Страница 33 из 58
Не знаю, почему мне пришло это в голову. Наверное, в своих симпатиях к людям – а Исидор мне определенно нравился – я всегда старалась видеть только хорошие стороны, а для плохих тут же придумывала оправдания. Тем более клейма – то есть явного порока – на нем не было.
– Простите, мне надо переодеться, – сказала я Мамонову с невольной страдальческой гримасой. – Может, пока достаточно присутствия поручика? Исидор – это староста крепостных – покажет вам все, что нужно.
– Всенепременно, ваше сиятельство, – зачастил он. Мне было обидно отсутствие внимания с его стороны, но такая вот комическая услужливость, оказывается, раздражала меня еще больше.
С помощью Аксиньи я надела платье попроще, как для работы, ибо вознамерилась ходить вместе с исправником по имению, чтобы он наконец понял: я не маленькая девочка и меня игнорировать или со мной сюсюкать не стоит.
– Что с тобой, Аксинья? – Я вздрогнула оттого, что служанка слишком туго затянула мне корсет. – Руки дрожат. Ты, случаем, не заболела?
– Никак нет, барышня, – забормотала она, будто провинившийся солдат. – Мы тут все боимся!
– Кого? – удивилась я. – Следователя? Меня? Зимина?
– Убивца! – выпалила она.
– А вы разве знаете, кто это?
– То-то и оно, что нет. Но я сама видела, как кто-то в черном платье крался к дому в тот вечер, когда Марию убили.
– И вошел?
– В дом-то? Вошел!
– Что же ты мне ничего не сказала?
– Но я же не знала, что он того... Марию...
– Ты его узнаешь в случае чего?
– Нет! – Она поспешно замотала головой и отвела взгляд.
– А ну-ка смотри мне в глаза! – потребовала я.
Она посмотрела, кажется, обмирая от собственной дерзости, и все же твердо повторила:
– Не узнаю.
– И все-таки пойди к исправнику и расскажи ему об этом.
– Но, барышня... – пискнула она.
– А здесь-то ты чего боишься? Иван Георгиевич – представитель закона. Он как раз и призван нас защищать. Или ты думаешь, что «убивец» и его не испугается?
Аксинья жалобно взглянула на меня.
– Иди-иди. Я попозже подойду. Если кто спросит, скажи, княжна отдыхает с дороги.
Но не успела я опуститься в кресло, стоявшее у меня в спальне возле окна, как в дверь кто-то постучал. Я уже начала привыкать к тому, что в ближайшее время покоя мне не видать, и потому из вредности сказала по-французски:
– Антре![6]
Вошел Ромодановский. Тот, который так хотел, чтобы я была ему кузиной.
– Что-то еще случилось?
– Нет, ничего, – сказал он, помявшись.
– Садитесь. – Я указала ему на кресло напротив. – С самого вашего приезда нам ни разу не удавалось побыть наедине. А между тем у меня на языке все вертится вопрос: «Зачем вам так понадобилось родство со мной?»
Кирилл взглянул на меня с некоторым осуждением. Мол, как я не понимаю такой явной вещи.
– Но, Анна Михайловна, разве вы не догадываетесь, что мой род угасает так же, как и ваш. Я, наверное, мог бы жениться и спокойно продолжать себя в своих детях, но меня не интересует только приданое жены – я и сам достаточно богат, – меня в женщине интересует настоящая родословная. Только аристократия дает миру по-настоящему полноценных, умных и талантливых людей.
– Кажется, ваша теория о происхождении совершенного человека расходится с общепризнанными доводами ученых.
– Полноте, – снисходительно усмехнулся он. – Я берусь вам доказать, что во всяком по-настоящему талантливом человеке или даже гении непременно найдется хоть капелька благородной крови, которая поднимает его на более высокий по сравнению с другими людьми уровень...
– Мне, конечно, было бы интересно поговорить об этом как-нибудь, – прервала я нашу беседу, – если бы не события в принадлежащем мне имении одно другого страннее. Я уже не говорю об Осипе, который позволил себе жить здесь, точно такое вообще возможно длительное время. Может, он хотел убить меня?
Я хотела сказать ему о наблюдении Аксиньи, но в последний момент меня что-то удержало. Не то чтобы я Кирилла в чем-то подозревала, но пока одно я знала совершенно точно: к обоим убийствам я не имею никакого отношения. В отношении остальных такой уверенности у меня не было.
– Если вы не возражаете, кузина, я мог бы и дальше заниматься вашими хозяйственными делами. Например, просмотреть хозяйственные книги. Вдруг я найду еще что-нибудь?
– Я и сама хотела об этом вас попросить. Конечно, неудобно заставлять работать своего гостя...
– Ради Бога, Анечка... – Он будто нечаянно допустил эту оговорку и тут же спохватился: – Если не возражаете, ваше сиятельство, я вас покину.
Он поклонился и ушел, а я вышла в коридор, накинув на плечи доху, в которой мама прогуливалась по имению, если вдруг становилось холодно, и тоже вышла вслед за ним.
– Здравствуйте, Анна!
Голос Джима Веллингтона заставил меня вздрогнуть.
– А разве мы сегодня с вами не виделись?
– А вы против того, чтобы я пожелал вам здравствовать с глазу на глаз? – немного подразнил он меня.
И тут я вспомнила кое-что и смутилась, потому что до сего времени как-то и не терзалась муками совести по поводу того, что позволила себе взять без спроса лошадь Джима. А если ему захочется срочно уехать из имения или вообще просто пойти посмотреть, как там его собственность себя чувствует?
– Видите ли, Джим, – сказала я осторожно, – я позволила в отношении вас совершить не очень хороший поступок, потому стесняюсь этого и не знаю, как о том вам сказать.
– Вы? Столь похожая ликом на ангела могли совершить что-то нехорошее?
А в самом деле, что это со мной случилось? Как я могла сделать то, чего прежде никогда бы себе не позволила? Неужели события в имении настолько выбили меня из колеи? Но тогда почему Джим произносит оду в прозе моему совершенству и при этом насмешливые искорки сверкают в его глазах? И почему моему поступку не удивился Зимин?
– Я взяла без спроса вашу лошадь.
– Как без спроса? Но разве Владимир не передал вам нашего общего решения по этому поводу? Мы вчера с ним как раз говорили о том, что моя лошадь – самая выносливая, и потому лучше всего дать вашему слуге именно ее.
Нет, какое свинство! Этот самоуверенный поручик не только ничего мне не сказал, но даже и посмеялся надо мной! Он видел, что мне неловко от собственного неблаговидного поступка, что я переживаю, и сказал хоть что-нибудь, чтобы меня успокоить? Небось исподтишка наблюдал за моими мучениями и радовался!
Надо посмотреть: те старинные мушкеты, которые нашел в доме Кирилл, стреляют или нет?
Мне представилась возможность улизнуть от ответственности, и я ею пренебрегла.
– Но я могла бы сказать об этом вам лично. Как, например, о том, что вы можете воспользоваться моей каретой, если вам зачем-либо понадобится выехать из имения.
– Вы очень добры, Анна. И мужественны.
Почему вдруг он сказал мне об этом? Что я такого мужественного сделала? Как раз в последнем я сама очень даже сомневалась.
– Спасибо, Джим. Я очень рада, что среди мужчин имею такого друга, как вы!
Теперь настала его очередь смутиться, а я воспользовалась заминкой в нашем разговоре и пошла прочь с легким поклоном.
Едва выйдя на крыльцо, я увидела, что исправник Мамонов в сопровождении поручика Зимина направляется в мою сторону. Наверное, он осматривал тела убиенных женщин.
Я до сего времени так и не удосужилась сходить в ту самую клеть, которая использовалась теперь вместо склепа.
– Ваше сиятельство может уделить мне немного времени? – сказал Мамонов, подходя и глядя на меня снизу вверх.
– Пожалуйста. Вас устроит гостиная?
– Если можно, я бы попросил вас немного прогуляться со мной. Например, к вашему лабиринту, где была найдена покойная госпожа Уэлшмир.
Он подал мне руку, и я сошла к нему со ступеней.
– Думаю, разговор со мной мало что вам даст, – сказала я, невольно следуя цепочке следов, которая отчетливо виднелась на тонком, девственно чистом слое снега. И, поскольку Иван Георгиевич ничего не говорил, пробормотала сама: – Неужели кого-то еще потянуло в этот проклятый лабиринт? Что в нем может быть интересного?
6
Entrez – войдите (фр.).