Страница 148 из 184
Бату-хан молчал, катая желваки на скулах.
— Идите, мои славные подданные. Вопрос будет решён.
…
Капель стучала по крыльцу торопливо, вразнобой, как будто спешила куда-то. Князь Михаил поглядел на край свисающей над крыльцом резной кровли, обросшей сосульками, протянул руку и отломил одну. Длинная прозрачная морковка холодила руку, истекая слезами, точно предчувствуя свою скорую кончину. Неожиданно для себя самого Михаил лизнул сосульку, ощутив на губах уже давно позабытый вкус… Вкус детства.
На секунду защемило сердце — так вдруг захотелось вернуться в то далёкое, страшно далёкое время, когда лизание простой сосульки приносило радость… Да было ли всё это?
— Ну что, Михаил Всеволодович, банька готова! — из-за угла вывернулся боярин Фёдор Олексич. — Прислугу я отослал, и банщика тож. Поговорим-попаримся!
— А то! — встряхнулся Михаил. — Веди, Олексич! Банька сейчас самое-самое…
Знакомая банька в глубине заднего двора гостеприимно распахнула дверцу предбанника. Двое витязей охраны сели на лавочку чуть поодаль, так, чтобы держать под обзором весь двор. Никто не должен слышать разговора…
В глубине предбанника сидела фигура, лицо которой закрывал капюшон. Ярослав вздрогнул даже — до того вдруг ясным было ощущение, будто сидит за столом покойный князь Мстислав, замученный в Орде…
— Здравствуй, Михаил свет Всеволодович, — откинул капюшон человек.
— Здравствуй, Андрей Мстиславич.
Молодое, совсем ещё молодое лицо… И всё-таки не отпускало князя Ярослава, что за столом сидит покойник.
— Что слышно, Андрей Мстиславич? — боярин Фёдор тщательно запер за собой дверь, обернулся. — Или нет особых вестей на Низу? Поговаривают, неуютно нынче там?
— И ещё неуютней станет, — жёстко усмехнулся князь Андрей.
Михаил тоже усмехнулся. Да, это было правдой. Малочисленные, но вёрткие отряды князя Андрея установили на припорожских и запорожских землях такой террор, что переданные во владение монгольским нойонам и рядовым нукерам земли приносили своим новым хозяевам одни убытки. Простые табунщики менялись в лице, услышав имя «коназа-волчонка», и всё чаще звучало слово "летучая смерть". После Андрея Мстиславича живых не оставалось, конские табуны уходили в никуда, как будто в воду. Прочий же скот, коров и баранов, резали, бросая вспоротые туши на радость воронью.
Поначалу гордые монгольские нойоны пытались решить проблему своими силами. Попытки выловить "наглого мальчишку" предпринимались неоднократно, но все они закончились ничем, если не хуже. Мелкие отряды ускользали от погони, а затем, собравшись в кулак, встречали в степи загонщиков, нападая внезапно и страшно. Молодой князь никогда не вступал в открытый бой, не имея тройного численного перевеса, поэтому потери партизан оказывались незначительными, погоня же обычно гибла до последнего человека.
— А вот у меня есть для тебя вести, Андрей, — Михаил налил пива в две кружки, одну протянул гостю. — Нехорошие вести, прямо скажем. Надоели татарам твои похождения. Из Сарай-Бату на днях выходит на тебя тумен Бурундая. Того самого.
Князь Андрей отпил пива, не изменившись в лице. Да, не такое было у него лицо в тот раз, подумал Михаил. Оставалось тогда в нё м ещё что-то детское, живое, что ли. Сейчас же лицо обветрело, стало узким, как топор. И глаза, глаза… Михаил вновь внутренне содрогнулся. Не бывает у живых таких глаз. Настоящий лик смерти.
— Да, это будет трудно, — Андрей вновь отпил пива. — Это будет по-настоящему трудно.
— Что делать думаешь? — боярин Фёдор отпил пива прямо из кувшина. — Запорожье, это тебе не древлянские леса. Выловят вас.
Помолчали.
— Уходить тебе надобно, княже, — вновь заговорил Фёдор. — Пересидеть в землях галицких…
— Нельзя сейчас, Фёдор Олексич, — Андрей глядел в стену немигающим взглядом. — Травень на носу, надобно разогнать табуны поганых. Дабы укрепились они в мысли, что не стоит и соваться в земли русские.
Снова помолчали.
— Ты вот что, Михаил Всеволодович… — Андрей откусил кусок пирога с соминой, медленно зажевал. — Ты передал бы мне ладей пяток. Не шибко больших, так, вёсел на двадцать.
Михаил внимательно поглядел на молодого князя.
— Вот с этого места подробнее, Андрей Мстиславич.
Князь Андрей усмехнулся.
— Есть одна задумка. Надо ли тебе? То ж моя забота…
— И всё-таки, — не согласился Михаил. — Должен быть уверен я, что не самоубийце помогаю.
— Кто сейчас в чём может быть уверен? — Андрей улыбнулся одним уголком рта. — Ну хорошо. План таков: одна часть людей моих с шумом уводит погоню на северо-запад, в лесные края.
— Догонят…
— Не догонят, коли каждый всадник с двумя заводными конями будет. Вторая же часть затаится по балкам, и как отойдёт погоня подалее, за дело примется.
— Ты Бурундая за дурака не держи. Оставит он засадный отряд. И при чём тут ладьи?
Андрей усмехнулся.
— Ясное дело, не дурак он. И отряд засадный оставит беспременно. Вот для того и ладьи, Михаил Всеволодович.
Андрей взял корочку, обмакнул её в пиво и принялся рисовать на столе.
— Вот тут вот Днепр. Вот это Буг. Вот это Днестр, в низовьях он широкий да глубокий, ладья хоть самая большая легко пройдёт, особенно по весне. Переправить суда через пороги, и айда. Как варяги — налететь с воды, коней взять… А в случае чего водой и уйти. Этим займётся третья часть воев моих.
Князь Михаил и боярин Фёдор переглянулись. План был хорош. Против двух отрядов, действующих быстро и слаженно, монголам будет очень трудно работать. Степняки до сих пор не умели обороняться от ударов с воды.
— А коней я ныне в галицкую землю не погоню, — Андрей стёр рисунок со стола и проглотил смоченную в пиве корочку, зажевал. — Погоню через Валахию. Вот и там ещё ладьи пригодятся, на переправах поганых в случае чего…
— Вот что, Андрей Мстиславич, — князь Михаил поставил кружку на стол. — Сделаем так. Как лёд под Черниговом сойдёт — а это дело считанных дней — так отправлю я ладьи с хлебом да овсом к порогам. Татарам хлеб надобен, ну а мне серебро, — усмехнулся Михаил, — отчего не помочь друг другу? Торговля дело обоюдовыгодное. Ну вот… Ладьи те твои, коли сумеешь взять на берегу. Место тебе укажут.
— Как звать того поганого?
— Тюрюубэн имя его.
— Живым оставить?
— Не нужно. На другой раз другой найдётся, уж этих-то на наш век хватит.
— Людей твоих?
Михаил молал долго, очень долго.
— Как получится. На берегу оставь.
Все трое снова замолчали. А что говорить? "Как получится"… Получится скверно. В колодки и в Кафу, генуэзцам на продажу…
— Может, шесть отправить ладей-то? — осторожно спросил Фёдор. — На одной народ назад вернётся…
— От тебя не ожидал, Фёдор, — усмехнулся князь Михаил. — Ровно маленький, честное слово.
Боярин сник. Всё верно — если сделать так, вся затея станет белыми нитками шита. И доказывать, почитай, ничего не надо.
— Червей развелось у меня, Андрей Мстиславич, — Михаил откинулся к стене. — Один или даже двое в караван беспременно затешутся. Так что придётся выбирать татарам — либо раскрыть людей своих, каким-то чудом сюда возвратив, либо в Кафу… Токмо одно условие у меня. Серебро отдашь до гривны, за ладьи и груз. Мне дань платить. Всё остальное твоё.
Андрей встал.
— Храни тебя Христос, Михаил Всеволодович. И тебя, Фёдор Олексич.
…
— … Нет, ты посмотри, Воислав Добрынич, ты глянь — хозяин всей земли русской, Ярослав свет Всеволодович!
Мария бросила письмо на стол, сжала кулак. Боярин взял документ, вчитался.
— Это что же, теперь мы князю Ярославу дань свозить должны? Подданные мы его?
— Дань! Дань, это полбеды. Карать и миловать он нас будет, по своему усмотрению!
Мария нервно зашагала по комнате, ломая пальцы.
— Знаю я, каков милостив князь Ярослав. Ох и знаю! Ты-то понимаешь?..
Воислав положил документ на стол.