Вор понарошку

Но вот стало светлее. Ущелье заканчивалось. Костя ускорил шаг. Да, действительно, впереди открывалась широкая площадь, залитая ярким электрическим светом, а слева в нее упирался сквер с голыми городскими деревьями и лавочками в два ряда. Лишь одна из них была занята какой-то парочкой. И больше никого. Даже нету машин. Мимо проехал совершенно пустой троллейбус. Неужели уже так поздно? Сколько же он просидел в лицее? Надо спросить, сколько сейчас времени, решил он и энергично пошагал к лавочке.

Еще издали он понял, что это Машка. С ней был еще кто-то. Он положил ей руку на плечо и что-то нашептывал на ухо, а она доверчиво склоняла к нему голову. Наверное, это Димка Корнеев, догадался Костя. Нет, теперь он не подойдет. Он не будет мешать их счастью.

Вдруг Машка обернулась и увидела Костю. Она что-то произнесла, указывая на него вытянутой рукой. Обернулся и тот, второй. Нет, это не Димка Корнеев. Костя никогда не видел этого человека, но он сразу понял, что перед ним Взломщик.

Взломщик резко вскочил. Раздался легкий электрический треск, и вот уже фигура Взломщика предстала облаченной в похищенный костюм супертраппера. Еще мгновение — и в руке у него сверкнул бластер. Жерло оружия было направлено в беззащитную Костину грудь. Это конец!..

Взломщик дико захохотал. Дико и страшно. Костя никогда еще не слышал такого ужасного смеха, он весь похолодел… А Взломщик все хохотал и хохотал…

Костя проснулся. Звонкий хохот здоровенного механического будильника вырвал его из сна. Он зло хлопнул будильник по голове. С кухни доносилось хриплое покашливание и пахло яичницей. «Дед», — вспомнил Костя. Он посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно семь. «Какого черта! В лицей ведь только к восьми тридцати. Вот она, проклятая дисциплина». И ведь не поленился зайти и поставить у него под ухом этого механического монстра. Где он только его выкопал? Костя еще раз зло глянул на допотопный будильник, появившийся в квартире Костровых вместе с дедом. Впрочем, спасибо ему, он прозвонил вовремя. Снова откинувшись на подушку, Костя стал вспоминать неприятный бон. Надо ж такому присниться!

Да, чего себе врать, он и сейчас влюблен в Машку. Ведь были у них несколько дней счастья, когда они сидели вместе на всех уроках. И шли потом гулять то в Битцевский лес, то в кафе. Успели даже вместе сходить в театр Спесивцева. И вдруг в один день все закончилось…

Это случилось, когда он познакомил ее со своим другом Димкой Корнеевым. С первого по восьмой класс они учились в одной школе. А потом Костин отец устроился преподавать физику в лицее для одаренных детей со странным названием «Школа-ПСИ», тоже неподалеку от дома. ПСИ расшифровывалось как «Правда», «Совесть», «Интеллект». И его, Костю, отец в этот лицей перевел. Но дружба с Димкой не закончилась, жили-то они в соседних домах. И во дворе встречались, и в гости друг к другу ходили почти каждый день. Особенно часто Костя ходил к Корнееву играть на компьютере. У них дома компьютера тогда еще не было. Так бы и дружили, наверное, если бы Костя не решил познакомить с Корнеевым Машку.

Он привел ее к Димке в гости, когда никого из Димкиных родителей дома не было. И сначала все шло хорошо. Костя радовался в душе, что его друг понравился Машке. А кому только Димка не нравился: умный, веселый, обходительный, с волевым подбородком и карими глазами. Они посидели за компьютером, попили чаю, а потом Димка предложил пойти на дискотеку в Костину прежнюю школу.

— Ребят снова увидишь, я вас с ди-джеем Ванькой познакомлю, классный ди-джей, — соблазнял Корнеев.

— А у нас еще и одиннадцатиклассники сами играют, — похвасталась Машка, — группа в лицее есть.

— И у нас есть, я вас с ними тоже познакомлю, — заметил на это Корнеев.

Короче, они собрались и пошли. Но уже по дороге Костю охватила ревность. Слишком уж громко и охотно смеялась Машка Димкиным шуточкам, сам же Костя почти вовсе потерял дар речи, по крайней мере, шутить разучился точно.

Как пришли на дискотеку, так на Костю сразу налетели старые приятели: «Костян, что не заходишь? Зазна-ался. В лицее для одурённых учишься!» Ну и тому подобное. Костя даже не заметил, как Машка исчезла. Кое-как отвязавшись от наседавших на него ребят, Костя отправился ее искать.

Ни у ди-джея, ни среди танцующих Димки и Машки не было. Он даже растерялся, где же они могут еще быть?

— Костян, что не танцуешь? — спросил его Витька Литвиненко из его бывшего класса, натолкнувшись на Костю у бурного берега дискотеки.

— Да я это… — замялся Костя, — ты Корнеева не видел?

— Видел, он с какой-то герлой в гримерной сидит.

Гримерной называлась небольшая комнатка, где хранили всевозможный актерский скарб и музыкальные инструменты. В бывшей Костиной школе тоже преподавали такой предмет, как театральное мастерство. И тут Костя тоже, как и в лицее, был по нему троечником.

Костя пошел в гримерную. Уже на подходе, шагов за десять, он услышал дружный смех нескольких глоток и звонкий Машкин голос, неистребимо пробивающийся сквозь хохот вместе с гитарным звоном. Открыв дверь, он увидел свою подругу в самом центре восторженно гогочущих одиннадцатиклассников. Она пела, точнее, вопила, впрочем, вполне мелодично, какую-то лихую песню, незнакомую Косте, подыгрывая себе на гитаре. Машкину голову украшала военная немецкая каска времен первой мировой войны с острым пиком на маковке. Сбоку краска у каски облупилась, и было видно, что она сделана из папье-маше.

На Костю никто не обратил внимания. Только Машка, окончив петь, улыбнулась и махнула ему рукой. Костя приблизился к ребятам и так простоял молча. Минут двадцать.

Все это время шла оживленная беседа. Машка рассказывала про их лицейскую группу. Потом она еще что-то пела. Потом пели ребята, и даже что-то стренькал на гитаре Димка Корнеев. Лишь Костя чувствовал себя здесь чужим человеком.

Потом юные музыканты подхватили гитары и аппаратуру, пришло их время вмешаться в ход дискотеки. Костя тоже тащил одну колонку и помогал устанавливать ее на сцене. А потом, когда грянула живая музыка, Машка лихо танцевала с Корнеевым в самой гуще дискомассы. Костя уныло ошивался у стенки и ждал, когда это все закончится.

Наконец, убрав оборудование, пошли домой — шумной компанией, с хохотом. И громче всех опять заливалась Машкй. Только перед самым его домом остались втроем: Костя, Машка и Корнеев. Так втроем они и пошли провожать Костину подругу, которая жила в десяти минутах ходьбы, на улице Паустовского. Костя сам не мог объяснить, как так вышло, что рядом с Машкой шагал Димка, а он все время плелся немного сзади. Так они дошли до ее подъезда. Там они с Машкой попрощались. Димка чмокнул ее в щеку, а Костя только пробурчал: «Пока». Машка тоже сказала: «Пока», но даже не улыбнулась.

Обратно они с Корнеевым шли по уже опустевшей улице Паустовского и Новоя-сеневскому проспекту. Димка все время что-то болтал. Спрашивал, понравилась ли Косте дискотека. Костя отвечал односложно, в груди у него скребли кошки.

На следующий день в лицее Машка села не с ним, а с Лидочкой. В классах лицея за учениками не было строго закрепленных мест, они садились, куда им понравится и где им удобнее. Когда Машка отсела от него к Лидочке, Косте вдруг стало так нехорошо, что Анна Петровна, их завучиха и преподаватель русского языка и литературы, спросила, не сходить ли ему к врачу. Костя, конечно, отказался. Он еле дождался конца уроков и долго подкарауливал Машку у ворот лицея. Наконец она появилась. Костя подождал, когда она приблизится, и пошел с ней рядом. Молча они дошли до ее дома.

— Ну? — обернулась к нему Машка у самых дверей подъезда.

— Пока, — опять сказал он.

Машка усмехнулась и пошла ко входу. На пороге она еще обернулась. Обычно румяное лицо Машки Румянцевой стало в эту минуту совсем бледным.

— Я ошиблась в тебе, Костров, — сказала она Косте. — Ты не такой человек, каким я тебя считала. Ты как манная каша.

Дверь подъезда раскрылась и закрылась, Костя остался один.