Страница 157 из 184
После битвы на Чудском озере господа рыцари отлёживаются, как человек, жестоко избитый в драке. И вряд ли в ближайшие года два-три смогут подняться в прежнюю силу — набрать и выпестовать умелых бойцов ой как непросто. Стало быть, немецкой угрозы пока нет.
С другой стороны, русские никак не воспользовались плодами своей победы. Миндовг даже головой покрутил — будь он на месте Александра, не успокоился бы, пока не присовокупил владения Ордена к своим землям. Уже летом того года взял бы Нарову, потом новопостроенный немецкий город Раковор, а там и Колывань… Да и Миндовг охотно помог бы ему в этом благородном деле — скажем, Рига город очень нужный в хозяйстве. Утратив же Колывань и Ригу, паукам-крестоносцам оставалось бы на выбор два пути — либо сидеть и ждать в своих ещё уцелевших замках, когда их паучьи гнёзда выжгут огнём, либо самим запалить из и давать ходу за море, в родную неметчину… Нет, другими делами занялся князь Александр.
Миндовг разгладил ладонью карту. Как говорят русские, "на нет и суда нет". Он, князь Миндовг, тоже займётся другими делами. И поскольку в одиночку Орден ему не добить, следует смотреть в другую сторону. Неудача под Смоленском — случайность. Русские земли сейчас по сути пирог, нарезанный на куски различной величины. Какой кусок взять первым, чтобы не подавиться с непривычки?
…
Солнце садилось за сиреневые зубцы гор, бросая прощальные косые лучи на готовящуюся отойти ко сну землю. На землю опускался тихий летний вечер, и невольно казалось в такие минуты, что нет в мире никакого зла. Нет вражды, нет крови…
Нет предательства.
Князь Андрей Мстиславич стискивал пальцы так, что побелели суставы. Сидевший перед ним человечек был тих и незаметен, как моль. Он сидел, помаргивая белёсыми ресницами, и ждал.
— Значит, вот как… — князь Андрей заговорил наконец ровным деревянным голосом. — Что же, этого и следовало ожидать. Спасибо, Данило Романыч… Но ты сам видел письмо то?
— Самолично, как тебя, княже, — прошелестел человечек. — Знает он, похоже, где укрываешься ты.
Ещё бы не знает, подумал Андрей. Сам же и предоставил тайные убежища эти.
— Ладно, Горюн, — князь достал стопку крупных серебряных монет. — Езжай назад, нечего тебе тут светиться. Народу у меня не так и мало, каждому в голову не заглянешь. Узнают тебя, нехорошо может выйти.
Человечек протянул лапку, и серебро тихо и незаметно исчезло со стола. Князь даже сморгнул — как это ловко у него всякий раз выходит… Вот только было, а вот уже и нету…
— Не узнают, княже, — человечек бледно улыбнулся. — Меня никто никогда не узнаёт.
…
— … Ладно бы по течению ещё, а против совсем никуда дорога!
Вёсла вспарывали воду, форштевень с шумом рассекал волны, но ладьи, казалось, стояли на месте.
Мария стояла у борта ладьи и хмурилась. Дорога домой оказалась вовсе не такой скорой, как вниз по Волге. Ветер был слабый и не попутный — то западный, то северо-западный — и не давал кораблям развить настоящий ход. Здесь же, возле Девьих гор, ветер и вовсе стих, так что пришлось взяться за вёсла.
— Как думаешь, старче, обойдём мы эти самые горы к завтрему вечеру? — обернулась княгиня к кормщику.
— И-и, матушка! Так-то будем идти, четыре дня надо!
— Как тебе ещё, козёл сивобородый?! — откликнулся кто-то из кметей, сидевших на вёслах. — Гребём как медведи…
— А ты не шуми, парень, не шуми! — откликнулся кормщик. — Ваше дело руками работать, моё головой. Греби ходчей!
Мария улыбнулась. Забавляется старче. Лишних людей на судах нет, сплошь витязи да кмети дружины княжьей. Кому грести? Вот и гребут, как невольники на галере…
— Может, к берегу ближе? У берега течение слабее…
— Нельзя ближе. И так рядом почитай идём, стрелой достать можно!
— А и правда, госпожа моя, отошла бы ты от борта, — подошёл к Марии витязь. — Неровен час, найдётся полудурок…
— Может, мне кольчугу надеть? — засмеялась княгиня. — И шелом в придачу?
— А ты не смейся, матушка. Это в старину горы сии священными почитались, вроде как обиталищем волшебных дев. Оттого и прозвали их так. А нынче святости нигде нет, зато разбойники повсюду имеются…
Не договорив, витязь грудью бросился на Марию и сбил её с ног. Уже падая, она услышала, как с сухим коротким звуком впиваются в борт ладьи стрелы.
— Тати! А ну, к оружию!
Длинные узкие лодки уже выскакивали из прибрежных зарослей, хищно и стремительно. Разбойники прыгали в них на ходу, и было их много, очень много. Двести, если не с лишком…
— Стрели их!
Опытные воины быстро и без суеты занимали места, передавая по цепочке уже натянутые тяжёлые луки и тулы со стрелами. Все гребли, не снимая доспехов, несмотря на уже заметную жару, и это спасло сейчас немало жизней. Во всяком случае, никто от внезапного обстрела на первой ладье не пострадал.
Вероятно, разбойникам в последнее время здорово везло, и они утратили всякую осторожность — ничем иным, как безрассудной наглостью, нельзя было назвать нападение на караван судов, набитых опытными воинами. Впрочем, то, что воины опытные, с берега не видно… А может, наоборот — мало стало караванов купеческих, так что либо рисковать, либо лапу сосать. План татей был очевиден: захватить первую ладью, пользуясь численным перевесом, а там и других черёд. Но разбить суда поодиночке не получилось
На передней ладье сразу бросили вёсла, резко сбавив ход. Рой стрел обрушился на татей, сбив слаженную работы гребцов. Зато вторая ладья каравана, под водительством боярина Воислава, увеличила ход. Ещё чуть, и окованный позеленевшей медью нос с треском вломился в борт крайней лодки, буквально подмяв её под себя.
— А-а-а!!! Бе-е-ей!!!
Стрелы сыпались теперь дождём — стреляли и нападавшие, и обороняющиеся. Возможно, татям и удалось бы сберечь часть людей, поверни они сразу к берегу. Однако этого не произошло, и ещё спустя полминуты момент был упущен — третья ладья тоже вступила в бой, четвёртая же отсекала разбойничьи лодки от берега.
И тогда разбойный атаман сделал то, чего никто не ожидал — вместо того, чтобы бестолково метаться и гибнуть под стрелами, душегубы пошли на абордаж.
Ревущая толпа уже лезла через борта, размахивая кистенями, булавами, кинжалами, какими-то крючьями… Перед глазами Марии мелькнула перекошенная харя с раззявленым гнилозубым ртом, и тут же голова разбойника отлетела прочь, мощная струя крови окатила княгиню с головы до пят. Витязь с двумя мечами заслонил свою госпожу, отражая удары обезумевших татей.
Всё кончилось очень быстро. Вторая ладья с треском прошла по разбойничьим лодкам, с грохотом притёрлась борт в борт к первой. На палубу хлынуло подкрепление. Витязи и кмети прыгали через борт молча и страшно, с ходу рубя татей со спины. Ещё несколько секунд, и бой затих.
— Матушка моя! — боярин Воислав, бросив окровавленный по рукоять меч, кинулся к княгине. — Жива? Цела?
— И жива, и цела, Воислав Добрынич, — отряхивалась Мария.
— Да чтобы мне околеть… Не поедешь ты больше на первой ладье, госпожа моя, хоть что говори!
…
— … А-ха-ха! А вот не догонишь!
— А вот догоню!
Анна скалила белые зубки, ловко уворачиваясь от мужниных рук. Шансы были примерно равны — длинная юбка мешала, конечно, бежать, зато у Ростислава на поясе болтались длинный меч плюс кинжал. Ибо какой мужчина выйдет из дома без оружия?
— Ах-ха-ха!
Ростиславу удалось наконец поймать супругу и заключить в объятия. Анна закинула было лицо, готовясь принимать мужнины поцелуи, и вдруг глаза её расширились — женщина смотрела куда-то за спину мужа. Реакция Ростислава была мгновенной — резко развернувшись, он выхватил меч и встал в боевую стойку.
Незнакомец, стоявший в десяти шагах, успокаивающе поднял обе руки.
— Вложи меч свой в ножны, Ростислав Михайлович. Не со злом пришёл я к тебе, а для дельного разговора.
Незнакомец говорил по-русски чисто. На конце двуручной рукояти длинного меча скалил зубы череп, в глазницы которого были глубоко посажены рубины, отсвечивающие на солнце мрачным кровавым огнём.