Путь к перевалу

К ней подошла Ольга Никитична:

— Очень хорошо! Надеюсь, вы займетесь у нас гимнастикой серьезно.

Из раздевалки Люся поторопилась к выходу, но путь ей преградил Валерий:

— Прошу прощения!

Люся удивленно подняла брови. В руке Валерия был красный цикламен, который он, видимо, только что сорвал.

— От имени мужской половины группы! — торжественно протянул он цветок Люсе. — В знак того, что мы понимаем толк в совершенстве и можем ценить прекрасное.

Люся попятилась.

— Уверяю вас, это словно специально к вашему платью…

— Спасибо, но, по-моему, он больше подойдет к вашему галстуку, — отказалась Люся.

— Ну как, съел? — захохотал Колька Краев. Но Валерий и не подумал смутиться:

— Цветок, предназначенный очаровательной особе, я готов хранить вечно.

Люся отыскала среди ребят Сашу и подошла к нему:

— Ты не дашь мне свои конспекты… на дом?

— Конспекты? Пожалуйста! — Он с готовностью вынул из сумки стопу тетрадей. — Какие тебе?

— Все. У меня ведь ничего нет…

— Все?!

Люся покраснела:

— Не сразу, конечно. Сначала те, которые тебе не нужны…

Саша усмехнулся:

— Не в этом дело. Я могу дать и все. Только не надо переписывать все подряд, просто время не стоит тратить. К чему, например, лекции Камбалы, если он прямо по книжке шпарит. А вот минералогию надо переписать. Обязательно! Только почерк у меня неважный…

— Ничего, я разберу.

— А что не поймешь, подчеркивай. Потом разберемся вместе.

К ним подошла Наташа:

— Саша, чего же ты?

— Иду, иду! Сейчас… Так вот, — обернулся он к Люсе, — лекции Юрия Дмитриевича — прежде всего. Ну, а математику… тоже возьми на всякий случай. — Саша захлопнул сумку и пошел догонять Наташу.

6. ВЕТЕРАНЫ ГЕОФАКА

Никогда еще, кажется, осень не была так щедра на краски, как в этом году, когда они стали студентами университета. Никогда еще городские парки не пламенели таким разливом золота и багрянца, как в этот день, когда шли они вдвоем по широкой солнечной улице и вдыхали всей грудью бодрящую прохладу сентябрьского воздуха.

Давно уже остался позади Наташин дом и университетское общежитие, давно миновали они шумный центр и тенистые улочки студенческого городка. А ноги несли их все дальше и дальше, туда, где совсем кончался город и где, казалось, было еще больше воздуха и солнца, где еще жарче горели золотой листвой деревья.

Не хотелось ни говорить, ни думать. Хотелось только смотреть и смотреть на ясное небо, где словно заснуло одно-единственное облачко, на уходящую вдаль дорогу, на ровную гладь реки, на серые с искоркой глаза Наташи и снова на дорогу, на скошенные поля вдоль нее, березовую рощу, будто взбежавшую на пригорок, дымок паровоза на дальней станции и красные крыши станционных построек…

Идти и смотреть… И чувствовать тепло маленькой руки. И верить, что так будет долго — и в других краях и на других дорогах.

Неожиданно Наташа остановилась.

— Ой, Саша, как хорошо здесь! — воскликнула она. — А вон и наша рощица! Помнишь?

Он молча кивнул. А она вдруг взъерошила ему волосы и помчалась по скошенному полю:

— А ну, догони!

Когда же он настиг ее и, обхватив руками за плечи, повернул к себе ее счастливое смеющееся лицо, она вдруг смолкла и тихо сказала:

— Пусти, Саша.

Он попытался удержать, но она вырвалась из рук:

— Сумасшедший! Здесь все-таки не Вая.

— Да, к сожалению…

— Ну, почему — к сожалению? Дикарь ты дикарь! — Она тронула его за руку. — Медведь таежный… А как твое обещание?

— Какое?

— Разве не писал, что научишься танцевать.

— Все никак не соберусь…

— А в субботу, говорят, у медиков студенческий вечер. Будет что-то грандиозное. Два оркестра. Духовой и джаз. Блеск! А главное — танцы до утра! И назвали этот вечер «Осенний бал»… Да ты не слушаешь меня?

— Нет, почему же, слушаю.

— Так вот. Билеты будет распределять городской комитет комсомола. Университету дадут, конечно, как следует. Но факультету достанется, наверное, мизер. Будто геологи не любят танцевать! Но мы должны попасть обязательно. Смотри не проморгай. И потом, достань, пожалуйста, Алке с Жориком по билетику.

Саша нахмурился:

— Неужели без них и здесь не обойдется?

— Ты знаешь, сколько раз они меня выручали. И за что ты их так не любишь? Ну, Жорик, конечно, пижон… А Алка? Простая веселая девчонка. Никому плохого не делает…

Саша поморщился:

— Она же дура.

— Ну, знаешь! — вспыхнула Наташа. — Не всем быть умным! И разве она в этом виновата? У нее и мать такая. Прошлый раз я пришла к ним, а она… Ты опять не слушаешь меня!

Саша невольно вздохнул. Нет, он слушал ее. Но как можно говорить обо всем этом сейчас, здесь, под этим бездонным небом? И потом, что это за жаргон: «блеск», «мизер»… Никогда она так не говорила прежде.

Он взял ее за руку:

— Наташа, а помнишь, как на Вае…

Она отняла руку:

— Опять Вая! Ему дело говорят, а он…

— Да разве это дело! — возразил Саша с горечью. — Стоит на «его столько времени тратить. Достану я билеты, если уж так хочешь.

— А ты не хочешь?

— Если говорить правду, нет. Ну что мы там будем делать, на этом балу?

— Как что делать? — Наташа даже остановилась. — Танцевать, веселиться, отдыхать, наконец!

— Какой там отдых! Отдыхать так за городом, как сегодня. Или в спортзале… Да и не могу я танцевать.

— Пора бы научиться. И так мы никуда не ходим. Девчонки уж смеются надо мной.

— Хорошо, сходим. Только ни о каких билетах Жорику не может быть и речи. И вообще — хватит об этом! Наташа, я прошу тебя. — Он взял ее под руку. — Не часто выпадает такой денек. Пойдем к реке.

— Нет, Саша, пора домой. Скоро вечер. И дома я ничего не сказала.

— Ну, что же… — Он поднял сумку и с маху перебросил через плечо. — Домой так домой.

Несколько минут они шли молча. И уже не держались за руки. И им уже не светило солнце. Его закрыла большая сизая туча, поднявшаяся над дальним лесом.

Саша прибавил шагу.

— Постой! Куда заторопился? — Наташа догнала его и взяла под руку. Но он по-прежнему шел молча, глядя прямо перед собой.

— Саша, — она старалась заглянуть ему в лицо, — а о чем вы так долго говорили сегодня с новенькой?

— Да просто так. Попросила конспекты переписать. И разговорились. О Юрии Дмитриевиче, о Бенецианове…

— И зачем тебе надо было ввязываться в эту историю с Камбалой? Попилил бы он нас с Алкой, и дело с концом. А теперь вот… Все-таки, он профессор.

— Так, по-твоему, профессору все, что угодно, можно говорить?

— А, может, он и прав?

— Ты не веришь, что На Белтауше есть сиениты? Да я сам их…

— Верю, верю! — перебила Наташа. — Но нельзя же так. Пойми ты наконец! Здесь не тайга…

— Ну и что же! Выходит, лишь в тайге можно быть честным?

— Ты уж вообще!

— Что вообще?

— Ладно, вон автобус подходит. Бежим скорее! — Она пустилась вперед и прыгнула на подножку.

Саша остался на месте.

— Чего ж ты?

— Я же вообще…

— Саша! — Но дверь уже захлопнулась, и автобус тронулся.

Саша зашагал прямиком к реке. В лицо ему дохнул холодный ветер. Тяжелые тучи закрыли почти все небо, река отливала свинцом. А он шагал и шагал по полю, стараясь заглушить нарастающую в душе тревогу.

Нет, что ни говори, а не такой стала Наташа. Он заметил это сразу, как только приехал сюда. Только и разговоров теперь у нее: кино да танцы, прически да моды. Даже косы собирается обрезать. И друзей подобрала себе… Разве такой она была на реке Злых Духов!

Саша замедлил шаги. На реке Злых Духов… А может быть, он тогда просто не знал ее? Но ведь она писала такие письма в Урбек и после на Урал…

В общежитие он пришел поздно, уставший, голодный, расстроенный. В комнате был только Иван — сидел за столом и усердно решал задачи.

— Саша?.. Наконец-то! А я тут сижу-сижу, и — ни с места. Никак не могу разобраться в последней лекции. Давай вместе.