Страница 7 из 15
– Что с тобой, Веня? – тревожно спросила жена. – На тебе лица нет!
– Неприятности на работе, – ответил Вениамин Сергеевич, вставая. Есть больше не хотелось, напротив, к горлу подступала тошнота.
– Так мы не повезем Сережу в зоопарк?
– Что?! При чем здесь зоопарк!
– Да нет, ни при чем, извини… Просто ты обещал мальчику еще неделю назад отвести его в зоопарк и показать бегемота… Марина хотела поехать на целый день к подружкам…
– Нет, сегодня не получится. Я вызову машину, и ты съезди с ним сама. Можешь взять Галину.
– Еще чего, – недовольно протянула дочка. – Буду я с малявкой по зоопаркам ходить!
Слово «зоопарк» резало слух и раздражало, Вениамин Сергеевич прошел к себе в кабинет, закрыл дверь и, подойдя к огромному окну, прижался горящим лбом к холодному стеклу. С шестнадцатого этажа открывался прекрасный вид на старые кварталы Москвы, недавно отреставрированную церквушку, сталинскую высотку МИДа. Говорят, что при оценке квартир только за этот пейзаж сразу набавляют десять тысяч долларов. Мысль пришлась не к месту, доллары сейчас тоже вызывали только отвращение.
Но, несмотря на настроение и самочувствие, надо было делать дело. Прометей запер дверь на щеколду, надел тонкие резиновые перчатки, достал из ящика стола обычную на вид ручку, а из тумбы – пачку обычной на вид бумаги. Печатными буквами, старательно меняя манеру письма, выполнил нужный текст, который занял три четверти листа. Лишнюю часть он отрезал, а оставшуюся положил на подоконник.
Бумага действительно была обычной, а ручка – нет: через несколько минут текст бесследно исчез. Прометей, несколько раз перегнув вдоль и поперек, сложил чистый листок до размеров почтовой марки, упаковал в целлофан и засунул в коробочку из-под фотопленки. Потом, позвонив в службу точного времени, проверил дорогой швейцарский хронограф, купленный как раз для подобных случаев. Пора было выходить, хотя делать это ему никак не хотелось. С каким удовольствием он пошел бы с внуком в зоопарк!
Полтора часа Прометей, проклиная судьбу, кружил по городу. Это был другой город, совсем не тот, в котором жил Фальков. Потому что Москва начальников и ответственных чиновников отличается от Москвы обычных людей так же, как сама Москва отличается от села Шпаковское Ставропольского края. Разве что кремлевский комплекс и мавзолей есть в любой Москве, а в Шпаковском и иных городах и весях их нет и никогда не будет.
Привыкнув к персональному автомобилю, к простору вокруг своей персоны, к уважительным услугам персонала – будь это услужливо распахнутая дверца «Волги», заботливо поданный чай, пунктуальное напоминание о запланированных делах, генерал терся в потной толпе, где его толкали, как какого-нибудь работягу с «Пролетарского молота», нещадно топтали ноги, без всякого почтения сжимали со всех сторон, бросали угрюмые взгляды и вполне могли обматерить.
Он катался в переполненном метро, переходя с одной станции на другую, заходил последним в вагон, а потом выходил первым и опять последним заходил, словом, выполнял весь набор шпионских предосторожностей, столь же простых, сколь и бесполезных, если к ним прибегает непрофессионал. Сердце вновь колотилось, и, опасаясь инфаркта, он проглотил две таблетки седуксена. Транквилизаторы в подобных случаях не рекомендовались, они затормаживают реакцию и туманят сознание, но лучше быть заторможенным, чем мертвым.
В двенадцать двадцать он оказался у Белорусского вокзала, потея и едва волоча ноги, подошел к зданию, где во времена всеобщего дефицита избранным продавали билеты в вагоны «СВ». Теперь здесь был продовольственный магазин. Седуксен не помог. Полумертвый от страха, он купил нарезку салями, еще раз осмотрелся, включил таймер-секундомер на своем хронографе и в двенадцать часов двадцать девять минут тридцать секунд вошел в проходной подъезд соседнего дома. Здесь было темно, сыро и воняло мочой. Он вдруг тоже почувствовал острую потребность помочиться, но времени уже не было. С противоположной стороны хлопнула дверь и послышались неспешные уверенные шаги. Как загипнотизированный удавом кролик, он пошел навстречу и начал спускаться по лестнице, а поднимался по ней высокий человек в пальто с поднятым воротником и в низко нахлобученной шапке. Когда они приблизились друг к другу, Бицжеральд поднял голову, показывая лицо, улыбнулся и подмигнул. Дрожащая потная рука Прометея соприкоснулась с прохладной и твердой ладонью американца, коробочка из-под фотопленки перекочевала от одного к другому. Мгновение – и они разошлись. «Моменталка» – вот как называется эта встреча на профессиональном жаргоне. В отличие от контейнерной передачи ее очень трудно задокументировать: ведь заранее неизвестно, где ставить технику. И взять контактеров с поличным нелегко, если только их не выследили – двух сразу или каждого по отдельности…
Хлопнула тугой пружиной входная дверь, и Прометей оказался во дворе, панически оглядываясь по сторонам. Ничего настораживающего он не обнаружил. Обычный московский двор с поломанной скамейкой, голые деревья, немноголюдно. Рядом с подъездом стояли две женщины в возрасте, чуть поодаль старушка кормила кошек, катался на велосипеде мальчик лет десяти. Прометей жадно глотнул свежий воздух и тут же бросился к стоящим в углу гаражам, на ходу расстегивая ширинку. Он еле-еле успел. Тугая струя окатывала испещренный ругательствами борт безответной «ракушки» и будто вымывала владевший им испуг и напряжение. Кажется, и на этот раз пронесло… Он понемногу приходил в себя.
– Как вам не стыдно, гражданин! – послышался за спиной женский крик. – Сейчас милицию вызову! Гляди, ханыга какой, а с виду приличный!
Фальков не сразу понял, что крик обращен к нему – ответственному сотруднику Генерального штаба, генерал-майору.
– Сейчас, сейчас, извините, – не оборачиваясь, ответил он. Вряд ли женщины запомнили лицо случайного прохожего до того момента, когда он дал им повод…
Выход из двора располагался справа, Фальков пошел влево и вскоре оказался у крутого откоса. Рядом по мосту неторопливо ехал троллейбус. Внизу, в лощине, блестели рельсы, на которых одиноко стоял пустой товарный вагон. В нескольких сотнях метров готовилась отойти от платформы пригородная электричка.
Он начал спускаться – не прямо вниз, а наискосок, чтобы уменьшить крутизну. Ноги скользили, грязь налипала на ботинки, несколько раз он чуть не упал, выпачкав правую ладонь. Но интуиция подсказывала, что он выбрал правильную дорогу отхода. Едва он перешел три ветки пути, как по одной со свистом пошел товарный состав, а по другой в противоположном направлении побежала электричка. Это хорошо. Они отрезали его от возможных преследователей. Впрочем, его никто не преследовал.
Перед тем как нырнуть под мост, Фальков оглянулся и похолодел: на откосе, там, откуда он только что ушел, стоял высокий, атлетического сложения светловолосый парень в куртке и джинсах. Парень внимательно смотрел в его сторону.
Нервы у Фалькова не выдержали, генерал отвернулся, прикрыл лицо рукой и побежал изо всех сил. Через десять минут он нырнул в спасительную толчею метро и впервые радовался тесноте и обилию пассажиров. Правда, пассажиры ему не радовались, напротив – с недовольными гримасами отстранялись от перепачканного грязью толстяка. Это тоже привлекало к нему внимание, недопустимое в шпионской работе. Генерал чувствовал себя провалившим экзамен школяром. Он точно не мог сказать, какие именно ошибки допустил, но не сомневался, что если бы Бицжеральд выставлял ему оценку за сегодняшнюю операцию, то она оказалась бы неудовлетворительной.
В рюмочной возле дома он выпил сто граммов водки, заел бутербродом с ветчиной, потом дважды повторил и почувствовал себя гораздо лучше. Во-первых, совершенно неизвестно, что это за парень. Может просто сын возмущенной женщины, вышедший проучить зассыкающего двор чужака. Если бы парень был из этих, то схватил бы его при выходе из подъезда. Или даже прямо на лестнице, в момент контакта. Взять с поличным – вот как это называется. С уликовыми доказательствами. А теперь где они, эти улики? Передатчик он тогда сразу же выбросил в Москву-реку. Дома осталась только ручка со спецчернилами. Ее тоже выбросит к чертовой матери! И что тогда? Да ничего! Хотя нет… Хронограф! Ах ты, сука шпионская!