?
— Все, дядька Алексей. Два десятка опричников в казарме у окошек и дверей, Артемий со своими музыкантами возле моста через ров, вроде бы, в дудки дует, но самострелы под рукой, Варлам с теми, кто у него остался, — у плотников в мастерской, Демьян с десятком вон там засел, только что из кустов махал. Прикрылись со всех сторон, только Роську никак не найдем. Минь, ты не знаешь, где он?
— Повел седьмой десяток могилы копать…
— Один?! — Алексей резко развернулся в сторону Мишки. — Ты о чем думал, когда его одного… Ладно. Митяй, быстро одну пятерку к Роське! Бегом!
— Так… Куда? Кладбища-то еще нет, где они копать собирались?
— У Артемия спросишь, он у моста со своей музыкой сидит, должен был видеть, куда они пошли. Погоди! — Алексей оглянулся в сторону загона для лошадей. — Кони оседланные есть?
— Нету. — Дмитрий тоже растерянно глянул в сторону загона. — Не подумали…
— Ссаживай вон тех! — Алексей указал на отроков, упражнявшихся под руководством Мефодия. — Давай, давай, не тяни!
Дмитрий обернулся к окошкам казармы и, указав растопыренной пятерней количество нужных ему людей, ткнул указательным пальцем в сторону Мефодия и сам побежал туда же.
— Дядя Алексей, что ту происходит-то? — Мишка и сам понял, что первая полусотня только что взяла крепость под контроль, но ему нужен был комментарий самого Алексея. — Вы что, бунта опасаетесь?
— Ну… это — вряд ли. Однако, чтобы дурные мысли в головы не лезли, пусть видят, что при случае, мы их всех уроем и не почешемся. Гляди и запоминай. Перед казармой верхом крутится самый упорный десяток — те, которые грамоте учиться не хотят. Верхом они ездят еще неважно и от болтов увернуться не смогут. Еще два десятка лесовиков сейчас на стрельбище, но у них только учебные болты, с ними не повоюешь, и стоят они на открытом месте. Демка, если что, их из кустов пощелкает, как гусей. Может, и не всех, но в крепость пройти не даст. Еще один десяток, вон, гляди, кинжалы мечут. От них до мастерской, где Варлам засел, всего шагов тридцать — не промажут. Еще один десяток в дозоре, Нинеину весь охраняют, они и не знают еще ничего. И последний десяток по хозяйству работает, они и вообще без оружия и доспехов.
— Ты, как будто, заранее ко всему готовился…
— А как же? Ты, думаешь, я как столько времени ватагу озверевших мужиков в кулаке держал? Ко всему готов был: и к бунту, и к удару в спину, и к тому, что другого воеводу избрать захотят и… вообще, ко всему!
Алексей проводил глазами пятерых опричников, во главе с Дмитрием, согнавших отроков, упражнявшихся под руководством Мефодия, с коней и галопом вылетевших из крепости, куда-то к лесу, на который указал им Артемий.
— Но у меня-то не озверелые! — Мишке стало даже обидно, что Алексей сравнил Младшую стражу со своей ватагой.
— У тебя еще хуже — молодые и глупые! Страха в них настоящего нет. Не боязни, не трусости, я не об этом говорю. Страха от понимания того, что ты смертен. Молодые его не чувствуют, им все кажется, что впереди вечность. А ты им сегодня этот страх показал, давно надо было! Самое же главное — они твоего страха не увидели! Ты стоял над тремя телами, один против семерых и не боялся. Ведь, не боялся же?
— Да я, как-то, и не думал…
— Вот! Если бы подумал, то мы с тобой, может быть, сейчас и не разговаривали бы. Почувствовали бы в тебе слабину, накинулись бы и порвали. Но ты даже и не думал! В этом твое право командовать, а не в том, что ты сотников внук и начальствовать Младшей стражей поставлен. Только в этом! Никакое боярство, никакой княжий указ такого права не дает. Оно или есть, или нет.
Но запомни: обратной дороги у тебя нету, и в Ратнинскую сотню для тебя путь закрыт — ни один десятник, если он в своем уме, тебя в свой десяток не возьмет, и сотник, даже если он тебе дед, тоже не возьмет. Право смерти может быть только у одного. Мне Фрол покойный рассказывал, как твой прадед сотника зарезал. За такое, ведь, казнят? А?
— Да, должны…
— Его же не казнили, а подчинились! И никаких выборов сотника не было, он сам себя выбрал, не задумываясь о казни и прочих вещах. Так и ты сегодня. Все, считай себя отныне сотником, без всяких выборов и назначений. Ты сам себя им сделал!
«Мда-с, любезнейший Алексей Дмитриевич, зерно истины в ваших словах несомненно есть, но то, что вы мне излагаете, хорошо для руководства бандой, а я совершенно другою структуру создать намерен — регулярное воинское формирование, дружину, боевое братство профессионалов. Мне не за спинами опричников прятаться надо, а внедрять в сознание суворовский принцип «Сам погибай, а товарища выручай». Если делить ребят на «своих» и «толпу», ни черта, извините, у меня не выйдет. И у вас, уважаемый старший наставник, тоже. Вот, прямо сейчас я вам, Алексей Дмитриевич, это и продемонстрирую».
— Дядя Алексей, а где все остальные? Наставники, мать с девками…
— Наставники, вместе с опричниками, в казарме, только Глеб с Демьяном пошел, Аню… матушка твоя, вместе с девками, в плотницком жилье — на всякий случай, за отроками Варлама приглядывает.