Страница 42 из 66
Здесь нетерпение и техническая неопытность клиентки Холла Ясуко Намбы чуть не стали причиной несчастья. Изысканная бизнес-леди, работающая в токийском отделении государственной курьерской службы, явно не вписывалась в стереотип смиренной, почтительной японской женщины средних лет. Она рассказала мне со смехом, что дома приготовлением пищи и уборкой занимался исключительно ее муж. В Японии ее притязания на покорение Эвереста считались делом второстепенной важности. Раньше во время экспедиции она была медленной, неуверенной в себе альпинисткой, но сегодня, в день штурма вершины, Ясуко кипела энергией как никогда. «С тех пор как мы прибыли на Южную седловину, — говорит Джон Таск, который делил с ней одну палатку в четвертом лагере, — Ясуко всецело сосредоточилась на вершине — она была словно в трансе». С момента, когда она ушла с седловины, Ясуко продвигалась чрезвычайно мощно, стремясь оказаться в начале вереницы альпинистов.
Сейчас, когда Бейдлман опасно прислонился к скале на высоте 30 метров над клиентами, чрезмерно нетерпеливая Ясуко пристегнула свой жумар к болтающемуся концу веревки до того, как проводник успел закрепить второй ее конец. Когда Ясуко уже была готова нагрузить веревку всем своим весом, чтобы подтянуться (что свалило бы Бейдлмана со скалы), в этот момент рядом оказался Майк Грум, он мягко отчитал ее за такую поспешность.
Толчея при продвижении по веревке возрастала с каждым вновь прибывающим альпинистом, поэтому те, кто не смог пробиться вперед, отставали все больше и больше. Поздним утром три клиента Холла — Стюарт Хатчисон, Джон Таск и Лу Кейсишк, поднимавшиеся почти в самом хвосте вместе с Холлом, — были сильно обеспокоены замедлением скорости продвижения. Прямо перед ними шла команда тайваньцев, двигавшаяся особенно медленно. «Это был подъем в странном стиле, они были очень близко друг к другу, — рассказывает Хатчисон, — почти как куски хлеба в нарезанной буханке, один за другим, что практически не давало возможности их обогнать. Мы потеряли много времени, ожидая, пока они поднимутся по перилам».
В базовом лагере, в преддверии штурма вершины, Холл размышлял о двух возможных вариантах времени возвращения — в 13:00 или в 14:00. Однако с учетом того, как он много говорил о необходимости определить четкие границы времени и следовать им во что бы то ни стало, очень странным кажется, что он так и не объявил, какое же время будет началом нашего возвращения. Мы просто поняли, хотя это и не было сказано вслух, что Холл будет оттягивать принятие такого решения до дня штурма вершины, чтобы определиться с погодой и другими факторами, а затем взять на себя персональную ответственность за возвращение каждого в назначенный час.
Утром 10 мая Холл еще не объявил, какое же на самом деле будет время возвращения. Хатчисон, консервативный по характеру, действовал в предположении, что это будет 13:00. Около 11:00 Холл сказал Хатчисону и Таску, что вершина оставалась все еще в трех часах ходу, и тогда Хатчисон напряг все свои силы, чтобы попытаться обойти тайваньцев. Он рассказывает: «Казалось все менее правдоподобным, что у нас есть шанс дойти до вершины до часу дня, назначенного временем возвращения». Последовала короткая дискуссия. Кейсишк сначала отказывался признать поражение, но Таск и Хатчисон были убедительны. В 11:30 трое мужчин развернулись и направились вниз, а Холл послал с ними вниз шерпов Ками и Лхакпу Чхири.
Решиться на спуск было крайне тяжело для этих троих клиентов, так же как и для Фрэнка Фишбека, повернувшего назад на час раньше. Занятия альпинизмом приучают мужчин и женщин упорно достигать своих целей. На этой завершающей стадии экспедиции мы все были подвержены таким страданиям и риску, под влиянием которых наиболее уравновешенные члены команды отправились назад, к давно забытому дому. Чтобы дойти так далеко, необходимо было быть очень упрямым человеком.
К сожалению, те индивидуумы, которые склонны игнорировать личные нужды и недомогания и продолжать двигаться к вершине, часто проявляют также склонность пренебрегать признаками надвигающейся опасности. Эта проблема составляет суть вопроса, который встает в конечном счете перед каждым альпинистом на Эвересте: для того чтобы добиться успеха, ты должен быть чрезвычайно устремленным к цели, но если ты слишком устремлен, то имеешь вероятность погибнуть. Кроме того, выше 7900 метров грань между соответствующим усердием и безрассудной вершинной лихорадкой становится исчезающе тонкой. Поэтому склоны Эвереста и усеяны трупами.
Таск, Хатчисон, Кейсишк и Фишбек уплатили каждый ни много ни мало по 70 тысяч долларов и выдержали несколько недель сильнейших страданий, чтобы получить в награду снимок на вершине. Все они были амбициозными людьми, не привыкшими к потерям, и еще меньше — к отступлению. И все же, столкнувшись с необходимостью принять тяжелое решение, они оказались среди тех немногих, кто сделал в тот день правильный выбор.
Выше скалистого уступа, у которого Джон, Стюарт и Лу повернули обратно, провешенные перила закончились. С этого места маршрут пролегал круто вверх по спрессованному ветром снежному покрову, который достигал Южной вершины, куда я и прибыл в 11:00, чтобы обнаружить там второй, еще худший затор. Немного выше, на расстоянии брошенного камня, находился вертикальный разлом ступени Хиллари, а сразу за ней и сама вершина. Онемев от благоговения и усталости, я сделал несколько снимков, потом сел с проводниками Энди Харрисом, Нилом Бейдлманом и Анатолием Букреевым ожидать, пока шерпы закрепят веревку вдоль эффектно нависавшего карниза на гребне, ведущем к вершине.
Я обратил внимание, что Букреев, так же как и Лопсанг, не пользовался кислородом. Несмотря на то что русский ранее дважды поднимался на Эверест без кислорода, а Лопсанг трижды, для меня было неожиданностью, что Фишер позволил им сопровождать клиентов к вершине без кислорода, что, как мне казалось, было не в интересах клиентов. И еще меня удивило, что у Букреева нет рюкзака, — обычно проводник нес рюкзак с веревками, аптечкой первой помощи, снаряжением для спасательных работ в ледниковых трещинах, дополнительную одежду и другие предметы, необходимые для оказания помощи клиентам в случае непредвиденных событий. Никогда раньше, до Букреева, ни на одной горе я не видел проводника, игнорирующего эти соглашения.
Оказалось, что он ушел из четвертого лагеря и с рюкзаком, и с кислородным баллоном; позже Букреев рассказал мне, что хоть он и не собирался использовать кислород, но хотел иметь с собой баллон на случай, если «не хватит сил» и ближе к вершине ему понадобится кислород. Однако, дойдя до Балкона, он оставил там свой рюкзак, а канистру с кислородом, маску и регулятор дал нести Бейдлману. Из-за того, что Букреев не пользовался кислородной поддержкой, он, очевидно, решил избавиться от груза, оставив при себе самое необходимое, чтобы максимально облегчить подъем в ужасающе разреженном воздухе.
Легкий ветерок со скоростью 20 узлов в час обдувал гребень, унося струйки перистых облаков далеко за стену Кангчунг, но над головой небо сверкало голубизной. Находясь на солнце, на высоте 8748 метров, одетый под курткой в толстое нижнее белье, одурев от кислородного голодания и совершенно потеряв чувство времени, я пристально вглядывался в перспективу, открывшуюся по ту сторону крыши мира. Никто из нас не обратил особого внимания на тот факт, что Энг Дордж и Нгаванг Норбу (другой шерп из команды Холла), сидящие позади нас, пили чай из термоса и, казалось, не спешили идти выше. В конце концов, около 11:40 утра, Бейдлман спросил: «Эй, Энг Дордж, ты собираешься закреплять веревки или нет?» Энг Дордж ответил коротко и недвусмысленно: «Нет». Возможно, он ответил так потому, что ни одного из шерпов Фишера не было здесь, чтобы разделить эту работу.
Тревога в толпе, собравшейся наверху у Южной вершины, возрастала, и тогда Бейдлман обратился к Харрису и Букрееву с предложением взяться самим за провешивание веревок; услышав это, я быстро вызвался помочь им. Бейдлман вытащил 45-метровую бухту веревки из своего рюкзака, я забрал другую бухту у Энга Дорджа, и вместе с Букреевым и Харрисом мы принялись в полдень закреплять веревки на гребне, ведущем к вершине. Но к тому времени было потеряно уже два часа времени.