Страница 18 из 48
Итимуре казалось, что после войны, когда все нормализуется, он отстирает красную вязаную шапочку каменного будды возле своего дома, за подсолнухами на склоне, и наденет ее поровнее… Иногда ему казалось, что стоит отдать будде и ту полосатую юкату, если мать сохранила ее, продавая вещи… Иногда ему ничего не казалось.
Как будущий знаменитый историограф Великой Империи, Итимура сознавал свою ответственность и даже в самом жерле войны всегда старался разыскать тушь получше, которая мало выцветала и не смазывалась сразу от прикосновения мокрой руки. Это впоследствии дало возможность Сюэли и Саюри не так сильно напрягать глаза.
— Истринский отряд — один из сильнейших, опытнейших и старейших поисковых отрядов в Москве. Работает он преимущественно подо Ржевом, года, чтобы не соврать, с 87-го.
— И там до сих пор есть что делать, подо Ржевом?
— Там, подо Ржевом… как бы тебе сказать… на наш век работы хватит. Есть еще отряд, вернее, уже объединение «Экипаж» — ну, они специализируются по подъему техники, почти все железо в Дубосеково, музее Т-34 и на Поклонке — их работа. Кроме того, существует еще порядка сотни других отрядов, больших и маленьких. Работу их координирует последние четыре года Минобороны — козлы драные, волки позорные… До них неплохо обходились АсПО — Ассоциацией поисковых отрядов.
— Я правильно понял, что отношение к Минобороны в целом скорее негативное?
— А как еще, по-твоему, можно… Нет, а китайцы как относятся к своему Министерству Обороны?
— ОБОЖАЮТ, — серьезно сказал Сюэли. Подумав, добавил: — УВАЖАЮТ.
— Ты это серьезно, без иронии?
— Вообще-то да, на полном серьезе.
— Ты лично тоже?
— Конечно.
Для Сюэли оставалось совершенно непонятным, непроницаемым в русских то, как они могли поносить все государственные структуры своей страны, по отдельности или же вместе со всем устройством, как никуда не годную систему, шутить весело на эту тему и смеяться, ничуть не стесняясь также и перед иностранцами. На занятиях по русскому языку они читали иногда «Вредные советы» Остера и прочли уже многие. В иных были понятны все слова, но было совершенно не смешно. Например: «Если твердо вы решили самолет угнать на Запад, но не можете придумать, чем пилотов напугать, почитайте им отрывки из сегодняшней газеты, и они в страну любую вместе с вами улетят». Никакой улыбки, полное недоумение, хотя преподавательница так и фыркала со смеху, а потом, подавив тяжелый вздох, подробно разъясняла, какие должны возникать образы, на чем строится здесь юмор… Зачем же так ругать собственную страну?.. Если это и так, то к чему же писать об этом? Нужно как-то… ну, работать, чтобы это все загладить и преобразовать. Он, как умел, донес эту мысль до Леши.
— Хорошо. Давай тогда я сделаю каменное лицо и скажу так: Вахта Памяти — это комплекс поисковых экспедиций, ежегодных, по всей стране, координируемый военно-мемориальным центром Минобороны РФ.
— Козлами драными, волками позорными, — тщательно прибавил Сюэли. — Нет, это я должен учиться смотреть на мир вашими глазами. И ты в этом прав. Но мне трудно прочувствовать эмоцию: ты же знаешь, слово «козел», шань-ян, в китайском языке не оскорбительно. Это никому не обидно. Гораздо лучше, если взять слово «черепаха»… — он коротко поразмыслил. — Тогда лучше черепаха не 乌龟 wu gui, а 王八 wang ba.
— Черепахи ван-ба позорные. Плюс поисковые мероприятия в архивах, это тоже часть работы поисковиков, потому что когда нашли медальон, заполненный — в смысле, можно разобрать кто-откуда, — начинается работа в архивах. Даже если просто имя-отчество, то… в принципе, какие части на местах этих боев были, уже известно, и по архивам нужно смотреть, проверять ФИО. А если известно, откуда призвали, это работа с местными военкоматами, и дальше уже поиск… Скажем, смотри: за последнюю экспедицию всего подняли 237 человек, медальонов нашли и расшифровали 9, и ещё 7 в обработке сейчас.
— Это достойно восхищения, — твердо сказал Сюэли. — Это намного сложнее того, что делаю я. Я хотя бы сразу точно знал, что дедушкино имя — Ли Сяо-яо, что они переехали с бабушкой в Хунань из Пекина примерно в 1935-м году, что он пропал в 44-м, и мне один раз повезло уже с показаниями пленного, может быть, найду больше… Только в одном мне хуже, чем вам: я наверняка знаю, что чем больше найду, тем ужаснее будет на душе. Хотя Ди — удивительный человек, он верит, что тут можно как-то оправдаться…
Сказав это, Сюэли забеспокоился.
— Прости, а ты уверен, что мне можно ехать? Если я там расскажу историю своего… поиска, — он с трудом выдавил это слово, — как ко мне отнесутся? Мне представляется, что ваша работа — это не то дело, которое можно делать грязными руками.
— Ты знаешь, — только и сказал Леша, — там все предельно адекватны. Увидишь. Отнесутся к тебе спокойно. В поиск вообще не по родословной принимают.
— Боже моё, какие хорошие люди, — вздохнул Сюэли.
— Да, люди очень хорошие — ну, специфика самого занятия. Пьют, правда, не по-детски. Обычный коктейль — спирт, чай каркаде, лимон, пряности. Градусов до 30–35 разводят. Пьют горячим.
— Я однажды отхлебнул здесь случайно один напиток — у детей, дети играли… потом несколько дней… — Сюэли с содроганием вспомнил себя в роли Ли Бо.
— А, ну, мамонский чай тогда у тебя не очень пойдет, наверное.
— Что это — «мамонский»?
— А его няндомский отряд ввел в обращение, у них было прозвище «мамоны». Чай каркадэ с пряностями и спиртом, я же говорю.
— А «няндомский»?..
— Город Няндома.
— Я узнал такое множество новых для себя и непонятных слов сейчас… — задумчиво сказал Сюэли. — Да, постой.
Он полез в карман и вытащил фотографию япоского военнопленного. Скажи ему кто несколько лет назад, что он будет бережно носить с собой такое в кармане, он бы не понял.
— Кавано… Кимицу… Кимура… в общем, одна японская подруга у меня это увидела и завопила, что это Курама Тэнгу. Оказалось, что это мифологический персонаж там, довольно известный. Появляется ночами, мстит за всех, обладает сверхъестественными талантами.
— Он одет как-то, с ее точки зрения, по-кураматэнговски?
— Да. Как ты думаешь, может быть, что это и есть форма отряда «Курама Тэнгу»?
— Честно? — не представляю, как выглядело обмундирование «Курама Тэнгу». Я же тебе говорил, я не спец. Но если так, тебе нужно вытащить из списанных документов в дворницкой все, все, что там есть. Там же идет сейчас связанная с Японией армейская документация у тебя?
— Даже прямо японская идет. Но Григорьич только меняет это все на японскую классическую литературу, так не дает. Пристрастился очень к квайданам, говорит, в белой горячке вот это и видишь, все точно описано…
— Так оттащи ему быстро сто томов чернухи и забери все.
— Это что — «чернуха»?
— Ну, Кобо Абэ… Юкио Мисима… Это где все самоубились, съели друг друга, прогнили, полностью разложились и в таком виде куда-то пошли.
— Великолепно! Это слово я очень искал в русском языке, но не было в словаре.
Хотя Аоки Харухико и присвоили наспех какое-то военное звание, был он человеком сугубо штатским, искусствоведом, и, в общем, даже и сейчас сидел напротив лейтенанта Итимуры в кресле и полировал ногти. Точнее, на самом деле он не полировал ногти, — все-таки не смел в присутствии полковника Кавасаки! — просто Итимура так для себя называл это его действие. Он скорее любовался ногтями и не смотрел прямо перед собой.
— Не затрудняйте мне жизнь, — сказал Аоки полковнику. — Я подчиняюсь непосредственно доктору Накао Рюити, ему я и сдам в самом полном виде все свои материалы по этому вопросу.
И схлопнул веер. Выдернутый со студенческой скамьи блестящий студент Императорского университета в Нагое, Аоки действительно формально подчинялся непонятно кому и, в общем, мог позволить себе чистить ногти. Даже внутри небольшого отряда из подразделения «Курама Тэнгу», отправленного на континент, существовал раскол. Это было в полном соответствии с традицией. Нужно заметить, что в Японии 1910-40-х годов флот и армия представляли из себя едва ли не противоборствующие структуры, перед войной, году, кажется, в 1936-м, между командованием армии и флота в присутствии императора было подписано соглашение о совместных действиях. Тем не менее, флот имел собственную пехоту — СМДЧ, специальные морские десантные части, а армия строила себе для действий в прибрежных районах собственные авианосцы, и все это в условиях адской нехватки ресурсов! Взаимная любовь армии и флота получила свое окончательное воплощение, когда был создан отряд «Курама Тэнгу». На флоте с усмешкой говорили, что это типичный образец подразделения, подчиняющегося армейским структурам, — их почерк. Флотские технократы и прагматики такой ерундой ни за что мараться не стали бы. К этому времени они были заняты значительно более интересной и полезной вещью — они приводили в действие стратегию поражения. Вражда существовала также между новообразованным отрядом «Курама Тэнгу» и другими, ранее созданными подразделениями Квантунской армии; в лучших традициях, существовала она и между той частью «Курама Тэнгу», что оставалась в Японии, и той, что отослана была в Китай. Было бы удивительно, если бы раскол не затронул также и ту сравнительно небольшую группу специалистов, что была переброшена на территорию Китая. Армейские кадры сопротивлялись введению в состав группы штатских, но и избавиться от них не могли. Собственно, раскол произошел даже в душе Аоки Харухико, разделив ее на две враждующие между собой части. Что уж говорить об образованиях более крупного порядка!