Сатиресса

Напэ уже третью ночь не приходила на свидание. Луна давно показалась над лесом, и черные тени тянулись от кипарисов и скал.

Аглавра долго сидела, словно приросшая к камню. В руках у нее была большая темная, серебром отделанная флейта. Сатиресса редко на ней играла и не любила показывать днем. Нимфы шепотом передавали друг другу, что флейту эту подарил Аглавре бог Пан, приходившийся ей тайным отцом. При взгляде на этот предмет трудно было подумать, чтобы над ним работали смертные руки: так чисто и ловко пригнаны были все украшения…

Вдали, в горах, ревели олени. Внизу, в реке, несколько раз слышался шум. Аглавра с нетерпением поворачивалась в ту сторону, но это или плескалась рыба, или куница старалась поймать сонных утят…

Сатиресса наконец встала и, опустив голову, тихо направилась в горы. По узкой тропинке взобралась она высоко-высоко и села на свое любимое место на серой скале, вся облитая лунным сиянием. Там сидела она, белая и неподвижная, как статуи богинь в далекой стране пирамид, прорезанной широкой священной рекой.

Светлая, полная луна привлекала к себе скорбные взоры Аглавры… Наконец она подняла флейту к устам, и чудная мелодия ровной волной понеслась над ущельями и вершинами скал. Стройные, полные нежности звуки, свиваясь, тянулись в небо, к ясному диску луны, плакали и просились в сердце холодной Селены… Но щит непорочной богини был несокрушим, и падали вниз скорбные жалобы серебряным жемчугом слез в необъятное, глубокое море…

И тщетно рыдали оттуда мелодичные томные звуки…

Возвращаясь с охоты, гуськом пробиралось по тропинке стадо кентавров. На мощных конских спинах своих несли они трупы убитых ланей, связки наломанных вблизи человеческого жилья кистей винограда, а мощный Коракс волок огромную тушу дикой свиньи. Его длинная черная борода была запачкана тиной, а на мозолистых, грубых руках запеклась коричнево-красная кровь.

Все кентавры были измучены долгой охотой и теперь мечтали о том, как, перевалив через горы, они пересекут, топча пышные травы, сонную равнину, вступят в растущий по ту сторону лес и к утру прибудут туда, где на полянах, вдоль берегов другой, светлой, реки их ждут нетерпеливые жены…

Рыжебородый Дорил первым услышал флейту Аглавры, и по знаку его остановилось все стадо.

— Осторожней ставьте копыта. Кажется, там, впереди, ночное собрание нимф и вас, товарищи, может быть, ждет награда за тяжесть долгих трудов!

Почти беззвучно скользили вперед четвероногие богатыри. Вот Дорил снова остановился и жестом мощной руки подозвал к себе чернобородого Коракса. Тот подошел, и густой шепот вождя проник в уши гиганта.

— Это не нимфы. Очи мои видят деву из рода сатиров, которая некогда обагрила копье кровью кентавра. Она же разбила камнем лицо Тимолеонта. Боги шлют нам возможность мести. Скажи остальным, чтобы четверо обошли эту вершину кругом и сначала крались, а потом, как только я вскрикну, кидались вперед… Старайтесь схватить ее невредимой, и тогда сладкая месть будет достойна нашего племени…

Пронзительный крик десятка глоток заставил вздрогнуть Аглавру. Она перестала играть и, оглянувшись, увидела кучу кентавров, со стуком и гиком летевшую к ней.

«Надо спасаться», — мелькнуло в уме дочери Пана. Она хорошо поняла, с какой целью мчались с разных сторон лесные разбойники, и тотчас кинулась вниз, к крутому спуску, и без тропинки запрыгала с камня на камень гораздо легче горной козы. Враги тоже помчались вниз, окружной дорогой, стараясь перехватить беглянку при выходе из ущелья, куда спускалась Аглавра.

Но часть кентавров рискнула и стала спускаться следом за ней, припадая крупом к скале и скользя копытами по гладкому камню…

Бедный Эвгенес сорвался и с диким криком пролетел мимо Аглавры, кувыркаясь через голову и ломая себе члены двойного, мощного тела… Треща по кустам, он чуть-чуть не задел сатирессы, которая слышала, как он загремел внизу о каменья.

Опередив врага, Аглавра спустилась в поросший лесом овраг и хотела укрыться в густой чаще орешника, но следом за ней уже стремились рыжебородый Дорил, загорелый мощный Сфенел и двое других четвероногих героев.

В ущелье было темно. Аглавра притаилась в кустах, сжимая в левой руке тяжелую флейту.

Кентавры не видели девы, но один из них скакал не разбирая дороги, прямо туда, где она скрылась.

Когда он приблизился на три шага, сердце Аглавры сжалось и сатиресса скользнула в сторону… Лунный свет упал сквозь листву на ее безупречные плечи, и зоркий глаз бурого Гилонома заметил беглянку.

С криком рванулся он к ней, но легконогая дева прыгнула в сторону и, очутясь на тропинке, помчалась между деревьями. Сзади слышались крики Дорила, Сфенела и Гилонома. Они ломали древесные ветви, трещали в кустах и с диким ревом мчались по сонному лесу. Пробужденные шумом, спасались от конских копыт робкие зайцы и кролики. Стройная лань долго скакала рядом с бегущей Аглаврой…

Но вот и лесная опушка. За ней видна равнина. Сатиресса совсем не хотела выбегать в поле, но за ней по пятам гнались два или три лучших четвероногих героя. Пришлось выскочить из леса… Колени Аглавры мокли в густой росистой траве. Она мчалась так быстро, что ветер свистал у нее мимо ушей, развевая над ними шелковистые светлые волосы… Топот кентавров, сначала не допускавших и мысли, что дева могла выбежать в поле, становился слышнее. С боков появились другие твердокопытные, косматые полубоги. При лунном свете они казались больше, а крик их был ужасен…

Сердце в груди сатирессы стучало какою-то резкою болью; она задыхалась, чувствуя, как кровь леденеет у нее в жилах, а глаза застилает красноватый туман… Перескочила через узкий ручей, с краев заросший кустами, и снова помчалась по полю. Вот внезапно из высокой травы перед нем выросла, преграждая путь, темная масса волосатого богатыря, Аглавра взмахнула черной тяжелой флейтой… Он застонал и шарахнулся в сторону, и сатиресса, с обломком в руках, промелькнула мимо метавшегося на мокрой траве с окровавленным лицом Ифиноя…

Сзади, а также с боков приближался бешеный топот…

— Теперь не уйдешь! — прохрипел кто-то злобно у нее за спиной…

Резкая боль в корнях волос у затылка… И сразу несколько рук схватило Аглавру.

Сатиресса рванулась, но мощный Дорил крепко держал ее за белокурые косы. Кто-то больно вцепился и ломал левую руку, правой овладел подлетевший Сфенел. Аглавра стала брыкаться, но тут на нее со всех сторон посыпались удары кулаков и копыт… Кто-то схватил ее за ноги — покрытое синяками и ссадинами тело беспомощно извивавшейся Аглавры было растянуто в воздухе…

С окровавленным, разбитым лицом, приплелся Ифиной и требовал мести.

Он первый хотел насладиться криками жертвы.

— Ифиной прав, — произнес Кораск, — держите ее крепче, товарищи, а ты не давай ей пощады!

— Артемида! — в ужасе прошептала Аглавра…

В ночной тишине из копошившейся кучи кентавров слышался грубый смех и раздирающие стоны.

Хотя и с трудом, Ифиной отомстил за себя; остальные — за погибшего Эвгенеса. Чернобородый Коракс был последним.

Когда он перестал мучить сатирессу, та уже не шевелилась и не кричала.

— Бросьте ее! — сказал он.

Четыре державших деву кентавра отпустили ее растянутые члены, и белокурая сатиресса тяжело упала на землю.

Рыжебородый Дорил толкнул копытом покрытое ссадинами тело Аглавры и знаком пригласил товарищей следовать за ним…

Запрокинув головы, они помчались через поля, туда, где небо начинало сереть. Длинные волосы кентавров развевались по воздуху. Ветер свистал в ушах, а черные пышные хвосты били по бедрам.

Кто-то захохотал, и подобный ржанию смех далеко пронесся по пустынной равнине.

Был вечер. Солнце садилось, и алый пожар его виднелся из-за горных вершин. Сплошная тень властно легла на равнину. Потемневший ручей слабо журчал среди молчаливых прибрежных кустов. В густой, сильно примятой траве, на взрытой копытами кентавров земле неподвижно лежала, раскинув члены, Аглавра.