Страница 17 из 31
— Поздравляю! Наверное, уже с законным?
— Да. После твоего отъезда женился. Помнишь, Ирина, завклубом? Вот она.
— А Лена? — удивился Кряжев. — Мне говорили…
— Ерунда! Она тебя ждала.
— Ребята! Вы давайте побыстрее. У меня все в животе жжет.
— Витя, стань за руль! Я отдам швартовы. — Андрей приблизился к борту.
— Сбрось конец!
— А Дик! Дика, точно, убили?
— Жив твой Дик. Лена подкармливает его. А Кандюк ушел в столярку. Жена его померла.
Катер медленно отделялся от борта. Траулер вирал якорь.
— А Лена замужем?
— Свободная!
— Привет ей! Скажи приеду! Обязательно приеду…
— Приезжай!
Уже третий день валил снег. И не было конца белому нашествию.
— Летим в снежном облаке, даже море побелело, — ворчал Андрей.
— Это хорошо, — отвечает ему Виктор. Он стоит за рулем. — Зато под шугой море спокойное. Так и поведем баржу под бортом.
— Доведем, если берег увидим. По моим подсчетам, уже полчаса назад должны были подойти. И гудков не слышно.
— Да-а. Как простынь перед глазами повесили. Кряжев сейчас бы жал сирену и шпарил полным. Он глубины знал.
— И я знаю, но… Вот, слышишь, гудок… Нажми сирену и добавь ход. Идем правильно.
Сигнал сирены услышали на берегу. Катер ждали.
— Наконец-то, — обрадованно сказал Лосев, — а то как в воду канули.
— Снегопад глушит звуки, — ответил Грачев. — Побрякать надо бы в колокол.
— Идут! Идут! — С берега увидели катер.
Катер осторожно входил в ворота. Андрей подрулил к причалу и сразу увидел Иру. Жена стояла впереди и радостно приветствовала его поднятой рукой.
— А где Лена? — с налету спросил Андрей.
Ира недоуменно расширила глаза.
— Новость для нее. Новость. Пойдем!
— Вон она! Лена! Лена! А мне-то скажи!
— Кряжева видел. Приедет скоро. Слышишь, Лена, приедет!
Степан беспокоился. Он видел из клуба, что пришел катер. Видел, что вернулась с завода Лена, прошли Андрей с Ириной, а в клуб не зашли.
«Ну Ирка, — размышлял он, — Андрея встречает, а Ленка? Знает же, что репетиция».
Степан решил сам сходить за Леной. Он вышел и захлебнулся ветром. Только что тихо было. Циклон.
Стряхнув с себя снег, Степан ввалился к Лене, но застыл у порога, увидев Дика.
— Он ничего? Не цапнет?
— Нет, конечно. Проходи.
— Скоро к нам хозяин вернется, — Лена гладила собаку, обнимала за могучую шею. — Ух, ты большой, хороший…
— Кряжев, что ли? — забеспокоился Степан.
— Угу. А разве тебе Андрей не говорил?
— Нет. Я его еще не видел.
Степан растерялся, присел у порога и как-то тихо, несмело сказал: «Дай лапу, Дик!» Пес поднял свою толстую когтистую лапу и бросил ему на ладонь. Это было так неожиданно, что он не удержал ее, но в следующий миг пес отошел к дивану и лег.
— Теперь его трогать опасно, — сказала Лена.
Над островом бушевала пурга. Ветер завывал в трубах и проводах, хлопал оторвавшейся от кровли жестью.
— Во, слышь, Лукерья! Давно такого не было, — сказал Грачев. — Но это цветочки. Прогноз передали, до сорока метров. Ураган.
— Кому цветочки, а у меня в больнице еще окна не заклеены. Сейчас, наверное, уж во все щели снегу надуло.
— А летом вы что делали? Лясы точили?
— Хватало и летом работы. То с температурой, то с носом разбитым…
— Что-то не пойму я, ты в клуб или в больницу.
— Какое там «в клуб». Вот свет погас, провода оборвало. Подежурить надо.
— Всегда дома дежурила, а счас попрет тебя. Больных-то нету. На замке больница. А если что, мы завсегда рядом… Вон и Матвей лампу задул. Видать, собрался. Такое раз в году бывает, еще и концерт, читала?
— Афишу-то читала. Пойду все же в больницу. Ведь белого света не видать. Случись что, людям по пурге бегать — не лето. И докторша обидится. Кто ей в помощь, коль не я?
Грачев засопел недовольно, однако признал: Лукерья права. Служба есть служба.
— Ну, валяй! А то, гляди, на концерт, может, вырвешься. Сын ведь играет.
Когда Грачев вошел в клуб, там уже было тесно. Плечом к плечу сидели на скамьях рыбаки и рыбачки, молодые и старые, дети и подростки. Все собрались, как на большой семейный праздник.
— Ого, народу, — поискав глазами место да покрутив головой, произнес Грачев и, заметив деда Матвея, стал пробираться к нему.
— Я те место припас, — похвалился дед Матвей, — вообще-то внучка. Постреленок, якрь те в клюз. Она пораньше убежала.
— Оно и то понятно, конец путины, кому премия, интересно. Сверх плана дали. А кому что подкинут, увидим. Тебя-то, Грач, не обойдут и под всеми парусами.
— План-то дали, поработали… — Грачев хитро ухмыльнулся. — Без труда не вытянешь рыбку из пруда. А где Степка-то, не видел?
— За кулисой орудует. Жаль, свету нет. Что эти коптилки? Обещали киношники движок пустить, да тоже копошатся. К концу собрания сообразят.
— Ха-ха, — Грачев громко засмеялся. — Сообразят. Они уже до собрания сообразили, потому и движок не молотит. — Он оглянулся на квадратики в стене, откуда выглядывали дула киноаппаратов, и у дверей увидел Кандюка.
— Что-то Кандюк запаршивел. Волком на всех смотрит, откололся от общества.
— Дрейфует без жены-то, плывет по течению, — добавил дед Матвей.
— Баба жива была, порядок держала. А семейный человек лучше смотрится.
Вдруг зал загудел, словно волна морская.
— Гля, профсоюз подарки тащит, эх-ма, якрь те в клюз. Патефоны. Два, новые!
— Тихо, товарищи! Тихо! — парторг поднял руку. — Сейчас будем начинать. Предлагаю президиум.
Степан вышел из-за занавеса и соскочил со сцены в зал. Он быстро прошел к двери, на ходу застегивая пуговицы бушлата, толкнул от себя дверь и лоб в лоб встретился с Лосевым.
— Куда это ты на скоростях?
— На катер сбегаю. Андрей струны купил, а принести забыл. Сейчас позарез нужны.
— Осторожно иди над обрывом. Ветер сумасшедший.
— Ничего, добегу! — ответил Степан и окунулся в мокрую темень пурги.
Кандюк незаметно выскользнул следом. Мысль его лихорадочно работала: «Поговорить, попросить, убедить… Только сегодня, сейчас, на дороге. Завтра будет поздно. Степан уйдет к ней после концерта и конец».
Он приподнял воротник пальто, пощупал на боку нож, без которого не ходил, и, вспомнив, что может встретить Дика, завернул домой. Хотел взять палку, но все замело снегом. Под руку попался топор. Кандюк прихватил его и бросился догонять Степана.
Ошвартованный к причалу катер отыгрывался на длинных тросах. Волны с грохотом ударялись о брекватер и полуразбитые вкатывались в ковш.
— Витя! По-моему, надо дать «дупленем» на берег и тогда надежно!
— Иди, Степа! Я с Костей заведу пару концов.
— Ну смотри, не опоздай на концерт!
— Жми, организуй! Я следом…
Степан поймал момент, когда борт, качнувшись, поравнялся с причалом, и спрыгнул, окунувшись в темень и вьюгу. Ветер уже не дул в спину, как по пути в ковш. Тугой, порывистый, он швырял комья снега в лицо, и Степан продвигался боком. Он шел правым плечом вперед, обратив лицо к морю, поджимался к скале, чтобы не упасть. Рука устала придерживать мичманку, и он, повернувшись спиной к ветру, заправил ремешок под подбородок. Несколько шагов шел спиной вперед, смотрел, как сливается с темнотой луч прожектора. Но что это? Черный шар прокатился в ворота. Собака.
И вдруг его озарила мысль: «Дик! Наверное, Дик! Сейчас в рыбозаводе, кроме сторожа, никого нет, а собак туда вообще не пускают, исключение Дику и то потому, что он появляется неизвестно когда и откуда».
Пока Степан размышлял, собака исчезла. Слилась со скалой, растворилась в снежном заряде.
А волны бесновались внизу, бурлили, как в гигантском котле, выплескивались, опадали, чтобы с новой силой удариться в скальный берег. Циклон набирал силу. Потеплело. Хлопья снега таяли на лету, превращались в капли. И вот уже снова лил дождь, косой и хлесткий.