Сезон клубники

– Темушка! – Я уткнулась ему в колени. – Темушка!

И больше ничего не могла сказать, потому что сама расплакалась. Та, которая собиралась быть сильнее.

– Санька! Умер! – раздельно произнес Артем, будто пробуя на вкус ранее неприменимое к другу слово. – Не могу поверить... Мы возьмем его с собой... На обратном пути...

– Конечно, родной!

Речь Темки была отрывистой, горячечной; он говорил, словно старался убедить себя в случившемся. И меня. И друга, который никогда ему больше не ответит.

– Давай переночуем в машине, а с утра пораньше поедем, – предложила я.

Мне казалось, Артем подавлен, разбит и не сможет доехать до места по этой коварной дороге, которая своей мнимой покладистостью – малооживленным движением и обещанием сократить путь почти на сто километров – заманивает шоферов в ловушку и глотает вместе с машинами, точно прожорливая анаконда.

– Нет, – твердо покачал головой Артем. – Председатель колхоза позволил мне воспользоваться телефоном, и я позвонил Валерии. Она будет ждать. Машину пообещала разгрузить в любое время дня и ночи... Не беспокойся, я буду очень осторожен.

Лицо его опять омрачилось, но ненадолго. Теперь на нем появилась решительность. Слава Богу! Артем, расслабившийся до слез, меня испугал.

А еще я вдруг поняла, что душа моего мужа вовсе не пребывала в безмятежности, как он в последнее время упорно пытался мне показать. Вроде ему все равно и на все наплевать. Нет, он был растерян и будто говорил самому себе: «Ну вот, теперь еще и это!»

Это неудавшаяся личная жизнь? Прежде мы бы кинулись друг другу в объятия, а сейчас он держал меня на расстоянии и даже не позволял утешать себя, как прежде.

Опять мои мысли о наших отношениях. Умер Саша – напомнила я себе. Нам еще ехать триста километров. При том, что я – будто выжатый лимон, а мой муж от волнения не сразу даже смог осознать случившееся. К тому же, как мне кажется, он не видел во мне человека, с кем можно разделить эту беду. Неужели я представлялась ему этаким экскурсантом, которая поехала в рейс всего лишь хлебнуть жизненной экзотики?

Друг проверяется в беде. Но Артем почему-то больше не считал меня своим другом.

Почему-то, отчего-то! Я все время упорно строила догадки, хотя внутри была уверена: причина есть, и она во мне.

Если быть до конца честной, то я виновата перед своим мужем, но знать об этом наверняка он не может. То есть о попытке с моей стороны «оглядеться и присмотреться к другим мужчинам».

Капля и камень точит. Мамины постоянные разглагольствования о нашем с Темкой несоответствии таки сделали свое черное дело. Конечно, это ни в коей мере меня не оправдывает, но, как говорится, прецедент был.

Один наш автор пригласил меня в ресторан, где мы с ним вели жутко умные разговоры о преимуществах русской и американской литератур, о модерне, андеграунде и прочем, в то время как мой муж был в одном из своих обычных рейсов.

Моряки дальнего плавания шутят, будто их жены поют известную песню «Голубка» на свой манер: «Где б ты ни плавал, лишь бы ты плавал, милый!» Я знаю, что и некоторые жены дальнобойщиков не теряются в отсутствии мужей. Но чтобы этим занималась я?!

А между тем после выхода из ресторана я даже поцеловалась с этим, другим мужчиной. А потом бежала домой, не в силах стереть с губ чужой неприятный запах. Зачем я это сделала? Разве я разлюбила Артема? Или мне было плохо с ним? Или он перестал быть для меня единственным мужчиной?

Как бы то ни было, с того дня и начался у нас разлад. Словно Артем мог подсмотреть это мое свидание и дурацкий поцелуй, хотя я точно знала, что такого быть не могло.

Почему-то я вовсе не чувствовала себя виноватой. Подумаешь, поцеловалась! Не изменила же. Устояла. Не дошла до края. Нашла в себе силы вовремя остановиться. И не думала о том, что, изменив мужу мысленно, я открыла двери сквозняку, который теперь методично выдувал хранившееся между нами тепло...

Артем молча крутил руль и всматривался в узкую, освещенную фарами полосу дороги. Этакую позолоченную дорожку средь царства тьмы. Темнота, как мне показалось, наступила внезапно. Как если бы кто-то сверху накинул на землю огромный светонепроницаемый платок.

– Неужели все закончится так просто? – вырвалось у меня. – Приедем, сдадим груз, получим деньги – и домой?

– Разве Санька своей жизнью не заплатил за эту простоту? – грустно заметил Артем, но уже без прежнего надрыва.

Он вроде успокоился, но я знала, что горечь утраты будет преследовать его еще долго.

– Представляешь, – вроде оживился он, сознавая, что молчание в кабине становится почти осязаемой давящей силой. – Валерия, которая прежде по нескольку дней заставляла нас ждать расчет, теперь уверила меня, что деньги уже готовы... Может, она не такая змея, как говорил Санька? Конечно, она хитрая торгашка, но кому, как не ей, понять, на какой риск мы пошли. Кто бы еще отважился привезти ей фуру клубники! Каждый знает, какой беспредел творится на дорогах... Может, кто и отважился бы, но только за стопроцентную предоплату. Сейчас никто никому не доверяет. Нет, ей нет смысла убивать курицу, которая несет золотые яйца...

Он как-то зло рассмеялся, словно этот монолог говорил не для меня, не для себя, а для далекой Валерии, которая заправляет торговлей в тех краях, где никогда не вызревает клубника.

– «Артемчик, – говорит мне, – тут вас ждет дипломат, битком набитый сотенными».

И сам спохватился от фамильярного «Артемчик». И покосился на мое подчеркнуто равнодушное лицо. Ничего, подождем, пока все устаканится, как говорил ныне покойный Саша. Еще потребуем ответа у Артемчика, что за странно теплые отношения между ним и неведомой Валерией.

– А это, моя дорогая, многие и многие тысячи!

Если бы я не знала своего мужа, подумала бы, что его так возбуждает именно будущая сумма в дипломате.

– Не спеши радоваться, вам еще с совхозом рассчитываться.

Вам! Теперь уже одному Артему за двоих.

– Да! Но и нам кое-что останется! – И спохватился: – Санька-то умер!

И будто съежился.

Человек никогда не привыкнет к смерти. И не смирится с ее неизбежностью... Философы говорят, что обычный человек при виде смерти якобы втайне радуется, что это не его скосила неумолимая коса.

Некоторое время мы ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. У меня они ярко выраженного красного цвета. Такие деньги разве в «КамАЗе» перевозят?

У него, наверное, светло-фиолетовые: главное – получить деньги, а уж довезти их – пара пустяков!

– О чем задумалась? – Артем положил руку мне на колено, не переставая следить за дорогой.

Какие бы разногласия между нами ни происходили, мы все еще чувствуем настроение друг друга. И понятное дело, муж ощущал исходящие от меня флюиды тревоги.

– Боишься, когда страшно? – пошутил он.

– Боюсь, – согласно кивнула я и пояснила: – Если все так, как сказала ваша распрекрасная Валерия, то деньги, которые мы повезем обратно, банк транспортировал бы в бронированном автомобиле. Боевики смотрел?

– Смотрел, – ухмыльнулся муж.

– Но считаешь, что в нашей стране бандитов нет?

– Не считаю.

Левой рукой Артем продолжал крутить руль, а правой достал из-под сиденья что-то завернутое во фланелевый лоскут и положил мне на колени:

– Взгляни!

– Что это? – Я развернула тряпицу и замерла от завораживающего матового отсвета металла. – Ух ты!

– «Макаров», – небрежно пояснил Артем.

– Пистолет?

– Нет, орехоколка! – хмыкнул он и нарочито небрежно пояснил: – Дружбана встретил – прапорщиком служит. Предложил купить. Недорого.

– Но ведь у тебя нет лицензии! – Законопослушный гражданин опять проснулся во мне.

– Зато есть умение. Ты ведь не думаешь, что я стану палить в белый свет, как в копеечку, по поводу и без?

– Я-то не думаю, но хорошо бы и милиция была со мной солидарна.

– За что я люблю тебя, жена моя, так это за здравомыслие, – высказался муж.

Он забрал у меня оружие и спрятал в прежнее место. Я лишь успела спросить: