Путь к перевалу

29. ЧЕРЕЗ НЕВОЗМОЖНОЕ

Препятствие возникло на последнем километре. Деревня уже вырисовывалась впереди, когда накатанная дорога неожиданно уперлась в реку. Дальше пути не было: река стояла еще подо льдом, но у берегов темнели широкие полыньи.

Саша остановился. Ближнюю полынью, пожалуй, можно перепрыгнуть, но дальнюю — вряд ли. Да и берег там крутой, обледенелый…

Саша подошел к воде, опустил в нее руку. Пальцы обожгло холодом. Что делать? Не возвращаться же назад. Да и вечер близко, уже темнеет. И он решился.

— Эх, была не была! — разбежался и прыгнул. Из-под ног брызнули фонтанчики воды. Но лед выдержал.

Удача! Он поправил шапку и медленно пошел вперед, ощупывая каждый метр пути. Вот и середина. Только бы перебраться через этот горб. Но, кажется, он трещит, оседает. Лучше ползти…

Саша лег на лед и пополз. Сначала на боку, потом на животе, стараясь распластаться как можно шире… Уф! Самое страшное позади. Он осторожно встал и снова зашагал, сгибаясь под ударами ветра.

Теперь полынья. Да, здесь она была такой широкой, что не перепрыгнешь. Но лучше провалиться там, у берега, чем снова перебираться через предательский горб.

Саша смерил глазами расстояние до берега. Главное — получше разбежаться и прыгнуть вон в ту лощинку. Ничего, что там вода, ноги все равно мокрые. Он отошел назад, наметил место, откуда лучше оттолкнуться. Но лед неожиданно треснул, и Саша оказался в воде.

Он попытался плыть, — в грудь уперся обломок льдины. Пришлось карабкаться на лед, — льдина осела, и Саша с головой ушел под воду. Холод пронизал его до костей. Он изо всех сил махнул руками и сильно ударился обо что-то твердое: лед сомкнулся у него над головой. От одной этой мысли остановилось дыхание. Однако ноги коснулись дна. Стало быть, здесь не глубоко. Спокойно!

Саша открыл глаза и увидел светлую полоску. Трещина! Он из последних сил рванулся к ней и вынырнул из воды. Воздух!.. И берег совсем рядом. Стоп! На лед взбираться нельзя, лучше обогнуть эту проклятую льдину. Теперь уже все равно вымок насквозь. Ну вот и берег.

Какой собачий холод! Саша почувствовал, что ноги начинает сводить судорогой. Бежать! Он припустил вверх по косогору и у первой же избы заметил ватагу ребятишек.

— Эй, ребята! — крикнул им Саша. — Где Крыловы живут?

— Какие? У нас их много, Крыловых-то.

— Ну, к этим еще сын из города приехал, Степан Егорович.

— А-а-а… Вон там, за переулком. А ты почему весь мокрый?

— Под лед провалился.

— Беги за нами!

Ребята пустились по улице.

— Вот их дом!

— Спасибо!

Саша поднялся на крыльцо, открыл дверь в избу. Оттуда пахнуло теплом. Навстречу шагнула пожилая женщина:

— Батюшки! Откуда ты такой мокрый?

Саша перевел дыхание:

— Простите, я в таком виде… Переходил реку, провалился под лед… А где Степан Егорович? Очень нужно бы его увидеть…

— Пошел к соседям. Сейчас покличу. А ты раздевайся да на печку!

Саша попытался расстегнуть пальто, но одеревеневшие пальцы не слушались.

— Промерз? Давай я сама! — женщина ловко сдернула с него пальто, пиджак. — Остальное снимай сам. Сейчас приготовлю сухое.

Через несколько минут он лежал на горячей печи, рассказывал, как перебирался через реку. Женщина не переставала качать головой, затем позвенела посудой, подала стакан:

— Выпей! А то, неровен час… Да закуси немного. Нет, не слезай. Я тебе туда подам.

От выпитой водки перехватило дыхание, по телу разлилось тепло. Женщина набросила на него полушубок:

— Теперь лежи. Я сейчас вернусь.

Проснулся он от громких голосов. С трудом открыл глаза и увидел молодого высокого мужчину.

— Кому тут нужен Степан Крылов? — спросил тот, заглядывая на  печь.

— Мне, — Саша поспешно сбросил полушубок. — Это вы Степан Егорович?

— Он самый! А ты кто будешь?

— Я Степанов, студент из университета. — Саша спрыгнул с печки. — Скажите, это вы звонили в понедельник на геологический факультет?

— Зачем?

— Предупреждали об отключении энергии.

— Мало ли куда я звонил в понедельник! За день голова вспухнет от телефонных разговоров. Разве все упомнишь!

— А вы подумайте! С вами разговаривал декан факультета профессор Бенецианов.

— Постой-постой! Профессор?.. Ну, этого-то я помню! Я ему дело, а он: «Что вы не знаете, чем занимаются геологи?». Только тебе-то какая печаль?

— Бенецианов скрыл этот разговор. Понимаете, скрыл! А в тот самый день, когда вы отключили энергию, в лаборатории Воронова отлаживали большой магнит. Прибор такой, очень сложный. Ну, и открыли там панель с проводами. А один парень…

— Понятно. Дали энергию, его и стукнуло.

— Да. Здорово стукнуло. Сейчас-то он уже ничего. А Воронова собираются с работы снять, акт на него составили.

— Подожди. Говоришь, Бенецианов скрыл разговор. А ты откуда узнал об этом?

— У профессора в кабинете студентка наша была, Таня, и все слышала. И еще одна преподавательница была. Но она с Бенециановым заодно. В общем, когда Таня рассказала о телефонном разговоре, они заявили, что никто из Горэнерго не звонил. И выходит, во всем виноват Воронов. А мы ничем доказать не можем, никаких записей в журнале у вас не осталось.

— Так-так. Мне как раз завтра надо будет в городе побывать…

— Вот здорово! Я об этом и хотел просить вас. Только как же через реку? Я видите…

— Еще легко отделался. Пуститься в эту пору по-зимнику! Нет, брат, мы другой дорогой поедем, через райцентр, там автобусы ходят. Завтра утречком и отправимся. А сейчас давай к столу.

— Спасибо.

— Чего там спасибо! — Крылов взял его за плечи. — Постой, да ты никак горишь весь? Э-э, никуда ты завтра не поедешь!

— Нет-нет! Мне надо! Обязательно! Завтра заседание парткома специально по этому делу. А голова пройдет…

— Да от тебя жаром пышет. Лезь-ка на печь! А ты, мама, запарь ему малинки.

— Завтра надо ехать, — взмолился Саша.

— Ты скажи лучше, к кому мне там заявиться, если тебе придется остаться.

— Тогда так. Если я в самом деле не смогу завтра поехать, зайдите к нам в общежитие. Знаете университетское общежитие за парком?

— Кажется, знаю.

— Так вот. На третьем этаже, в сто сорок восьмой комнате живет наш студент Костя Славин. Вы только скажите ему, кто вы. А он уж все устроит. Можно было бы, конечно, сразу и в партком, но так лучше.

Заседание парткома подходило к концу. Было уже заслушано пространное выступление Бенецианова, краткий сбивчивый доклад инспектора по технике безопасности Коклина, яркая речь Чепкова. В этой речи бывшего секретаря партбюро геофака, наряду с заботой «о жизни и здоровье учащейся молодежи» и понятной отповедью «зазнавшемуся, потерявшему чувство реальности» Воронову, неожиданно прозвучала острая, убедительная критика в адрес всего руководства факультета и прежде всего его декана профессора Бенецианова.

Речь Чепкова произвела впечатление. И его уже не могли изменить ни выступление скупого на слова Стенина, пытавшегося хоть в какой-то степени реабилитировать Воронова, ни горькие сетования парторга физмата, указывавшего на общее неблагополучие в службе техники безопасности университета, ни объяснения самого Воронова, который, по сути дела, отказался что-либо добавить к тому, что было изложено в акте комиссии.

Словом, складывалось мнение, что доцент Воронов, пользуясь бесконтрольностью и попустительством со стороны декана факультета и секретаря партийного бюро, создал на кафедре такую обстановку, которая в любой момент могла привести к опаснейшим последствиям. Это требовало принятия самых серьезных мер, не исключая постановки вопроса о смене руководства кафедрой минералогии. К такому заключению склонялся, по-видимому, и секретарь парткома, человек еще сравнительно молодой, избранный совсем недавно и потому старавшийся прислушиваться к мнению партийного актива. И только ректор, все время хмурившийся, не произнес до сих пор ни слова и почему-то упорно избегал вопрошающего взгляда секретаря и других членов парткома. Наконец секретарь поднялся с места: