Партнер

Черт возьми, когда же просветлеет голова? Боль немного проясняла мысли. Одному Господу известно, что за дрянь ему впрыскивали три последних дня.

Он почти не помнил, как его поймали, – перед глазами стоял чудовищно густой туман, однако сейчас он начал подниматься. Кровь выносила из организма растворившиеся химические соединения, и Патрик стал вспоминать свои нечеловеческие вопли. Много ли он успел прокричать о деньгах?

Облокотившись на подоконник в пустой столовой, он дождался, пока Луис наполнит стакан соком. Примерно в километре от здания шумел океан. Рядом – бараки. Похоже, он на какой-то военной базе.

Да, Патрик был вынужден сказать им, что деньги существуют. Он помнил, как после признания мучения на мгновение прекратились. Потом, кажется, он потерял сознание – в чувство его привели брызги холодной воды. Он помнил, какой приятной была вода, однако сделать хотя бы глоток ему не дали, вновь начав колоть иглой.

Банки. Он чуть было не распрощался с жизнью, скрывая их названия. В то время как по телу бежал не знавший пощады ток, он вспоминал, как все это провернул – с момента похищения денег в Объединенном банке Уэльса на Багамах, через банк на Мальте и до Панамы, где уже никто не в силах был отыскать их.

Когда его схватили, он не знал, в каком именно месте находятся деньги. Они все еще существовали, со всеми процентами, как он наверняка сказал своим мучителям. Это помнилось – еще бы, ведь он твердо отдавал себе отчет: они знали о краже, знали, что деньги оказались в его распоряжении и что было невозможно потратить за четыре года девяносто миллионов долларов. Но теперь Патрик и в самом деле не представлял себе, где они.

Фельдшер протянул Патрику стакан содовой, и он поблагодарил:

– Обригадо.

“Спасибо” по-португальски. Почему он вдруг заговорил на этом языке?

Затем был провал в памяти. “Стоп!” – проорал кто-то невидимый из угла комнаты. Похоже, они решили, что ток Убил его.

Трудно было представить, сколько времени он провел без сознания. В какое-то мгновение Патрик проснулся в абсолютной темноте: капли пота, наркотик и безостановочный крик ослепили его. Или на глазах была повязка? Он вспомнил, как подумал, что ему завязали глаза, решив, по-видимому, применить что-нибудь новенькое, более действенное. Ампутацию, к примеру. Ведь он лежал там абсолютно обнаженный.

Еще один укол в руку, и сердце ускорило свой ритм, он вздрогнул. Вновь рядом Патрик увидел врача с его игрушечным шприцем. Значит, он опять обрел зрение. “Так у кого же сейчас деньги?” – спросил человек в белом халате.

Он сделал глоток содовой. Фельдшер возился чуть в стороне, улыбаясь. То, что происходило с Патриком, его совершенно не волновало. Внезапно Патрик ощутил, как подступила тошнота, а ведь он почти ничего не ел. Голова немного кружилась, однако он не хотел садиться, чтобы не застаивалась кровь – возможно, это поможет соображать. Взгляд его устремился к горизонту, туда, где едва виднелась рыбацкая лодка.

Требуя назвать банки, ему сделали еще несколько уколов. Патрик с отчаянием прокричал, что ему ничего не известно. Тогда к мошонке прицепили электроды, и ощущение боли поднялось на новый уровень. Затем опять провал в памяти.

Вспомнить последнюю стадию пытки никак не удавалось. Тело горело огнем. Сама смерть стояла где-то совсем рядом. Он звал Еву по имени, но вслух ли? Где она сейчас?

Выпустив из руки стакан с содовой, он протянул руку фельдшеру.

Дождавшись часа ночи, Стефано вышел из дома и, сев в машину жены, поехал по темной городской улице. Миновав на перекрестке фургон с двумя агентами ФБР, махнул им рукой и сбросил скорость, чтобы те смогли развернуться и последовать за ним. Когда он пересек Арлингтонский мост, за ним двигались уже две машины.

Почетный эскорт скользил по пустым вашингтонским улицам до самого Джорджтауна. Зная, куда едет, Стефано чувствовал себя увереннее. Он резко свернул с Кей-стрит направо, на Висконсин-авеню, и тут же повторил маневр, уйдя на Эм-стрит. В нарушение всех правил припарковав машину, полквартала прошагал до отеля “Холидэй инн”.

Пройдя вестибюль, Стефано поднялся в лифте на третий этаж, где в номере-люкс его дожидался Гай. На протяжении нескольких месяцев Гай впервые вернулся в Штаты и последние три дня почти не спал. Однако Стефано это совершенно не интересовало.

На небольшом столике рядом с портативным магнитофоном лежала стопка – шесть кассет, каждая с наклейкой.

– Соседние комнаты пусты, – развел руки Гай. – Можешь слушать хоть на полную громкость.

– Они омерзительны. Уж лучше я заберу их с собой.

– Гаже не бывает. Не думаю, что еще раз решусь на такое.

– Можешь считать себя свободным.

– Тем лучше. Буду нужен – найдешь меня в коридоре.

Гай вышел из номера. Стефано снял трубку телефона, перебрал пальцами кнопки, и буквально через минуту в дверь постучал Бенни Арициа. Мужчины заказали черный кофе и оставшуюся часть ночи провели слушая крики, которыми оглашал парагвайские джунгли Патрик Лэниган.

Бенни улыбался от удовольствия.

Глава 8

Сказать, что наступивший день был для газетчиков днем Патрика, значило не сказать почти ничего. Утренняя “Кост” на первых страницах не давала никаких иных сообщений.

“ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЭНИГАНА С ТОГО СВЕТА!” – кричал крупный заголовок, под которым шли по меньшей мере Шесть фотоснимков и четыре материала. История Патрика занимала основное место и в новостях Нового Орлеана, его родного города, газеты Джексона, Мобила, Мемфиса, Бирмингема, Батон-Ружа и Атланты тоже поместили на первых полосах фотографии Лэнигана.

Все утро два фургона телевизионщиков простояли у дома его матери в Гретне, пригороде Нового Орлеана. Пожилая дама мало что могла рассказать, кроме того, она находилась под охраной двух живших по соседству бдительных старушек, расхаживавших перед входной дверью и свирепо посматривавших на слетевшихся, как хищники, журналистов.

Прессу, устроившую засаду неподалеку от дома Труди в Пойнт-Клире, взял на себя Лэнс, усевшийся под тентом с охотничьим ружьем в руках. На нем были обтягивающая черная майка, черные башмаки и брюки, в которых он походил на наемника. В ответ на выкрикиваемые с почтительного расстояния банальные вопросы он только молча усмехался.

Труди вместе с шестилетней Эшли Николь, которую не пустили в школу, пряталась в доме.

Репортеры бросились в центр города к юридической фирме, однако двое спешно нанятых плечистых охранников не подпустили их ко входу.

Журналисты кружили возле офиса шерифа, у здания, где находился рабочий кабинет Каттера, повсюду, где можно было рассчитывать пронюхать хоть что-то. Вовремя успев к дому, в котором размещалась администрация судебного округа, писаки успели заметить, как одетый в строгий серый костюм Витрано вручил клерку документ, позже описанный им самим как иск фирмы Патрику С. Лэнигану. Фирма хотела вернуть свои деньги, и Витрано выразил полную готовность обсуждать этот вопрос с журналистами до тех пор, пока это будет их интересовать.

Утро обещало быть весьма напряженным. Адвокат Труди проговорился, что около десяти часов он направится в Мобил для подачи заявления о разводе. Справился с поставленной перед ним задачей он великолепно. Несмотря на то что за свою жизнь ему пришлось оформить более тысячи разводов, сейчас он впервые делал это под объективами телекамер и неохотно дал согласие ответить на кое-какие вопросы репортеров. Требование развода основывалось на простом факте: муж бросил жену с ребенком; в заявлении приводились и другие его грехи. На ступенях здания суда адвокат охотно позировал перед объективами.

Довольно быстро распространился слух и о вчерашнем иске, том самом, в котором “Нозерн кейс мьючуэл” требовала от Труди Лэниган возврата двух с половиной миллионов долларов. Журналисты в поисках каких-либо деталей пролистали судебную папку, не забыв при этом проконсультироваться с ведущими дело адвокатами. Небольшая утечка здесь, лишнее слово там – и очень скоро газетчики узнали о том, что Труди без одобрения судейского чиновника не имела права выписывать чеки.