Покрашенный дом

Паппи пошел вперед между двумя рядами хлопковых стеблей и вскоре почти исчез - видны оставались только его плечи и соломенная шляпа. Ладно, он все равно остановится, как только дойдет до воды, поступающей из речки. Если будет продолжать идти еще немного, значит, речка не нанесла нам того ущерба, которого мы опасались. Может, вода уже стекает назад, и, может быть, еще выглянет солнце. И нам удастся хоть что-то спасти.

Пройдя футов шестьдесят - расстояние от «горки» питчера до пластины «дома», - он остановился и посмотрел себе под ноги. Нам ничего там видно не было - ни землю, ни то, что на ней, но мы все поняли. Вода из речки все еще шла на нас.

– Вот куда она дошла, - сказал Паппи через плечо. - Здесь ее уже на два дюйма.

Поле заливало быстрее, чем предполагали мужчины. А при их вечно пессимистических прогнозах это было своего рода достижение.

– Такого в октябре никогда не случалось, - сказала Бабка, крутя в ладонях фартук.

Паппи все рассматривал движение воды возле собственных ног. Мы не сводили с него глаз. Начался восход солнца, но небо было в облаках - тени от них то набегали, то исчезали. Я услышал чей-то голос и оглянулся вправо. Там группой собрались мексиканцы - они смотрели на нас. Даже на похоронах люди не выглядят так мрачно.

Всем хотелось посмотреть, как прибывает вода. Я сам видел это вчера, но теперь мне хотелось посмотреть, как она просачивается через наши поля, понемногу подбираясь к дому, как гигантская змея, которую ничем не остановить. Отец тоже пошел вперед, пробираясь между двумя рядами стеблей. Остановился рядом с Паппи и упер руки в боки, приняв точно такую же позу, что и его родитель. Бабка с мамой подошли следом. Я тоже пошел, но не очень далеко, потом тронулись с места и мексиканцы. Мы веером разошлись по полю, высматривая, куда дошла вода. И все остановились, выстроившись в прямую линию и глядя на мутные воды, переливавшиеся через берега Сайлерз-Крик.

Я отломил кусок от стебля хлопчатника и воткнул его в землю перед наступающей водой. Не прошло и минуты, как он был полностью поглощен течением.

Мы медленно пошли назад. Отец и Паппи о чем-то говорили с Мигелем и остальными мексиканцами. Те уже были готовы уехать либо домой, либо на другую ферму, где еще можно было собирать хлопок. Кто стал бы их обвинять за это? Я торчал поблизости, достаточно близко, чтобы все слышать. Было решено, что Паппи пойдет с ними на «задние сорок», где почва немного повыше, и они попробуют немного пособирать. Хлопок был сырой, но если солнце пробьется сквозь тучи, они, может быть, соберут по сотне фунтов каждый.

А отец поедет в город, уже второй день подряд, чтобы узнать в кооперативе, не нужны ли услуги мексиканцев на какой-нибудь другой ферме. В северо-восточной части округа земли были намного лучше, поля более высоко расположенные, вдали от местных речушек и от Сент-Франсис-Ривер. Ходили также слухи, что возле Монетта не выпадало столько дождей, как у нас, в южном конце округа.

Я был в кухне, вместе с женщинами, когда отец объявил о новых планах на сегодняшний день.

– Хлопок весь вымок, - с неодобрением заметила Бабка. - Они и по пятьдесят фунтов не соберут. Все это пустая трата времени.

Паппи все еще был на улице и не слышал ее комментария. А отец слышал, но был не в том настроении, чтобы спорить с матерью. «Попробуем устроить их на другую ферму», - сказал он.

– А мне можно в город? - спросил я у родителей. Мне очень хотелось уехать, потому что альтернативой мог стать вынужденный выход с мексиканцами на «задние сорок», где нужно будет таскать за собой по воде и грязи мокрый мешок и пытаться собрать хоть сколько-нибудь мокрого хлопка.

Мама улыбнулась и ответила: «Да, нам же нужно купить краски».

Бабка снова посмотрела на нас неодобрительно. Зачем надо тратить деньги на покраску дома, когда их и так не хватает, когда мы с тому же теряем очередной урожай? Дом, однако, был выкрашен примерно наполовину - бьющий в глаза контраст между новыми белыми и старыми буро-коричневыми стенами. Работу все равно нужно было закончить.

Даже отец не очень одобрительно относился к мысли об этих дополнительных расходах, однако сказал мне: «Можешь поехать».

– А я дома останусь, - сказала мама. - Надо немного окры собрать.

Еще одна поездка в город! Я был просто счастлив. Не надо собирать хлопок, ничего не надо делать, просто ехать по шоссе и мечтать о том, что по приезде в Блэк-Оук получишь конфету или мороженое. Только надо было соблюдать осторожность и не очень выказывать свою радость, поскольку из всех Чандлеров счастлив был я один.

Когда мы остановились возле моста, то сразу увидели, что Сент-Франсис вот-вот выйдет из берегов.

– Думаешь, еще можно переправляться? - спросил я у отца.

– Надеюсь, - ответил он, включая первую передачу, и мы поползли над рекой, боясь даже взглянуть вниз. Под весом нашего грузовичка и напором воды мост задрожал, особенно когда мы добрались до его середины. Мы прибавили скорость и скоро были уже на другом берегу. Здесь мы одновременно перевели дыхание.

Если мост снесет, это будет настоящая беда. Мы окажемся в полной изоляции. Вокруг нашего дома будет сплошная вода, нам некуда будет податься. Даже Летчеры будут в более выгодном положении - они ведь живут по ту сторону моста, на том же берегу, где расположен Блэк-Оук и вся остальная цивилизация.

Проезжая мимо, мы осмотрели земли Летчеров. «Их дом уже заливает», - заметил отец, хотя так далеко мы видеть не могли. Но урожай у них точно погиб.

Ближе к городу на полях были видны мексиканцы, хотя и не так много, как раньше. Мы остановили пикап возле кооператива и вошли внутрь. В задней части комнаты сидели несколько мрачных фермеров - пили кофе и обсуждали свои проблемы. Отец дал мне пять центов на кока-колу, а сам присоединился к беседующим.

– Вы еще собираете? - спросил его один из них.

– Понемногу.

– А как речка?

– Разлилась вчера ночью. До рассвета залила больше чем полмили. Нижние сорок пропали.

Все минутным молчанием выразили свое сочувствие при столь трагическом известии; все смотрели в пол и явно жалели нас. Я теперь еще сильнее ненавидел фермерское дело.

– Река вроде бы еще держится, - заметил еще один.

– От нас до нее далеко, - ответил отец. - Но надолго ее не хватит.

Все закивали в ответ, как бы разделяя его мнение.

– У кого еще реки вышли из берегов? - спросил отец.

– Я слыхал, у Триплетов залило двадцать акров, вроде бы Дир-Крик разлилась, но сам не видел, - сообщил один из фермеров.

– Все речки выходят из берегов, вода идет на поля, - добавил другой. - И в Сент-Франсис поступает слишком много воды…

Опять воцарилось молчание - все обдумывали положение с речками и усилившимся напором воды.

– Кому-нибудь нужны мексиканцы? - спросил в конце концов отец. - У меня их девять человек, и им нечего делать. Они уже готовы домой возвращаться.

– А про десятого какие слухи?

– Никаких. Уехал, и ладно. И вообще не до него теперь.

– Ригс знает нескольких фермеров на севере, за Блайтвиллом, они могут взять мексиканцев.

– А где Ригс?

– Скоро вернется.

Люди с гор уезжали теперь целыми группами, так что разговор перескочил на них и на мексиканцев. Исход рабочей силы стал еще одним свидетельством того, что урожай погиб. Мрачное настроение в задней части правления кооператива стало еще более подавленным, так что я вышел оттуда и направился к Перл в надежде выклянчить у нее рулет.

Но лавка Попа и Перл оказалась закрытой - такое на моей памяти было впервые. Надпись на двери гласила, что они открыты с девяти до шести с понедельника по пятницу и с девяти до девяти по субботам. В воскресенье они не работали - ну, это и так понятно. Мистер Спарки Диллон, механик из «Тексако», подошел ко мне сзади и сообщил: «До девяти не откроется».

– А сколько сейчас? - спросил я.