Император вынимает меч

Вооружение также решено было взять лишь легкое — для ближнего боя: клееный лук с малым горитом втринадесять стрел, мечи да кинжалы. Немногие воины переменяли мечи на топоры — изукрашенные чеканкой, с длинной, перехлестнутой перевязью рукоятью. Славное оружие в ближнем бою!

К вечеру длинная колонна всадников из двенадцати сот отборных воинов отправилась к Большому ручью…

Отряд Племени быстрых коней прибыл на место сбора последним. Все прочие уже были здесь. Без малого тьма крепких, отменно снаряженных бойцов, каждый из которых имел при себе лук, прямой обоюдоострый меч и небольшой круглый шит, закрепленный на локте левой руки так, чтобы не мешал ни стрелять, ни править конем, также небольшим, но выносливым.

Собравшиеся на небольшом взгорке вожди приветствовали Фамаюрса и его сына Проскорна. Те ответили взаимным приветствием, с особым почтением поздоровавшись с Капарном, могущественнейшим из могущественных. Затем принялись ждать, перебрасываясь, время от времени, короткими фразами.

Темнело. Где-то вдалеке появились едва различимые искорки очагов, обозначившие ближнее к границе скифское становище. Там были тишь и покой. Мужчины чинили оружие или конскую сбрую, женщины готовили ужин. Тишь и покой. Фамаюрсу стало не по себе, едва он подумал, что на смену тиши и покою должны скоро придти огонь и острая сталь. Он хорошо знал людей из того самого становища, и они знали его. Они никогда не враждовали, и вот теперь…

Фамаюрс поежился, хотя вечерняя промозглость не в силах была проникнуть под отороченный меховой опушкой доспех. Сидевший подле на вороном скакуне Проскорн слегка подтолкнул отца локтем. Его мучило нетерпение, он не понимал, чего все ждут. Фамаюрс ничего не сказал и лишь многозначительно прижал палец к губам. Ждали Саубарага, того, кто должен возглавить лаву и повести ее в стремительный ночной набег. Ждали…

Тот, кого ждали, появился, когда солнечный диск полностью скрылся за горизонтом. Он появился, словно ниоткуда, а, может и впрямь ниоткуда — с неба ли, из темноты, из напоенного предчувствием грозы воздуха. Громадный силуэт возник прямо перед стоящими в ряд вождями сарматов, черной глыбой рассекши розовеющую линию горизонта. Вороной гигант-конь, увенчанный столь же громадным, закованным в черные доспехи, всадником. Какое-то время тот не шевелился, потом медленно повернул голову, упрятанную в шлем со скрывающей обличье личиной, формою — волчья голова, поманил вождей могучей рукой и тронул коня, направляя его к ручью.

И дрогнула земля, вспугнутая копытами мириада лошадей. Взволновались, плеснутые на берег, неглубокие воды Большого ручья. Фыркая, кони черной массой вылезали на берег и стремительной язвой поглощали пологий склон. Горизонт вновь раздвоил громадный силуэт Саубарага. Вот Черный всадник медленно потянул из ножен меч и бросил своего скакуна прямо навстречу разгоравшимся в ночи очагам. Воины семи племен кинулись следом. Степь заполонили гул копыт и воинственные выкрики.

Атака была стремительной. Скифы, числом врагам уступавшие, да к тому же не ожидавшие нападения, почти не сопротивлялись. Немногие, самые удачливые на неоседланных лошадях ушли в ночную степь, растворившись в темноте. Прочие, суматошно выскакивавшие из землянок, падали под стрелами и ударами мечей. Сарматы полонили женщин и малых детей, беспощадно истребляя тех отроков, что в скором будущем могли взять в руки оружие, хватали скот, самые удачливые с ликующими воплями совали во вьючные мешки серебряные и золотые чаши, горсти монет, срывали с пленниц украшения, чтобы бросить все это потом к ногам победоносных вождей…

Ночь еще не прошла, когда конская лава повернула назад, к своим становищам, спеша навстречу вот-вот должному пробудиться солнцу. Всадники уходили, отягченные богатой добычей. Они уходили, с тревогой поглядывая назад, словно оттуда могла показаться погоня. Они уходили, потеряв совсем немногих, всего по несколько бойцов от каждого племени. Они уходили…

А когда на землю сошли первые лучи, Саубараг исчез. Перед тем он простился с воинами семи племен, сказав на прощанье:

— Мы ушли, но мы непременно вернемся. Мы вернемся, и вновь будет литься кровь, ибо лишь на этой крови возвышается основание мира. Мы вернемся, ибо мы самые сильные, а сильный должен властвовать над миром. Наступит время, мы исчезнем, а потом вернемся. И так будет всегда — вечен круг бытия!

Слова Черного всадника были темны, и никто из вождей не понял их, да, похоже, Саубараг и не рассчитывал на то, что будет понят. Он просто сказал, возвестив некую, запредельную покуда истину. Он сказал и исчез, растворившись в воздухе вместе с конем. Он исчез с тем, чтобы вновь вернуться…

4.6

— Обрати-ка внимание на тот ручей. — Ганнибал протянул руку вперед, указывая брату на струящийся чуть правее подножия холма ручей ли, речушку, чьи берега утопали в густых зарослях тростника. — Как тебе это нравится?

— Недурное место для засады, — ответил Магон. Поморщился. — Только, клянусь всеми ваалами и астартами, порядком воняет!

Он был еще совсем молод, лет на пять моложе брата, то есть не достиг и того возраста, когда Ганнибал принял начало над иберским войском, но уже опытен и хитер. В коварстве или что лучше назвать воинской хитростью, Магон, пожалуй, превосходил старшего брата. Вот только имел слабость — побогохульствовать, выражая независимость суждений и положения, отчего нередко получал нагоняй от старшего брата. Но сейчас Ганнибал пропустил замечание про всех ваалов и астарт мимо ушей.

— Вот и займись этим. А вонь можно перенести!

Магон усмехнулся и погладил синеватую от проклюнувшейся щетины щеку. В отличие от брата, он брил бороду, находя в этом особое франтовство.

— Сколько людей мне взять?

— Немного, но самых отборных. Скольких отменных бойцов ты знаешь лично?

— Сотни две.

— Призови их к себе и прикажи каждому отобрать по девять человек, за храбрость которых они ручаются. Этого будет достаточно. Как, по-твоему, Карталон?

— Я не солдат, — ловко ускользнул от ответа хитрец Карталон. — И даже не генерал. Решать солдатам и генералам.

— Ты — дипломат! — засмеялся Ганнибал. — Ладно, скоро найдется и тебе работенка! — Пуниец похлопал по шее, успокаивая, заволновавшегося от его хохота жеребца. — Двадцати сотен вполне хватит.

Магон не стал спорить.

— Тебе видней. К тому же, здесь больше и не спрячешь.

— Да.

Ганнибал тронул коня, направляя его прочь — к видневшемуся вдалеке лагерю. Разговор этот имел место у реки Треббия, одного из истоков Пада. Сюда подошли после стычки под Тицином две армии: Ганнибала, увеличившаяся за счет наемников-галлов, и Сципиона, укрепленная посланными из Рима легионами Семпрония Лонга, товарища Сципиона по консульству.

После Тицина римляне и карфагеняне имели еще несколько стычек. Ганнибал напал на воинов, разрушавших мост, через который ночью отступила римская армия, и захватил их. Эта победа вызвала у Пунийца скорее досаду, чем удовлетворение. Вместо того чтобы раздавить два римских легиона, он был вынужден довольствоваться пленением полутысячи неприятелей.

Но успех на италийской земле привлек к Ганнибалу новых союзников. В его лагерь приходили все новые и новые галлы, заверявшие пунийского полководца в преданности ему и ненависти к Риму. Потом — больше. Галлы из армии Сципиона, остановившегося подле Плаценции, взбунтовавшись, ночью устроили в римском лагере резню, после чего переметнулись к Ганнибалу.

Сципион встревожился. Под Плаценцией проживало немало галлов, какие ненавидели поработивших им римлян. Потому он решил оставить город, на преданность обитателей которого не мог положиться, и отойти на более выгодную, как представлялось консулу, позицию за рекой Треббия. Римляне оставили лагерь ночью, опасаясь, что предупрежденный галлами Ганнибал может атаковать на переходе. Раненого Сципиона несли на носилках. Поспешный отход прикрывали всадники.

Консул молил богов, чтобы все произошло благополучно, и боги снизошли к этим мольбам. Ганнибал схватился римлян слишком поздно, хотя тут же бросил вдогонку нумидийских всадников. Легкие на ногу варвары могли настичь арьергард римского войска, но вместо этого нумидийцы принялись грабить брошенный лагерь. Момент был упущен, и Ганнибал во второй раз не воспользовался возможностью уничтожить армию Сципиона. Ему пришлось удовольствоваться захватом укрепленного городка Кластидий, который сдал Пунийцу начальник местного гарнизона. Отсыпав изменнику четыреста монет за предательство, Ганнибал получил взамен огромные запасы зерна, собранные римлянами для снабжения армии. Теперь карфагеняне могли не заботиться о продовольствии: и зерна, и мяса — галлы гнали к пунийцам быков — у них было в достатке.