Доверься, он твой

Вадим удивился: Дмитрий Сергеевич устремился не в кабинет, где они приватно курили сигары, а совсем в другую комнату. Неужели сегодня он хочет курить в большой компании?

Но он не спрашивал, а шел за ним. Ботинки ступали бесшумно, как будто не они только что отщелкивали дробь – асфальт на улице не по-весеннему сух, не по-московски чист. В особняке пол глух к ударам: всюду ковры и лохматые шкуры.

Внезапно Дмитрий Сергеевич обернулся, остановился. Вадим едва не налетел на него. Темные глаза хозяина смотрели в упор. В который раз он удивился их блеску – не по возрасту. Как будто внутри этого человека постоянно что-то горело, поддерживая высокий градус жизни. У стариков нет таких глаз, а этот человек по годам – «сильно подживший». Это странное определение он услышал от сына приятеля, подростка. Похоже, он составил его из двух – «поживший» и «подгоревший».

Дмитрий Сергеевич не двигался.

– Знаете, Вадим, с помощью чего легче всего управлять другими? – Вадим молчал. – С помощью чувства вины. – Он рассмеялся, отвернулся и пошел дальше.

Вадим ступал следом, Дмитрий Сергеевич ввел его в крошечную комнату.

– Какая маленькая! – не удержался Вадим. – И круглая. Не больше батискафа...

– Что ж, – хозяин засмеялся, – взгляд на мир каждого из нас – следствие опыта. А по мне – отличное место для тайных переговоров. – Он подмигнул. – Похожее я видел в старинной венецианской крепости, на Средиземном море. Там в давние времена рыцари, не опасаясь чужих ушей, обсуждали, какого купца и в каком месте удобнее перехватить с мешком золота. В общем-то благодаря им зародились банки, вы это знаете, верно?

Вадим кивнул. А что оставалось делать купцам, кроме как возить с собой не золото, а только бумажку про то, что оно есть? Чтобы в чужом городе по ней получить столько, сколько можно...

Вадим обшарил глазами комнату. В ней как будто нет окон. Но воздух свеж, чист, наверняка в средневековой крепости он был похуже. Поморщился, словно ощутил ничем не облагороженные запахи – лошадей, людей, свечей... Толщина этих стен, конечно, не сравнится со стенами крепости, но для Москвы такой особняк – тоже крепость. И эту крепость в центре Дмитрий Сергеевич взял!

– Вы слышали о ресторанах в темноте? – спросил хозяин. – В Европе они давно, но и в Москве уже есть.

– Я был в таком ресторане, – признался Вадим. – В Праге.

– Как вам тамошний ужин? – поинтересовался Дмитрий Сергеевич.

– Забавно. Честно сказать, удовольствие от еды получить трудно. – Дмитрий Сергеевич засмеялся, кивая. – Хочется все тащить в рот руками. – Вадим оглядывал пальцы, которые сами собой согнулись, стали похожи на садовые грабли. – Иначе пронесешь мимо рта. Но смотря за чем идти в такой ресторан, – добавил он осторожно, понимая, что Микульцев спрашивает не просто так.

– За темнотой, – сказал хозяин. – Знаете ли, довериться другому человеку в темноте гораздо проще, чем при свете. Вы так не думаете?

Вадим молчал, Дмитрий Сергеевич тоже.

– Темноту многие недооценивают. – Хозяин смотрел на него, сложив руки на груди. – Согласитесь ли вы, но темнота не скрывает человека, а открывает его. Да, тело спрятано, но душа – нет. Стоит выйти на свет, вы уже в полной амуниции.

– Вы хотите что-то оставить в темноте? – тихо спросил Вадим, чувствуя, как его начинает трясти от нетерпения. Так было, когда он впервые погружался в темноту Тихого океана в батискафе.

Дмитрий Сергеевич повернулся к нему.

– И вы тоже, – тихо сказал он.

– Я? – удивился Вадим.

– И вы тоже, – настойчиво повторил Дмитрий Сергеевич. Он улыбнулся, глаза его стали теплыми. – Располагайтесь. – Он указал на кресло.

Вадим сел, его телу стало удобно: и сиденье, и спинка услужливо предложили себя.

– Сегодня мы угостимся сигарой робюсто. Мы выкурим ее за пятьдесят минут, – сказал Дмитрий Сергеевич. – Осмотрите ее, пока мы не ушли в темноту. – Вадим услышал улыбку в голосе. – Она короткая и толстая. Но диаметр приличный, а это значит, получим удовольствие сполна и сэкономим время.

Вадим взял сигару, поднес к лицу, уловил аромат, почти ощутил маслянистый вкус. Легонько помял между пальцами.

– Перед вами ром, созданный для этой сигары. Они как идеальная любовная пара. – Дмитрий Сергеевич рассмеялся. – Ром и Сигара. Заметьте, оба слова с большой буквы. – Микульцев вздохнул. – Кое-кто разбавляет ром водой. Тогда это уже... не та пара. – Он поморщился. – А уж если положить в ром лед, то самый настоящий свальный грех. – Он рассмеялся. – Полное безобразие. Во рту – анестезия, никакого вкуса.

Вадим тоже смеялся, но не спускал глаз с Дмитрия Сергеевича. У этого человека что-то на уме. Особенное. Как долго он будет подводить его к разговору – разогревать?

– А теперь останемся в темноте, – услышал Вадим, и свет погас.

Темнота ударила по глазам, высекая искры. Вадим не знал, кто нажал кнопку выключателя, или сработало реле на слово, или за портьерой притаился человек. Но совершенно точно, Дмитрий Сергеевич не прикасался ни к чему – только взмахнул рукой, в которой держал незажженную сигару.

– Вы пробовали разжигать сигару от горящего рома? Нет? Сейчас...

Вадим не увидел, отчего вспыхнул ром в бокале. Он смотрел на пламя. Горячий воздух дрожал в слабом свете, он чувствовал тепло на своем лице.

– Пахнет Карибами, не находите? – Он услышал тихий голос Микульцева.

Вадим кивнул, потом вспомнил, что его не видно в темноте, и ответил:

– Нахожу. Пахнет.

– Так помогите же им соединиться – ром пылает, он жаждет ее, – приказывал Дмитрий Сергеевич. – Дайте ему тело прекрасной Сигары...

Вадим улыбнулся. Такая фраза при свете подошла бы актеру бродячего театра. Но в темноте на самом деле все иначе.

Ром погас, два огонька остались наедине. Казалось, это они будут беседовать.

Спина Вадима напряглась, потом по нервам от позвоночника побежала команда по всему телу: осторожно...

– Итак, я буду говорить о чувстве вины. Оно управляет человеком с такой силой, о которой он сам не подозревает. – Дмитрий Сергеевич вздохнул. – Думаете, почему я к вам так проникся? – тихо спросил он. – Вы человек не моего круга. Вас смущало знакомство со мной, верно? Но вы ныряли в мой мир из любопытства. Как в батискафе – в океан, в котором водится полно разных рыб. Любопытство исследователя. – Он усмехнулся. – Но вас интересует и другое тоже – вы-то мне зачем? Да, однажды вы привезли мне с Кубы то, что вам передали для меня. Но мало ли кто из нас кому-то что-то привозит? Все мы служим оказией друг для друга, правда, не всегда знаем, что везем. – Он говорил тихо, не спеша, затягиваясь, выпуская дым. – Вы исследователь по натуре, потому терпеливы. Вас раззадоривал мой интерес к вам. Вы совершенно правильно поступали, выжидая. – Он хрипло рассмеялся. – Вы знаете, что если хочешь получить ответ, ты его всегда получишь. Но нужно терпение. Верно?

– Да, – отозвался Вадим.

– Я долго созревал, Вадим Андреевич. Проверял себя. Теперь готов сказать: я виноват перед вами.

Вадим почувствовал, как закололо спину. Напряглись мышцы на плечах. Он услышал смех – странный, сдавленный.

– Вы привезли мне сигарные коробки, помните? – Микульцев перешел на полушепот.

– Помню. – Вадим усмехнулся. Потом быстро добавил: – Должен сказать, я не знал, чем рискую.

– А теперь знаете? – еще быстрее спросил Дмитрий Сергеевич.

– Догадываюсь, – хмыкнул Вадим.

Что-то в голосе Вадима подсказало Микульцеву – нет, не догадывается, и он с долей ехидства, которому темнота придала особенный, ядовитый, оттенок, бросил:

– Да неужели?

– В коробках было по двадцать восемь сигар, – торопился Вадим. – Разрешено вывозить только двадцать шесть. Вы меня подставили. У меня, тогдашнего стажера, могли быть неприятности.

– О-ох, дорогой вы мой! – взревел Дмитрий Сергеевич. – Если бы вы знали, как я вас подставил на самом деле! У вас могли быть неприятности на всю жизнь!

Вадим обмяк, но усилием воли вернул мышцам прежнюю форму. «Каков снаружи, таков изнутри», – вспомнил он старый борцовский принцип. Микульцев здорово придумал – признаться в темноте, когда нельзя вытянуть руку и...