Страница 14 из 48
Зато Китами Саюри ныряла летом в развалинах крепости Ёнагуни и рапортовала очень бодро:
— Ёнагуни называют «японской Атлантидой». Это подводные образования, которые открыли в 1985 году.
Сюэли подумал про засекреченное подразделение «Курама Тэнгу», открывшее все это еще в 1944-м, но ничего не сказал. В конце концов, если оно у них до сих пор засекречено, то пусть так дальше и остается.
— Это похоже на остатки крепости под водой. Как ступени и… геометрический узоры на плитах. Но недавно ученые признали, что они…
— Нерукотворные, — подсказал Сюэли.
— Да! Но я там плавала над ними, ныряла…
— Шныряла, — с улыбкой уточнил Сюэли.
— Шныряла, — машинально повторила Саюри, — и я там видела ТАКОЕ… что я думаю… Я видела статую — вот такую! — тут Саюри изо всех сил выпучила глаза, занесла правую руку над головой и сделала зверскую рожу. — Если это природное образование… Но… я не думаю, что естественное вымывание породы…
— Выпученные глаза, на лбу третий глаз, еще есть глаза на поясе и на плечах, правая рука поднята с мечом, на левой из пальцев сложено как бы «fuck you»? — Сюэли тоже артистично изобразил предмет беседы.
— Да-а…
— Это хуфа, статуя охраняющего духа при храме. Упала, я думаю, очень давно когда-то с корабля. С китайского корабля, — просветил ее Сюэли. — Потому что китайские корабли там плавали еще в те времена, когда не было никакой… — потом решил, что не стоит обижать Саюри, и закончил: — …Атлантиды.
— «У вас упало», — пошутила преподавательница. — И знаете, давайте в последние пять минут как раз и обсудим бытовые этикетные формулы типа «У вас упало», «Простите, это не вы потеряли?» и «Осторожнее, вы сейчас выроните…».
За дверью, которую указала Сюэли Рахиль Эфраимовна, было очень интересное помещение — там дворник хранил свои метлы, лопаты, пару валенок и бэнто. Словом «бэнто» это мысленно назвал Сюэли, он видел нечто в этом роде у Саюри, — только без водки и, естественно, без заветрившегося огурца. Самому Сюэли никогда не пришло бы в голову заглянуть в эту клетушку. Но там же лежали списанные документы, предназначенные к уничтожению. Они имели два грифа — гриф «Совершенно секретно» и поверх него гриф «На выброс». Дворник никак не мог собраться с мыслями и довести дело до победного конца — каждый раз, когда он собирался выбросить что-нибудь, он зачитывался.
— Лисочка, вы просто обязаны проверить, нет ли там какого-нибудь жемчуга, извините мою резкость, в навозе, — сказала Рахиль Эфраимовна. — Ведь вы обползали уже весь Чертог — и не нашли про вашего дедушку, дай Бог ему на том свете жить не хуже, чем на этом, ну ровно ничего!
Рахиль Эфраимовна знала, что Сюэли без допуска бывает в Чертоге, она даже иногда помогала ему в этом, стоя на стреме. С подносиком, где толкались и звякали фарфоровые чашки, которые она якобы несла мыть, она стояла в коридоре и убалтывала всякого, кому случалось приблизиться к запретной зоне. Но теперь обследование Чертога было завершено, а нашел Сюэли очень мало — только краткую, совсем без подробностей запись о сделке деда с японцами, в результате которой тот стал предателем. Он советовался по этому поводу с Лешей, и тот объяснил ему кое-что.
— Объединенных архивов контрразведки и армейских не существует. Или то, или другое. С армейскими бумагами могут находиться документы разведотдела штаба фронта (донесения войсковой разведки), из которых ты кое-что и нашел, собственно. Что касается местонахождения архивов Дальневосточного фронта, то они хранятся в ЦАМО, в городе Подольске, как говорят местные жители — Пáдальске. Архивы СМЕРШ и ГРУ находятся в легендарном «Аквариуме». Легче попасть в Подольск, но документы Подольского архива времeн войны во многих фондах до сих пор не разобраны. Если ты знаешь, где нужный тебе документ, в принципе, могут допустить и к неразобранным «чемоданам». Там на запасных путях стоит пара десятков вагонов, где хранятся ящики с до сих пор не разобранными документами, а техническую работу там выполняет подразделение солдат-срочников.
Если бы только Сюэли знал, где нужный ему документ!..
— Либо, если ты проникнешь в архивы ГРУ, что достаточно сложно… А этот Ди, который устроил тебе допуск в ЦГАТД, он кто?
— Он… что-то типа волшебника, — пошутил Сюэли.
— Вот эти архивы как раз в «Аквариуме». Волшебник?.. Ну, волшебник, наверное, может.
Тут Сюэли все понял и сумел верно оценить свои перспективы. Пора было следовать совету Рахили Эфраимовны.
Сюэли попытался вымолить у дворника разрешение унести домой хотя бы часть списанных документов, но тот довольно кисло отнесся к этой идее, лишавшей его занимательного чтения.
— Ну, ты принеси мне тогда, че я читать-то буду. Обменяемся, — заворчал он.
Сюэли принес ему несколько книг — разрозненных томов, купленных наугад на развалах в «Олимпийском». Как ни странно, лучше всего пошла «Гэндзи моногатари» — Григорьич читал и нахваливал. Когда Сюэли не выдержал и спросил, чем же ему так нравится повесть, дворник ответил совершенно загадочно.
— Имена-то все знакомые, — сказал он.
Очень быстро Сюэли дело объяснилось. Практически вся партия, лежавшая последние два года на выброс, представляла собой документы, относящиеся к японской Квантунской армии.
Это была удача. На деятельности Квантунской армии сошлись теперь оба поиска: и семейная история, и попытки понять, что такое Императорский театр теней, который искал отряд «Курама Тэнгу» и обломком которого играли дети в Москве.
— У тебя огромное преимущество: ты знаешь, что это не миф, потому что у тебя в руках конкретный фрагмент от него, — говорил Леша. — Никто из историков, разумеется, эту тему не копал, потому что это выглядит примерно как искать — что там искали эти кавасаки — плевок Будды? Слушай, а ты представляешь, что это — Императорский театр теней, как вообще выглядит этот девайс?
— Ну, театр теней, любой, не обязательно императорский, — это такой большой сундук, в нем сложены плоские марионетки, могут быть очень искусные, со сложными прорезями, как цянь-чжи… Или деревянные, или прессованный картон… В стандартном наборе должно быть два правителя, два полководца, герой, воин, старик, ученый, философ, монах, скряга, доктор, лиса, купец, волшебник, бодисатва, студент, бродячий торговец, красавица, служанка, слуга, старуха, судья, злая жена… ну, много кто еще. И этот же сундук, немножко как трансформер, превращается в сцену, в нем есть ширма с промасленной бумагой, она ставится наверх, и за ней ведется представление. И Императорский театр теней, соответственно, то же самое. Наверное, какой-нибудь особенно сложный и красивый… может быть, со сменными деталями: ученому можно вставить в руку свиток, врачу — разные медицинские инструменты…
— А от чего, по-твоему, отколупан этот кусок? Что он собой представлял?
— Н-ну… гм… нет… не знаю. Одно из украшений, идущих по периметру сундука, может быть.
В тот самый вечер он передал Григорьичу «Повесть о Гэндзи» и унес домой под ветровкой первую партию папок с грифом «На выброс».
Иногда на репетиции капустника по «Западному флигелю» заходила Цзинцзин, робко садилась в пустом зале, не в первых рядах, и помогала репетиции, застенчиво хихикая в смешных местах. От предложения сыграть на сцене она с ужасом отмахивалась, ссылаясь на то, что громко говорить для девушки неприлично. Учитывая, что все другие китайские девочки, каких он знал в жизни, выли сиренами и орали как павлины, Сюэли растроганно проникался тем, какое сокровище ему досталось. Главное — на него не дышать. Он уже не пытался привлечь Цзинцин к игре в пьесе, но сам старался больше в десять раз, когда замечал, что она пришла.