Двери

Я запаниковала.

Надо уехать — хотя бы на время.

Понять, разобраться.

А он открывал и открывал передо мной новые двери. И уже не просил — просто смотрел на меня, как будто запоминал. Как будто прощался.

Словно я умирала — день за днем.

Это очень раздражало: ведь между нами же всего сутки на поезде, я буду приезжать…

Он качнул головой.

— Ты не приедешь.

— Не приеду, если ты так хочешь! — взвилась я.

В последний вечер он сидел на ступенях магазинчика. Ждал меня.

— Ну что? — неловко сказала я под его молчаливым взглядом. — Прогуляемся напоследок?

Дима опустил глаза и поднялся. Сказал негромко — привычное:

— Выбирай.

— Вот эта.

Дима наклонил голову, словно прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Мне казалось, или он открывал двери все с большим и большим трудом?

Оглянулся через плечо.

— Твой выбор, Настя.

И дернул ручку. Я вышла на свет и ошеломленно застыла. Свет был серый. Серый, тусклый. Ог-ромный пустой двор. Не пустой — заваленный мусором, битыми кирпичами, обвалившимися плитами. Дом все еще стоял, но крепость уже пала: темные провалы окон, серые плиты сорваны, под ними — бесстыдно обнаженные черные кирпичи — как уродливый шрам на лице от ожога. Дом сдался, потеряв свою сердцевину.

Я резко обернулась

— Что это?! Что случилось?

Дима неподвижно стоял в дверях единственной уцелевшей стены; с неба падал то ли серый снег, то ли пепел, припорашивал волосы сединой. Глаза его тоже казались серыми. Как будто вылиняли.

— Ты выбрала дверь, — сказал он негромко.

— Я ошиблась!

Я вбежала обратно, потянула за собой Диму: тот нехотя, тяжело поддался, точно не хотел уходить из разрушенного двора.

— Открой вот эту!

Тусклое низкое небо, море бьет, подмывает набережную — бетон под ногами сотрясается и дрожит от мощных гневных ударов. Проржавевшие перила прогнуты и висят, поваленный фонарь макушкой-плафоном зарылся в песок пляжа. Впрочем, и пляжа-то считай нет — его проглотило море…

— Я ошиблась! — прокричала я сквозь рокот, Дима молча кивнул и первым шагнул за порог ржавой, повисшей на одной петле двери.

Я была беспощадна. Я заставляла открывать его все новые и новые двери — и те, где мы с ним бы-ли вместе, и те, за которыми я побывать не успела.

Везде было одно и то же. Серость. Разрушение. Глухие промышленные стены без окон. Старые ба-раки. Заросшие крапивой остовы домов.

Наш город умирал.

Я не замечала, каких усилий все это стоило Диме — пока не потребовала открыть двери, ведущие на второй этаж.

Дима прислонился к стене и качнул головой.

— Нет. Все. Я больше не могу…

— А я — могу! — крикнула я в его серое при тусклом свете лицо, рванула на себя перекрещенные дос-ки, створки дверей распахнулись вместе с ними. Я взлетела на второй этаж.

Под ногами скрипели осколки стекла, ныли старые, облезшие доски пола. Полуобрушившийся бал-кон. Затхлость. Пыль. Здесь никто не бывал уже очень давно.

Дима сидел на ступенях крыльца. Я спустилась к нему.

— И что, это — всё?

— Да. Всё. — Дима не повернул головы. — Магазин закрывается.

Он даже не обнял меня на прощание. Просто встал и ушел, растворился в сладко пахнущей южной ночи. Он не пришел провожать меня на вокзал, хотя знал, во сколько уходит мой поезд. А мы ехали на север и, вопреки всем законам природы, нас встречала осень. Серая. Холодная. Промозглая.

Через пару недель я позвонила знакомым, попросила найти тот дом и магазинчик, передать хозяину мой телефон и адрес электронки. Дом они нашли, но дверь оказалась приколочена к косякам, наглухо.

А магазин, по словам жильцов, не работает уже давным-давно…

Никто из старожилов не помнил такого холодного лета.

В июне желтели и падали листья.

В июле пошел снег.

Я люблю старые городские дома. Я все еще разговариваю с ними. Но часто щекочет сердце и па-мять воспоминание — о том, что я видела когда-то. Где-то. Скорее всего, во сне.

Дежавю называется…

А еще я сегодня увидела идущую по коридору офиса кошку. Кошка была обычной, городской, обыч-ного же пятнистого окраса. Независимо подняв хвост, она прошествовала вдоль стены и исчезла за неприметной дверью. Я ошарашила своего важного собеседника тем, что повернулась к нему спиной и устремилась вслед за кошкой.

Шаг. Еще шаг. Коснуться ручки, медленно повернуть…

Швабры.

Тряпки.

Ведра.

Кошка, недовольная тем, что обнаружили ее маленькое убежище, вопросительно мяукнула. Я при-крыла дверь и повернулась к прерванному на полуслове собеседнику, изобразив на лице улыбку. На-деюсь, ослепительную.

— Извините, так на чем мы остановились?

Но знаете, что?

Я теперь всегда буду открывать двери. Может быть, однажды, я выберу, найду ту, и увижу часы на тающей в ясном небе высокой башне, и зубец дома-крепости. Услышу шум моря.

И темноволосый мужчина вскинет голову и блеснет мне навстречу яркой улыбкой.

Надо только выбрать.