Страница 7 из 44
Сопоставляя названия домашних животных в самых различных индоевропейских языках, ученые пришли к выводу, что название «овца» во всех этих языках имеет общее происхождение. Так, латинское овис («овца») тождественно по происхождению санскритскому авис, литовскому авис, греческому оис, древнеанглийскому эово (откуда и современное английское наименование овцы еwe). Русское же слово овца — это уменьшительное наименование от того же корня. Точно так же родственны в индоевропейских языках названия свиньи, коровы, лошади, козы… Нетрудно сделать вывод о том, что все эти наименования домашних животных были даны еще в ту пору, когда общий индоевропейский праязык не распался на отдельные языковые ветви. Значит, индоевропейцы занимались скотоводством; они уже миновали стадию первобытных охотничьих племен, подобных бушменам или аборигенам Австралии, не знающим ни скотоводства, ни земледелия. О том, что древние индоевропейцы были знакомы с последним, говорит также «археология» языка, совпадение названий некоторых сельскохозяйственных процессов — «сеять», «молоть» и пр.
Но эти данные говорят прежде всего об уровне культуры. А сообщают ли они что-либо о местожительстве индоевропейцев?.. Пожалуй, да. В индоевропейских языках нет названий южных животных: слона, верблюда, горбатого индийского быка — зебу, буйвола. А ведь эти животные, живущие в жарком климате, были приручены с древнейших времен. Значит, родина индоевропейцев была не в жарких странах, они пасли не верблюдов или буйволов, а коров, овец, коз — животных умеренного климата. Но в этих языках есть сходные слова, обозначающие березу, бук, дуб, ясень, осину.
Значит, родина индоевропейцев находилась в умеренном климате. Но ведь его область простирается на огромную территорию Евразии! Например, береза растет и в Восточной Европе и в Южной Сибири (а это, по мнению болгарского академика Георгиева, единственное дерево, название которого можно уверенно считать общеиндоевропейским).
Не могут внести уточнения в «адрес» и общие наименования волка, медведя, мыши, так как эти животные обитают в различных уголках Евразийского материка.
«Археологические раскопки» языковедов велись и в другом направлении: изучались географические названия, которые, образно говоря, являются своеобразной историей народов, положенной на плоскость карты. Сопоставлялись «колыбели» отдельных ветвей индоевропейского древа, с тем чтобы восстановить, где же находился ствол, от которого они отделились. Изучались контакты отдельных языков и ветвей в надежде, что точки их соприкосновения помогут найти индоевропейский центр. Но до сих пор никому еще не удалось доказать, что родина индоевропейцев находилась там-то и там-то. Единодушного мнения среди современных ученых нет, как не было его и среди языковедов прошлого столетия.
Отсюда, правда, не следует делать вывод, что «раскопки» лингвистов не дали никакой пользы. В науке и отрицательный результат — это результат значимый, а не просто «ничего». В самом деле, по сравнению с учеными XIX века, мы продвинулись вперед и в поисках индоевропейской «колыбели», хотя и не можем назвать ее точный адрес. Например, мы можем уверенно утверждать: она не находилась в лесах Литвы, на берегах Балтийского моря, на острове Ирландия, на затонувших землях легендарной Атлантиды, в горах Центральной Азии, в Индии или на Кавказе.
Многие современные ученые полагают, что прародина индоевропейских языков была на Балканском полуострове и в бассейне реки Дунай. Другие помещают прародину в степи Северного Причерноморья, а третьи — в Малую Азию. Важнейший аргумент в пользу «малоазийского адреса» заключается в том, что в индоевропейском языке мы находим заимствования — очень и очень древние! — из языка древних семитов, относящегося к другой семье, к другому «древу языков». Например, индоевропейское слово астэр, означающее «звезда» («звезда» по-гречески будет остер, по-английски — стар, по-немецки — штерн, по-латински — стелла), происходит от семитского названия утренней звезды, Венеры, — аөтар.
Эту утреннюю звезду древние семиты считали богиней; у вавилонян она известна была под именем Иштар, у финикийцев — Астарта. Индоевропейское числительное сэптм означает 7. Отсюда латинское сэптэм, русское семь и другие (см. названия числительных в первой главе) также происходят из семитского названия семерки — шабъатум. Но чтобы заимствовать слова у семитов Передней Азии (предков вавилонян, финикийцев и т. п.), древние индоевропейцы должны были жить где-то по соседству.
Весьма вероятно, что прародина индоевропейцев в очень глубокой древности находилась в Малой Азии. Затем индоевропейские племена ушли отсюда на северо-запад, на Балканы и в бассейн Дуная, а часть из них, быть может, осталась на своей прежней родине. Ведь в Малой Азии мы находим древнейшие памятники на индоевропейском языке — хеттском, — и очень древние анатолийские языки (хеттский, лувийский и другие, ныне полностью вымершие). Возможно, что все индоевропейские племена ушли из Малой Азии, а хетты и другие «анатолийцы» — это просто пришельцы с Балкан, вернувшиеся на родину своих прапредков.
Если прародина индоевропейцев была в Малой Азии, то дальнейший их путь должен был лежать через Балканы. Отсюда скотоводческие племена индоевропейцев двинулись по Дунаю, в глубь Европы, и на восток, на территорию нынешней Украины, на Северный Кавказ и дальше, вплоть до Средней и даже Центральной Азии. Часть племен при этом могла оставаться на месте, часть — возвращаться с востока на запад. И спустя многие века после того, как часть индоевропейцев ушла в Индию и Иран, а часть — в Западную Европу, некоторые племена могли кочевать по просторам степей от Днестра до Каспийского или Аральского морей. Вероятно, именно этими последними кочевниками-индоевропейцами были скифы.
Проанализировав дошедшие до нас скифские слова и язык осетин, потомков скифов, профессор В. И. Абаев пришел к выводу, что именно скифы были тем народом, «который удержался на своей родине на юге России и продолжал много веков сохранять контакты с другими народами Средней и Восточной Европы, в том числе и с предками тохаров, обосновавшихся в начале новой эры в Центральной Азии». Иначе нельзя объяснить, каким образом оказались общие слова в осетинском и тохарском языках: ведь в историческое время между ними не было никаких контактов, а этих общих слов в других индоевропейских языках нет.
Верна ли эта гипотеза — покажет будущее. Но и сейчас ясно, что с древнейших времен по великой степи от Дуная до Алтая кочевали племена скифов и лишь в первые века новой эры они исчезли, сметенные движением кочевых народов, говоривших на иных наречиях.
Тюркское море
От Желтого моря до Черного моря
Историки древнего мира и средних веков образно называли Центральную Азию «Кратер народов». И действительно, на протяжении почти двух тысячелетий выходили отсюда многочисленные народы и словно море разливались по великой степи, протянувшейся от Желтого моря до Черного моря. Около трех тысяч лет назад сложилось кочевничество в суровых центральноазиатских степях. Телегу поставили на колеса, шалаш заменила войлочная юрта, были выведены новые породы лошадей, резвых, выносливых, неприхотливых. Первобытный родовой строй начинает сменяться строем классовым. Возникают первые государства кочевников. Еще до начала новой эры объединяются в могучую силу племена хунну, затем в Центральной Азии рождаются государства сяньбийцев, жуаньжуаней, тюркютов, уйгуров, кыргызов. Их владения охватывают не только родные степи. Кочевники овладевают Китаем и Средней Азией, территорией нынешнего Казахстана и Поволжьем, а затем становятся постоянной угрозой для Византии и молодых славянских государств, прежде всего для Киевской Руси.
Борьбе с «погаными» кочевниками отдают все силы киевские князья (а Святослав гибнет в битве с печенегами). Нашествие гуннов, потомков древних хунну, повергает в ужас Европу. «Их набег — удар молнии, — пишет о печенегах византийский историк XI века, — их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко — от быстроты бегства. Нападая, они всегда предупреждают молву, а отступая, не дают преследующим о них услышать. А главное — они опустошают чужую страну, а своей не имеют… Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто еще не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они считаются: число их бесчисленно».