На берегах Ярыни

Аниска невольно взглянула на своего спутника и рассмотрела, что, когда тот смеется, у него видны острые, тонкие, загнутые, совсем как змеиные зубы.

Ведьме стало страшно, и она задрожала.

— Поздно! Разглядывала бы раньше, — грубо сказал Змей и, отвернув лицо, повел Аниску к столам…

На деревянных и глиняных тарелках, блюдах и плошках там обильно были расставлены: толстыми кусками нарезанное сало, мелко накрошенное вареное и жареное мясо, колбаса, гуси, творог, простокваша, груды ломтей сероватого крошащегося, явно с какою-то подмесью хлеба, горы вареного картофеля и большое количество бутылей и кувшинов с напитками. Не было видно ни яиц, ни рыбы, ни солонок.

Около этих столов вертелись уже, похотливо облизываясь и потирая сморщенные жилистые руки, несколько старых ведьм и одна совсем молодая, почти еще девочка, с толстым животом, тонкой шеей и необыкновенно длинным разрезом глупо улыбавшегося рта. Похожие на мочалку волосы торчали нерасчесанными жесткими прядями. Девочка посылала себе в рот ломоть за ломтем со стоящих на краю стола блюд. Около нее сидел, пуская слюну, большой борзой кобель белого цвета.

— Это подменыш. Она должна скоро умереть, — пояснил Змей, заметя удивленный взгляд своей спутницы.

Оттуда, где стоял трон Черного Козла, долетел тонкий, поразительно острый звук серебряного колокольчика. Ведьмы сразу притихли и, сложив руки на животе, замерли с молитвенным видом. Сидевшая на плече у одной из них жаба сделала то же. Вблизи столов прошел толстый, седой, степенный и хмурый не то колдун, не то ведьмак в черной рясе и, быстро подойдя к идиотке-подменышу, ударил ее палкой. Та, глупо ухмыльнувшись, сказала старику какое-то паскудное слово и быстро скрылась под стол. Кобель, которому тоже попало, визгнул и, поджав хвост, последовал за идиоткой…

Среди наступившей тишины явственно долетали наиболее громкие слова проповеди Черного Козла, покрывавшие похожий на весеннее воркование лягушек восторженный шепот колдуний:

— …Вредите!.. Пусть голодают и ропщут… Не жалейте сил… Следите одна за другою… Таитесь от чужих… Воздам тайно… Мстите, мстите, мстите! — закончил наконец Хозяин празднества свою краткую, но сильную речь.

Заметив вдали розовое знакомое лицо и нескладную фигуру Степки, Аниска забеспокоилась, и, лишь когда та села, молодая ведьма заняла место за другим столом, как можно дальше от соперницы.

— Я не люблю ни падали, ни человечины, — обратилась она потихоньку ко Змею, — после них у меня всякий раз живот болит. Что бы тут мне съесть, чтоб потом худа не было?

— Ежели у тебя слабый живот, чего я раньше не замечал, — ответил тот, — трескай молочное. Лучше всего — творог или парное молоко. Можешь отведать и картошки; а из напитков пей одну водку.

— А откуда здесь такое красивое розовое сало? — спросила Аниска.

— Из разных мест. Есть и с кладбища, — тихо прошипел ей на ухо Змей.

Сам он без всякого опасения лопал и сало, и колбасу, и крошеное мясо с капустой, и хлеб, которые большими кусками исчезали в широкой пасти его с многочисленными острыми зубами.

"С кладбища?!. Оттуда же, значит, и шелковая юбка, которую ты мне принес, — подумала Аниска. — Выпить разве с горя?" — И она потянулась к большому графину мутно-зеленого толстого стекла.

Самогон там был хотя и плохо очищенный и даже не слишком крепкий, но в нем чувствовалась, кроме того, какая-то дурманящая голову примесь.

Змей усердно наливал ей чашку за чашкой.

Благодаря яркому свету костров Аниска могла рассмотреть эту маленькую чашку из тонкого фарфора, с отбитой ручкой и чуть заметной трещинкой внутри. Снаружи по зеленоватой глади вился затейливый темный узор.

— Откуда бы такая? Кажись, из господского дома? — спросила Аниска.

— Одна девчонка недавно на поклон Хозяину принесла, — ответил, по-видимому довольно осведомленный по хозяйственным вопросам, Огненный Змей.

Ведьма посмотрела вдоль длинными рядами стоящих столов. Среди явно преобладавших численностью бабьих ведьминских лиц здесь и там были видны ослиные, волчьи, собачьи и медвежьи морды, торопливо чавкавшие, порой без помощи рук, с пододвинутых поближе мисок и плошек. Лишь немногие из присутствующих пользовались вилками. Ножей нигде не было видно. Отчасти для того, чтобы гости, поссорясь, не перерезали вы друг друга, отчасти — чтобы нож случайно не скрестился с вилкой.

Мало-помалу опустели тарелки и блюда на покрытых грубыми домоткаными скатертями длинных столах. Кувшин и бутыли тоже были почти все осушены. Охмелевшая нечисть и пьяные бабы громко кричали, спорили, визжали и горланили песни. Некоторые сводили между собою старые счеты. Две ведьмы даже подрались из-за чьей-то давно подохшей коровы. Одна из этих баб закатила другой, голова которой была увенчана деревянным подойником, звонкую оплеуху.

Обиженная схватилась за ручку чуть не упавшего наземь подойника и ударила им врага по полулысой седой голове. Получившая удар успела схватить вилку и хотела ткнуть ею в шею противницу, но ошиблась и попала в плечо, на котором сидела большая серо-бурая жаба. Проколотая гадина стала пищать. Ушибленная подойником ведьма изрыгала громким голосом богохульскую брань, а обладательница жабы, тоже, по-видимому, тронутая вилкой, надела поспешно снова подойник и куда-то, визжа по-поросячьи, убежала. Растолкав собравшуюся толпу, взобралась на стол полуконская харя и, топоча копытовидными чоботами, с похожим на ржание смехом, стала плясать среди пустых стаканов и блюд.

Аниска допила свою чашечку и почувствовала, что совершенно пьяна. Ей показалось, что не то она подымается куда-то вверх, не то стол с остатками пира уходит под землю. Скамейка тоже куда-то мгновенно исчезла, и Аниска непременно вы упала, если бы под нею не очутилась случайно выбежавшая на четвереньках из-под опускавшегося стола идиотка-подменыш. Последняя, стараясь выкарабкаться и освободиться, укусила Аниску за ногу. Ведьма выпустила ее из-под себя и, шатаясь, пошла по неровной, точно волнующейся, земле…

На месте недавнего пира было теперь пустое, гладкое место, где молодые и старые колдуньи с одинаковым рвением собирались пуститься в пляс.

По знаку, данному Черным Козлом, вновь загремел громко бубен из кожа удавленника, запищали гнусливо в дудки из мертвых костей болотные бесенята, громко подражали трубному звуку не нашедшие себе загробного покоя опившиеся некогда музыканты.

Черный Козел открыл бал с той самой, как и предполагала Аниска, худощавой, по-господски причесанной белокурой ведьмой. Светлые, широко раскрытые глаза последней были совершенно неподвижны, как будто никого и ничего вокруг не видя. Следом за ними, с неимоверною легкостью, закружилась в одиночку, потрясая захваченною с собой метлой на длинной гнущейся палке, взлохмаченная старуха. Хлопая себя пятками по заду, запрыгала с визгом, тоже в одиночку, молодая рыжая ведьма. Крича и воя, завертелась вокруг них в хороводе, вперемешку с ведьмами, нечистая сила. Некоторые, в том числе и Аниска, прорвались внутрь бесовского круга и плясали попарно. Молодой ведьме казалось, что она летает по воздуху в сильных объятиях Змея… Кто-то, ушибленный ею, пытался отнять ее и, схватив за обе ноги, убежать, кто-то царапнул больно по заду. Аниска от кого-то отбрыкивалась, хохотала от щекотки и кричала что было мочи…

Наконец одетый в красный кунтуш кавалер вырвал свою подругу из толпы и посадил ее к себе на плечи. Сверху Аниске удалось на миг рассмотреть, что значительная часть танцевавших переплелась уже в самых разнообразных и неожиданных сочетаниях, частью на земле, частью продолжая двигаться и даже плясать. В этот миг Змей, исполнявший замысловатый, заставлявший дивиться его гибкости танец, обо что-то или о кого-то споткнулся, и Аниска опять свалилась вместе с ним в кучу нечистых, с воем и пыхтением барахтающихся в объятиях у ведьм. Она вновь почувствовала, что ее кусают, мнут, лижут и щиплют, дышат на нее сивухой и какими-то жуткими смрадными запахами, и это продолжалось до тех пор, пока вы рвавшийся от облепивших его колдуний Огненный Змей не поднялся на ноги и опять не отбил от толпы свою подругу. Схватив ее на руки, Змей побежал по направлению к куче камней, у которых стояли ведьмовские метлы. Толпа ведьм, разъяренных тем, что нечистый в красном кунтуше их избегает, с воем и угрозами гналась за ним с Аниской. Такой крупный и крепкий с виду самец, как Огненный Змей, представлял собою завидную приманку для обезумевших от похоти баб, которым уже надоели полусонные ласки оживленных мертвецов и разная мелкая лесная и болотная нечисть.