Страница 38 из 58
– Что такое? Кто кричал? – спросил он.
Быстрее всех опомнился Иван Георгиевич.
– Княжна, с вами ничего не случилось?
Я с трудом приходила в себя, соображая, что меня больше всего напугало? Некто, выскочивший из оружейной, помчался не в сторону входной двери, а, по сути дела, в тупик, где была одна дверь в комнату и дверца напротив, в каморку слуги Кирилла, Ореста.
Мамонов подошел ко мне, странно неуклюжий в длинном халате и ночном колпаке. Последней выскочила из нашей общей комнаты Аксинья и первым делом подбежала ко мне со стаканом воды, настойчиво упрашивая:
– Выпейте, барышня, выпейте!
Я залпом выпила воду, и судорога в горле наконец отпустила меня, позволив говорить:
– Со мной-то ничего не случилось, а вот с поручиком Зиминым...
Я опять посмотрела в открытую оружейную комнату – поручик был по-прежнему неподвижен.
Мамонов осторожно отодвинул меня – я и не ожидала, что страх совсем обездвижит меня. На что у меня только и хватило сил, так это еще больше навалиться на стену, чтобы не упасть.
– Жив поручик, – возвестил Иван Георгиевич и обратился к Аксинье: – Принесите-ка, голубушка, холодной воды и полотенце. Кто-то довольно крепко стукнул его по голове...
Мамонов коснулся чего-то, лежащего в коридоре.
– А это что валяется?
Он поднял вещь и осветил ее свечой.
– Мой сюртук, – удивленно проговорил Джим. – Кто его здесь обронил?
– Человек, который бросил сюртук на подсвечник, погасив таким образом свечу, – деловито пояснил Иван Георгиевич.
– Вы его видели? – спросил Джим.
– Увы... – протянула я. – Я вообще ничего не успела понять. Этот сюртук погасил мою свечу, и я уже ничего не видела. Мимо меня кто-то пробежал.
– Но мой сюртук, – продолжал бормотать Джим, – для чего он кому-то понадобился?
Но никто на его бормотание внимания не обратил, или все сделали вид, что не обратили.
Мамонов поставил свечу на пол и склонился над лежащим поручиком. Я последовала его примеру, беря Зимина за запястье. Пульс прощупывать я не умела, но так всегда делал наш домашний доктор.
– Владимир Андреевич, – позвала я тихонько.
Подоспевшая Аксинья протянула мне полотенце, смоченное в холодной воде. Я положила голову Зимина к себе на колени и, нащупав на затылке шишку, приложила к ней полотенце.
Поручик открыл глаза.
– Ваше сиятельство, – прошептал он, с усилием улыбаясь, – чтобы ощутить вашу заботу, я готов опять получить по голове...
– Вы все шутите, поручик, – с упреком заметила я, поднимаясь с колен.
Я вовсе не собиралась давать ему повод думать, будто меня привели к нему какие-то иные чувства, кроме обычного человеческого сострадания.
– Как вы оказались здесь, Владимир Андреевич? – между тем спрашивал его Мамонов, помогая подняться.
Джим подскочил, чтобы тоже поддержать Зимина.
Поручик обвел взглядом наши встревоженные лица.
– Послушайте, – вдруг вскричал он, – а где же Ромодановский?
– Не знаю, – сказала я, точно отсутствие Кирилла можно было поставить мне в вину.
– А вдруг и с ним что-то случилось? – сказал Зимин, и я поняла, что у него появился подозреваемый – Кирилл Ромодановский.
В самом деле, неужели он мог не слышать шума, который подняли мы, даже если он не услышал моих криков?
Мы всей гурьбой отправились в комнату Кирилла.
Теперь у каждого из нас в руках были свечи, и нам хватало света, чтобы все разглядеть: Кирилл лежал в постели как ни в чем не бывало, на правом боку, накрытый до подбородка одеялом. Окно в его комнате было распахнуто настежь, несмотря на холод, царящий снаружи.
– Кто-то через него выпрыгнул, – заметил Джим.
Первым опомнился Мамонов. Он отодвинул нас в сторону, подошел к кровати и откинул одеяло. Я услышала его короткий вскрик, а затем он слегка отодвинулся, чтобы и все остальные могли видеть: Ромодановский лежал на боку и в спине его торчал кинжал! На белой ночной рубахе расплылось кровавое пятно.
– Погодите, – решительно сказал Веллингтон и подошел поближе. – Кажется, он жив. Минуточку, я схожу за своим саквояжем. Ничего не трогайте.
Он быстро вернулся и опять, как в случае с Сашкой, попытался от меня избавиться.
– Прошу вас, Анна, это зрелище не для женских глаз. Аксинья, уведите госпожу.
Еще чего! Хватит командовать в моем доме!
– Не обращайте на меня внимания, Джим, – проговорила я спокойно. – Занимайтесь своим делом.
Аксинья, отступившая было в сторону, чтобы пропустить меня к двери и следовать за мной, опять придвинулась.
– Хозяин! Хозяин!
Мимо нас протиснулся Орест, но Мамонов строго сказал ему:
– Отойди! С ним занимается врач!
Орест присел у двери на корточки и стал раскачиваться из стороны в сторону, что-то бормоча.
К сожалению, мужчины так плотно обступили Кирилла, что мне почти ничего не было видно. Я только заметила, что Джим достал какой-то пузырек, капнул из него жидкость на белую тряпицу и осторожно вынул кинжал.
– Слава Господу, ничего серьезного, – услышала я и почувствовала, как к горлу у меня подкатывает тошнота.
Пожалуй, лучше мне и в самом деле уйти. Положенное время я выдержала, Джима не послушалась, настояла на своем, а теперь смогу и удалиться.
Бормотания Ореста, когда я стала осторожно протискиваться мимо него, делались все громче. Так что он едва ли не рыдал.
– Уведите его отсюда! – прикрикнул Джим, не отрываясь от своего дела.
– Пойдем, голубчик, – мягко сказала я, тронутая этим непритворным выражением горя, – твой хозяин ранен, но, говорят, легко. Сейчас господин Веллингтон его перевяжет, и ты сможешь вернуться к нему.
Странный у него все-таки слуга! Я посмотрела на темное, почти черное лицо – в полумраке как-то зловеще посверкивали белки его глаз.
Потом я обратилась к Аксинье:
– Отведи Ореста в кухню. Напои молоком, что ли. Мне тоже принеси молока с медом, – сказала я Аксинье, – а то, пожалуй, теперь и не засну.
Орест стоял рядом и ничего не говорил.
– Егоровна у нас травница, – заметила как бы между прочим служанка, скорее для него. – Она любые раны лечит так, что и следа почти не остается. Пойдем, миленький, дам тебе молока.
Так же молча тот отправился за Аксиньей.
– Ну, сегодня пусть проявит себя Джим, – пробормотала я сама себе, – он ведь считает себя врачом, а завтра посмотрим на самочувствие Кирилла... Однако кто же это покушался на его жизнь?
– Какой-то этот Орест страшный, – поделилась впечатлением вернувшаяся с молоком Аксинья. – Я к нему по-хорошему, а он только глазами сверкает! Хоть бы спасибо сказал!
Уже присев на кровать, я встрепенулась:
– Надо посмотреть, закрыты ли двери дома на засов?
Если мне приходила в голову какая-то мысль, я тут же спешила ее проверить, хотя могла бы и послать Аксинью. Впрочем, она поспешила следом за мной, и в коридоре почти тотчас же мы столкнулись нос к носу с Мамоновым.
– Что это, ваше сиятельство, нынешней ночью вам не спится?
– Да вот подумала, закрыли нынче входные двери на засов или нет? – смущаясь, призналась я. Мне вовсе не хотелось, чтобы исправник заподозрил меня в неправедных поступках.
– Ага, значит, и вам это пришло в голову, – оживился он. – Так вот, двери закрыты на засов, а это значит, что...
– Убийца до сих пор находится в доме! – выпалила я. – Постойте, но кто-то же выпрыгнул в окно!
– Никто не выпрыгнул. Кто-то лишь сделал вид, а снег под окном даже не примят.
– Но тогда как он проскользнул мимо нас?
– Сие есть тайна, каковую утренний свет непременно осветит, – философски заметил Мамонов.
Мне оставалось лишь вернуться к себе. Причем Иван Георгиевич сопровождал меня до самой комнаты.
– Спокойной ночи, ваше сиятельство, – ласково сказал он. – Надеюсь, ваш сон больше ничто не потревожит.
– А как там мой кузен? – спросила я.
– Рана оказалась неглубокой. Он скорее всего потерял сознание от страха.
– От страха? – не поняла я.