Страница 45 из 53
До конца обеденного перерыва оставалось совсем немного времени, так что сестрам пришлось поторопиться с той едой, что они заказали.
Елена
Вечером я поехала к Гале, предварительно забрав сына из садика. Ее Сережа почти одновременно с нами пришел с работы, и мы вместе поужинали.
Сели за стол вчетвером — Рагозин-младший очень любил есть со взрослыми. Во-первых, к нему тогда не приставали, как есть и сколько, как держать ложку, а порой, если он просил, с удовольствием кормили. Толя до сих пор тосковал по тому времени, когда его кормили с ложечки.
Надо сказать, я не сразу сообразила, что оказываю ему дурную услугу. Хочет сын, чтобы его кормили с ложечки, вот я и кормила.
А после того, как первый раз отвела в садик, спохватилась.
— Ваш сын все время последним встает из-за стола, — рассказывала мне воспитательница. — Когда я спросила его, в чем дело, почему он не ест, Толя попросил: «Тетя, покормите меня!» У нас такого еще не было! Ребенку три года. Посмотрите, насколько самостоятельны другие дети!
Вот и пришлось нам спешно учиться.
Пока мы разговаривали с Галей, Сережа стал показывать Тошке свои инструменты. У мальчонки разгорелись глаза: мы никогда не позволяли ему брать в руки ни молоток, ни плоскогубцы, а Сережа сразу стал объяснять ему, как нужно держать инструмент, чтобы не пораниться. Как взрослому!
Вообще-то он прав, так ребенка и надо воспитывать. Не отмахиваться от него, а объяснять. Я скосила глаз на них, сидящих на ковре головой к голове.
— Вот видишь, не так возьмешь за ручку, и можно прищемить палец. Будет больно.
«Ой!» — услышала я тихий возглас сына. Я заволновалась. Может, не нужны такие вот примеры? Но сын не плакал, не ныл, значит, не больно. Но видимо, понятно.
Наверное, будь у меня такой муж, я со спокойной душой оставляла бы на него своих детей. Только бы и Галочка это понимала. Только бы не сбил ее с пути истинного подлый Бондарчук!
— Ничего, если я Толика у вас сегодня оставлю? — спросила я нарочно для него.
— Конечно, пусть остается, — сразу же откликнулся Сережа. — Мы, между прочим, с ним давно знакомы, правда же, Толя? Вместе на карусели катались.
— Правда, — солидно отозвался мой сын. — Там еще Настя была. Она на себя мороженое уронила.
— Ябеда! — фыркнула я.
— Ничего не ябеда, — сразу же вступилась за племянника Галя. — Он ведь не ее родителям рассказывает, а нам. Он шутит.
— Я шучу, — согласился Тошка.
Хотя я все еще носила черное в память о муже, невольно постаралась приодеться. Между прочим, перед тем как ехать за сыном в садик, я надела туфли на высоких каблуках и серьги висячие, серебряные, с бирюзой, я их в свое время в антикварном магазине присмотрела.
Ну и макияж нанесла. Легкий. Немного туши на ресницы, и губы помадой тронула.
Галя взглянула на меня, но ничего не сказала. Только почему-то вздохнула. Что она подумала?
Но еще большее впечатление своим внешним видом я произвела на Юрия, даже сама не ожидала. Едва я появилась из ворот, как он вышел из машины и открыл передо мной дверцу, не сводя с меня восхищенного взгляда. Поцеловал руку, которую я ему вовсе не протягивала.
— Ты с каждым днем делаешься все красивее! Казалось бы, куда уж больше…
— Юра! — предостерегающе произнесла я.
— Молчу-молчу, хотя в первый раз вижу женщину, которой неприятны комплименты! Я дам тебе на подпись бумагу, а заодно и поедим, не возражаешь? Тут неподалеку я видел один уютный ресторанчик.
— Ты, похоже, знаешь все ресторанчики в городе.
— А почему бы нет? Раз уж принято деловые вопросы решать за едой, а вовсе не в кабинете. И не все люди любят грохот музыки и шум толпы. Нет, уютные ресторанчики придуманы как раз для тех, кто не слишком любит светиться. Таких, как, например, ты.
Уел! А почему бы мне захотеть светиться в его обществе?!
Юрий остановил машину у небольшого ресторанчика и подвел меня к самому дальнему от эстрады столику.
— Здесь нам никто не помешает. Предупреждаю, юридической силы составленная мной бумага не имеет. По закону. Но между нами, «металлистами», для управления базой ее вполне достаточно.
— Разве ты не мог поесть дома? — сварливо поинтересовалась я.
— Не мог. Скажу тебе по секрету, моя четвертая жена совершенно не умеет готовить. Как-то я попытался съесть то, что она приготовила, и чуть не заработал несварение желудка. Сказал ей, Амалия…
— Амалия? Ее так зовут?
— Именно, а чему ты удивляешься? У фотомоделей тоже бывают имена-псевдонимы. Амалия Гайворонская. Звучит?
— Звучит. А она, выходит, не захотела взять твою фамилию?
— Почему она? Это я не захотел. Слишком много Забалуевых! Говорю, зачем тебе быть такой, как все? Сыграл на ее самолюбии.
— А как ее зовут на самом деле?
Я и сама не знала, чего вдруг засыпаю его вопросами о жене. Так ли уж это важно, как на самом деле зовут бедную женщину?
— Артемия, — сказал он и захохотал. — Вчера просматривал справочник женских имен. То-то поудивлялся. А зовут ее Дуня.
— Серьезно, что ли?.. — Но, посмотрев на его ухмыляющееся лицо, я поняла: прикалывается. — Не хочешь говорить, не говори, это я так, в разговор влиться.
— Понятно, говорить во время нашего интимного ужина о моей жене — самый беспроигрышный ход!
— Чего ради он интимный? — тут же разозлилась я. — Давай свою бумагу, есть я не хочу!
— Ты права, есть тебе не стоит, — неожиданно согласился он, — а то вон как растолстела. Но я-то не толстый, и свои дела на голодный желудок не решаю, ты уж не обессудь!
Вообще-то за месяц я похудела на три килограмма. И Шурик утверждала, что я уже хожу гремлю костями.
Но тут я с запозданием сообразила, что Забалуев меня нарочно заводит, ждет, что я разозлюсь и назло ему начну есть. Что я, впрочем, и сделала, несмотря на то что у сестры неплохо поела. От волнения, что ли?
— Знаешь, — немного погодя сказал он, одобрительно поглядывая, как я уплетаю тушеное мясо, — я купил себе небольшую квартирку.
— Небольшую, в смысле, однокомнатную? — слегка удивилась я.
— Почему однокомнатную? Квартира трехкомнатная.
— А зачем она тебе? Для встреч с агентами?
— Шутишь, — не обиделся он. — Я думал, мало ли…
— Поздравляю. — Я не стала изображать ни заинтересованного вида, ни нарочито равнодушного. Так, порадовалась за товарища былых утех. — Это неплохо — иметь жилье, о котором никто не знает. Ты ведь никому не сказал?
— Только тебе, — осторожно проговорил он, размышляя, наверное, чего от меня ждать. — А что ты имела в виду, говоря «неплохо»?
— Когда тебе надоедят твои четыре жены и восемь любовниц, ты сможешь закрываться в ней и отдыхать душой.
— А ты бы не хотела отдыхать в ней вместе со мной?
— Не хотела бы, — категорически заявила я. — Мне некогда отдыхать, мне жить надо.
Сама не поняла, что в запале сказала, но я не стала углубляться и исправлять свои ошибки.
— А я, значит, только и делаю, что отдыхаю! — фыркнул Юрий.
— Как ты не можешь понять, что для меня все это…
— Игрушки! — услужливо подсказал он.
— Неприемлемо.
— Ох, Елена Прекрасная, знала бы ты, что мне все это…
— Передразниваешь?
— Вот ты могла бы сказать, чего от меня хочешь?
— Могла бы. Я все время забываю спросить: это ведь ты снимал для поминок кафе и ты поставил на могиле Жени памятник?
Он тщательно прожевал мясо, словно в этот момент для него не было важнее дела, и промокнул губы салфеткой.
— Неужели это так важно?
— Конечно! Ты и так много для меня сделал… В конце концов, разве ты обязан заботиться обо мне?
— Заботиться — это слишком громко сказано. Так, помог немного. Все-таки ты мой первый биограф…
Интересно, а почему я не сказала, что не хочу больше с ним видеться? То есть я начинала этот разговор, но отчего-то теперь мне казалось, что заводить его вновь глупо.